– Такси придет через два часа. – Андре не слушал меня, он только отдавал приказы. Я хотела что-то ответить, но связь оборвалась, и я осталась стоять посреди кабинета, растерянно хлопая глазами. Третий следователь (или кто он там был) встал и вышел из комнаты. Прыщавый Жак, кажется, не обращал на меня больше никакого внимания, а Трену, напротив, смотрел с интересом.
– Русский язык звучит довольно интересно.
– Считаете? – спросила я, хмурясь.
– Похож на немецкий. Грубоват, на мой вкус. Но необычен. Вы бывали в Берлине?
– Нет. Я могу идти?
– Гхм, вы уже уходите? – спросил он, и вопрос прозвучал до невозможности нелепо. Словно я и вправду была в гостях.
– Мне пора. Дела.
– Туристические, конечно, – уточнил он.
– Конечно! – улыбнулась я до приторности сладко.
– Последний вопрос, – окликнул меня Трену, когда я уже подошла к выходу. – Этот звонок.
– Да? – я обернулась, надеясь, что стук сердца меня не выдаст.
– Это не он звонил?
– Кто – он?
– Как кто? – изумленно посмотрел на меня комиссар. – Не месье Сережа?
– Ох, нет. Не он, конечно, – покачала я головой.
– Значит, другой? У вас много приятелей в Париже, да, мадемуазель Даша?
– Это же не преследуется законом? – пожала я плечами и покинула кабинет, пока наш диалог не вышел на новый виток спирали и не зашла речь о том, какие именно русские приятели звонят мне в Париже, приглашая на обед. Впрочем, откуда этот комиссар Трену может узнать об этом? Вряд ли он знаком в Париже с кем-то, кто говорил бы по-русски.
* * *
Я вернулась домой, закрыла за собой тяжелую, старинную дверь подъезда, забежала в лифт и нажала на кнопку последнего этажа. Только теперь я заметила, как дрожат мои пальцы и побледнело лицо – словно в зеркале лифта я увидела собственное привидение.
Я ждала, когда меня накроет отложенная на время истерика. Так было однажды в Москве. Я пробегала по улице Лескова мимо двух мамаш, которые трепались на тротуаре. Одна из них стояла с коляской. Ребенок ее собеседницы отирался рядом, то цепляясь за материнские джинсы, то отбегая на опасное расстояние. Вдруг он резко сменил направление и выскочил к проезжей части так неожиданно, что я даже не успела крикнуть. Я действовала совершенно хладнокровно, когда бросилась следом за малышом и поймала его на лету, буквально выхватив из-под колес летящих "жигулей". Кажется, это был мальчик, я толком не разглядела – в таком возрасте их пол трудно определить с ходу. Мать даже не успела сообразить, что произошло, только стояла и хлопала глазами, когда я с колотящимся сердцем сунула ей ребенка и кинулась прочь.
Дома, забравшись в ванную, я не просто рыдала – выла, на чем свет стоит проклиная беспечную мамашу, а руки так и чесались съездить по ее физиономии. Я позвонила Сереже, попросив его привезти коньяк и побыть со мной. В тот вечер я выпила лишку, но стало немного легче; мы смотрели какой-то глупый ужастик про путешествие в астрал, и это меня отвлекало от тяжелых мыслей. Потом мы занялись сексом, неуклюжим, но веселым, как это часто бывает с подвыпившими людьми.
Сейчас я вернулась домой – в то место, к которому на самом деле не имею никакого отношения. Усевшись прямо на пол, я прислонилась к стене, закрыла глаза и принялась мерно раскачиваться в такт тикающим в холле старинным часам – единственному источнику шума в квартире Андре. Что же такого произошло? Меня вызывали в полицию. Нет, беспокоило не это. Андре соврал мне, он не рассказал о драке с Сережей. Почему?
Спросить его? Просто взять и припереть Андре к стенке, выложив все, как есть, и услышать от него то, что я хочу. Пусть скажет, что промолчал, чтобы не тревожить меня, что, наконец, просто забыл о драке, что ничего не знает о местонахождении Сережи и ему нравится версия месье Трену. Ведь Сережа действительно может собирать урожай где-нибудь в Нормандии, кокетничать с деревенскими девушками и пить вино – словом, залечивать нанесенные мною раны. Он вполне мог разозлиться, как черт, ведь мы были вместе целых два года, и он хотел, чтобы мы прожили вместе всю жизнь.
Но откуда вообще взялась эта видеозапись?
– Я так и подумал, что ты не станешь собираться к обеду!
– Голос возник, как гром среди ясного неба, и я застыла, ошарашенная этой неожиданной материализацией Андре посреди коридора. Я зажмурилась, надеясь, что он исчезнет, но, снова открыв глаза, увидела, что он по-прежнему здесь – стоит босыми ногами на янтарном паркете, в своей голубой врачебной форме, весь окруженный лучами солнца. Красивый, стройный молодой врач с умным лицом, сложной линией губ и слегка раздвоенным подбородком. Я могла поклясться, что дверь не открывалась. Но ведь не мог же он, в самом деле…
– Ты напугал меня.
– Решила прилечь и поспать прямо тут, на коврике? – усмехнулся Андре. Взгляд его темно-медовых глаз был холоден и полон подозрения. – Что с тобой, птица?
– Убегалась, – призналась я, и это было почти правдой.
– Хорошая физическая форма – это здорово. Молодец, – одобрил он. И я понадеялась, что Андре повелся на мою уловку. Голос дрожал, руки тоже, но ведь такое бывает и от усталости.
– Я приму душ? – спросила я, словно мне требовалось на это разрешение. Андре не отвечал, продолжая сверлить взглядом, словно пытаясь разгадать меня, просчитать, как судоку повышенной сложности. Затем покачал головой.
– Нет, не надо. Позже. Я никогда не видел тебя такой… убегавшейся.
– Но разве мы не опоздаем на обед? – спросила я, замирая под его острым взглядом.
– О, я решил его немного перенести. Мне не понравился твой тон. И чем же ты, интересно, была так занята? Только бегом?
– Это звучит смешно. А ты что же, так торопился приехать, что забыл сменить одежду? Ты никого не резал в этом? – Я кивнула на его униформу.
– Резать – это только маленькая часть моей работы, но ты говоришь о ней так, словно я для тебя нечто среднее между мясником и швеёй-мотористкой.
– Только, умоляю, не нужно приводить меня в операционную, чтобы поближе познакомить со своей работой.
– А ты что, боишься крови? – хищно улыбнулся Андре. И я вдруг подумала, что ничего не знаю о нем, о том реальном Андре, который избил Сережу и не сказал мне об этом. И я, возможно, подвергаюсь смертельной опасности, оставаясь с ним наедине в его прекрасной, стерильно чистой квартире. Кто знает, вдруг завтра искать станут уже меня? То, что Андре красив и притягателен, как чертов магнит, вовсе не означает, что он хороший парень. Кто знает, на что он способен? Еще недавно я думала, что Андре готов погрузить меня в пучину настоящего разврата, предлагая групповушку со своим другом Гильермо.
Теперь я знаю – Андре ревнив, он не станет меня ни с кем делить. Но ведь это еще не значит, что он любит меня. Что он не монстр, и вообще способен любить.
– Сегодня ты какая-то другая, – пробормотал он и, присев на корточки, заглянул мне в глаза. Теперь, когда он был так близко, я поняла, что одновременно и боюсь его и хочу до обморока. Идеальный пример стремления к саморазрушению, меня можно включить в учебник по клинической психологии. Я улыбнулась.
– Ты пахнешь хлоркой. Ты что, плавал?
– Утром, да, – кивнул он. – Пока ты спала, как ребенок. Довольный, оттраханный ребенок.
– Звучит странно, – хмыкнула я.
– Не нужно придавать моим словам большего смысла, чем в них содержится, моя дорогая девочка. Когда ты спишь, выглядишь по-другому, не так, как днем. У тебя во сне открытое, расслабленное лицо, тело полно доверия, и иногда мне хочется, чтобы тебя разбудила волна оргазма. Но твой сон для этого недостаточно глубок. Впрочем, я все равно думаю попробовать.
– Я хотела бы поплавать с тобой.
– Мы могли бы поплавать нагишом, – задумчиво протянул Андре, и в глазах его загорелись искры неподдельного интереса. Он протянул руку и прикоснулся к моим волосам, провел рукой по плечу, по груди, скованной спортивным бюстгальтером, поверх которого была надета свободная серая майка. – У нас в подвале отличный бассейн, до неприличия пустой и никому из жильцов не нужный.
– Ни за что! Нет! А что, если кто-то… А камеры? Вдруг там есть камеры? – пришла я в ужас от этой мысли, но, кажется, моя паника только развеселила Андре. Я же вспомнила о камерах и тут же, рикошетом – обо всем, что произошло с утра.
– Да. О да, кажется, я знаю, что нужно будет организовать для тебя.
– Что бы это ни было, немедленно выброси это из своей неуемной головы. Я заранее против.
– А ты пахнешь потом, – перевел тему Андре и поднялся с корточек, потирая затекшие ноги, ясно давая понять, что мое мнение значит для него не больше, чем белый шум по телевизору, особенно когда вопрос касается того, что сделать и как поступить с моим телом. Тут он решал все только сам.
– Я же говорила, что бегала.
– Забавно, ты определенно убегалась. Надо же! Я думал, ты способна только валяться на диване и листать книги. Ну-ка, иди ко мне, моя маленькая птичка, я хочу тебя… на обед. – Андре протянул ко мне руку, явно ожидая моей покорности. Но на меня словно ступор нашел, я сидела, обхватив колени, глядя на него одновременно с вызовом и страхом. Ты говорил, нас ждут.
– Подождут. – Андре наклонился и поднял меня, как тряпичную куклу. – Что с тобой, птица? Ты чего-то не договариваешь. Ты разлюбила меня? Так же. как разлюбила своего Сережу?
– Почему ты спросил про него? – воскликнула я, против воли реагируя на эти слова.
– Ты избегаешь моего взгляда. Такое чувство, что ты сейчас хотела бы остаться одна, что мое общество неприятно тебе.
– Это не так! – выпалила я быстрее, чем следовало.