ОН сидел в неестественной позе на кровати, опустив ноги на пол, зажмурившись, словно ожидая удара сзади и напряженно ждал. ОНА сидела за его спиной на кровати на коленях и осторожно держала одну ладонь над его лбом, другую над затылком. Их фигуры, почти обнаженные, лишь слегка прикрытые простынями, напоминали какую-то скульптурную, языческую культовую композицию. Взгляд ее при этом был жестким, решительным и в то же время бесстрастным. ОНА будто смотрела куда-то далеко-далеко вперед. Поверх его головы, сквозь стены за линию горизонта…
И чудовищная головная боль, которая последнее время мешала ему жить, работать, думать, даже дышать, неожиданно отступила. Надя откинулась на спину, осторожно подложила себе под голову подушку и застыла в неподвижности. Суржик осторожно повертел головой вправо-влево, не болит. Потом, решившись, как собака после купания, резко потряс ею и замер в ожидании. Боль не возвращалась, куда-то улетучилась, испарилась.
- Потрясающе! - прошептал Валера, пытаясь в темноте разглядеть выражение ее лица. - Как ты это делаешь?
- Не знаю, - уставшим голосом отозвалась Надя.
- Большие деньги можно зарабатывать!
- Отвали! - прошептала Надя.
- Нет, все-таки! Как ты это делаешь?
- Получается как-то… само собой. Хотела забрать твою боль себе…. Словами трудно объяснить…
- Ну, а все же… - настаивал Суржик. - В чудеса я не верю!
Он потянулся через лежащую поперек кровати Надю к тумбочке, хотел зажечь настольную лампу, специально приспособленную, чтобы читать лежа.
- Не зажигай свет, милый! - сказала Надя глухим голосом. И добавила. - Хочу отдохнуть, я очень устала. Не против, если я немного посплю?
Валера наклонился над ее лицом, хотел поправить прядь рыжих волос, но, увидев, что она уже крепко-крепко спит, передумал. Долго неподвижно сидел рядом…
…Как-то только головная боль чуть отпустила, Суржик завел двигатель и выехал на Олимпийский проспект. Повернул направо, на перекрестке свернул на Трифоновскую улицу. Проехав мимо бензозаправки и маленькой церквушки на пригорке, свернул во двор дома и заглушил двигатель. За детской площадкой, сквозь зелень кустов, проглядывало двухэтажное кирпичное здание с вывеской "19 отделение милиции".
- Вас приветствует Союз писателей! - энергичным голосом провозгласил Суржик, распахнув без стука дверь комнаты, номер восемь. Улыбаясь, раскрыл дипломат и шлепнул на стол перед молодым парнем в штатском свою книжку "Отважный муравей". Это был коронный финт Суржика. Действовал он безотказно.
Валера уселся на стул напротив хозяина комнаты, непроизвольно повернул голову налево и чуть не вздрогнул. На стене рядом с вешалкой висел яркий красочный плакат. Прямо на Суржика с него смотрела Надя. Мальва, Мальвина, "звездочка" шоу бизнеса прошлых сезонов. Она, раскинув руки в стороны, весело смеялась. Будто кричала: "Я люблю вас всех, люди-и!!!". Валера перевел взгляд с плаката на сидящего за столом парня в штатском. Тот, слегка нахмурившись, листал детскую книгу Суржика.
- Что нужно Союзу писателей от нашего отдела? - не поднимая глаз от книги, спросил парень. Его широкое скуластое лицо не выражало ровным счетом ничего.
"Да, скифы мы! Да, азиаты! С раскосыми и жадными очами!" - непроизвольно пронеслось в голове у Валеры.
- Потеряли свои творческие замыслы? - усмехнулся парень. Поднял на Валеру раскосые глаза и спросил, кивнул на книгу. - Вы автор?
- Разумеется.
- Сами написали? - спросил он.
- Давайте подпишу на память.
- Кто у вас потерялся? Мать, отец, дочь, сын? - равнодушным тоном задавал вопросы "азиат", пока Суржик расписывался шариковой ручкой на титульном листе.
- Она! - кивнул Валера на плакат.
"Азиат" в штатском долго смотрел на плакат, потом перевел взгляд на Суржика. Лицо его по-прежнему не выражало никаких эмоций.
- Мальва? - уточнил он.
- Вы ее знаете? - в свою очередь спросил Валера.
- Кто ж ее не знает? - очень удивился "азиат". Даже чуть расширил щелочки своих глаз. - Лично не знаком, конечно, к сожалению…. У нас весь отдел, все наше подразделение ее поклонники. Она вам кто?
- Невеста, - непроизвольно вырвалось у Суржика.
- Давно пропала?
- Сегодня утром. Вернее, ночью. Вышла из квартиры на улицу босая, без всякой обуви…. И больше не вернулась. С ней что-то случилось. Не могла она просто так…
- Босая? - изумился "Азиат". Потом резко нахмурился. - Так. Давайте по порядку. Где это произошло, как, когда, в котором часу?
- У меня. На Фрунзенской набережной. Мы были там. Где-то около…
- Фрунзенская набережная, не наш район, - уточнил "азиат".
- Заявления о пропаже принимают по месту жительства пропавшего…
- По месту регистрации, - опять уточнил "азиат".
- Регистрация, прописка… - поморщился Валера. - Что в лоб, что по лбу!
- Гражданин может быть зарегистрирован по одному адресу, в действительности проживать по другому адресу…
- Хрен редьки не слаще! Мальва прописана по Олимпийскому проспекту. Я правильно понимаю ситуацию?
"Азиат" молча кивнул. Посмотрел на плакат и спросил:
- Хотите объявить ее в розыск?
- Разумеется.
- По закону должно пройти более трех суток.
- Плевать на ваши законы! - разозлился Суржик. - Речь идет о жизни человека. Не могла она просто так, взять и исчезнуть…. Что-то случилось…
- Может, телевидение подключить? Очень эффективно. У вас есть связи на телевидении? Обычно достаточно одного объявления.
- Нам подобная реклама ни к чему! - жестко ответил Суржик.
"Азиат" равнодушно пожал плечами. Мол, хозяин - барин.
- Босая… - задумчиво протянул он. - Может, за ней кто-то подъехал на машине. Позвонил по мобильнику. Она спустилась, села в машину и… будь здоров!
- Никаких звонков не было!
- Почему она ушла босая? - подозрительно спросил "азиат".
- В чем пришла, в том и ушла! - раздраженно заявил Суржик.
Полтора часа Валера уламывал "азиата" принять заявление. Потомок Чингиз-хана был непоколебим. Бубнил, как заезженная пластинка: "По закону через трое суток!". Хоть стулом его по голове бей. Суржик давил так и эдак. Грозил карами небесными, заискивал, сулил немыслимые блага от Союза писателей, вплоть до бесплатных путевок в Переделкино от Литфонда. Как об стенку горох. Растопил лед сурового сердца "азиата" обед из трех блюд. На четыре персоны для всего отдела. Суржик случайно вспомнил уборщицу, с которой столкнулся в дверях отделения. Она выносила в большой коробке множество знакомых упаковок.
На полуслове он выскочил из кабинета, пулей слетал в соседний магазин "Продукты". Через десять минут выкладывал на стол перед изумленным "азиатом": четыре лапши "Доширак", четыре банки пива "Балтика", четыре салата "Оливье", четыре пакета сока "Наш сад", четыре батона "Столичный", четыре пачки печенья "Юбилейное"…. Словом, в четверг четвертого числа, четыре черненьких, чумазеньких…
"Азиат" в штатском сломался. Обозревая изобилие на своем столе, дал честное благородное слово, сегодня же отправить ориентировку на Надю во все соответствующие подразделения и службы. И даже пообещал приложить ксерокопию с ее плаката. Поистине, путь к сердцу мужчины, будь он хоть негром преклонных годов, хоть другом степей, лежит через его желудок.
А ранним утром следующего дня Валера Суржик чуть не заработал инфаркт. Или инсульт. Или что там еще бывает от внезапно навалившегося нервного стресса. Где-то около семи раздался телефонный звонок. Резкий, злобный. Или так только показалось? Голос в трубке был ровным, почти механическим:
- Валерий Владимирович Сульгин? Из морга номер семнадцать беспокоят.
- Суржик! Моя фамилия, Суржик, - сразу осипшим голосом ответил Валера.
- Извините. У меня написано, Сульгин. Вы подавали заявление?
- Да.
- Приезжайте на опознание. Коптевский тупик, дом восемь, корпус два. Вход с обратной стороны. Паспорт не забудьте захватить.
- Чей… паспорт? - похолодев от ужаса, спросил Валера.
На том конце провода уже отсоединились.
Ближайший друг Суржика, художник и прозаик Леня Чуприн лежал дома в гипсе. Само собой, не весь, частично. Точнее, в гипсе была только левая нога. Неделю назад ранним утром выгуливал своего красавца "дворянского" происхождения Челкаша на Головинских прудах. Ступил на глиняный участок, еще влажный от росы, и в ту же секунду оказался лежащим на спине кверху ногами. В левой ноге, где-то в самом низу, что-то довольно громко хрустнуло, как сухарик в пасти Челкаша. И дикая боль волнами начала пульсировать по всему телу. От ноги к голове, от ноги к голове…
- Меньше по бабам будешь шляться! - сказал бы Суржик, если б увидел в эту минуту лежащего на берегу пруда Леню, который морщился от боли и потирал ногу.
Лохматый меньший брат Челкаш воспринял падение Чуприна, как очередную забавную игру. Начал на него напрыгивать с веселым лаем, хватать зубами за рукава туристической куртки. Они частенько устраивали с хозяином забеги наперегонки по берегу пруда, взаимные засады в кустах и внезапные нападения с угрожающими рычаниями и борьбой до победного конца. В этот раз хозяин повел себя странно. Пару раз пытался встать самостоятельно, но тут же со стоном опять валился на бок. Потом осторожно садился, потирал ладонями ногу и морщился. Челкаш понял, дело плохо. Начал призывно и возмущенно лаять, оглядываясь по сторонам. Чем еще-то он мог помочь?