Хлопнула дверца "Мерседеса", в тон ей, как голуби крыльями, захлопали дверцы "Джипов". Через мгновение кавалькада плавно двинулась с места.
Шагин стоял босой на дороге, с кроссовками в руках и смотрел вслед черной кавалькаде машин.
Он вдруг отчетливо представил, как в первой из них на широком заднем сидении, забившись в угол, сидит несчастная маленькая девочка, искалеченная, изуродованная этим беспощадным миром.
У него невольно защемило сердце.
Всю вторую половину дня Шагин лежал на даче в бреду. Бледный, потный, беспомощный. Метался на тахте первого этажа под ватным одеялом.
Только на следующий день узнал, "Скорую помощь" из Истры вызвал вездесущий сосед Феликс Куприн.
Вечером пару раз окликнул Валеру от калитки с дороги. Не услышав ни ответа, ни привета, всерьез забеспокоился. "Ока" на месте под большой елью, где и всегда, свет в большой комнате и на террасе горит, хозяина не слышно и не видно.
Как тут не забеспокоиться после драматических событий предыдущей ночи.
Феликс принес маленькую раскладную лестницу, (разумеется, с общей свалки), и перелез через ограду.
Ничего этого Валера не видел и не слышал. Перед его лицом в мутных волнах полубреда одно за другим постоянно возникали два девичьих лица.
- Вам что, деньги не нужны? - голосом Машеньки Чистовской брезгливо спрашивала юная звездочка шоу бизнеса.
- В Турции давно никаких турок нет! Все переехали в Германию! - голосом Ассоль доверительно сообщала Маша.
- Вокруг вас сплошные микробы! Неужели не видите? - ужасалась сама Ассоль почему-то голосом Машеньки Чистовской.
Они менялись местами, наплывали друг на друга, иногда сливались в одно лицо. Какое-то совсем новое и незнакомое. Лицо этой третьей девушки напоминало Шагину сразу и Машеньку, и Ассоль. Но оно было ему незнакомо и неприятно.
Голоса девушек звучали почти в унисон. Слов было почти не разобрать.
Они, (или она!?), в чем-то обвиняли, укоряли, стыдили и требовали, требовали, требовали ответа. А он не знал, что ответить.
Он не понимал их, (или ее!?). Он не знал ответа.
Только глубокой ночью Шагин услышал еще один женский голос. Спокойный и рассудительный. Совсем незнакомый.
- Ну, вот! Температура падает! Легкие у него чистые. Госпитализация не нужна. Я бы не стала, честное слово.
Голос принадлежал женщине средних лет. В белом халате и больших очках.
- Что с ним? - голосом сына Андрея спросила какая-то фигура с дивана из угла комнаты. Горела только настольная лампа, самого Андрея видно не было.
- Лихоманка, - отозвалась женщина в белом халате.
Она что-то медленно записывала шариковой ручкой в толстую тетрадь.
- Что-то психическое? - спросил сын.
- Бог его разберет. Психическое, физическое. Понервничал, прошелся босиком по болоту и готово дело. Беречься надо. У вас здесь раньше Змеиное болото было. Босиком лучше не ходить. Вмиг лихоманку подхватишь.
- Пациент скорее жив, чем мертв, - иронично констатировал сын.
Дальнейший разговор Шагин не слышал. Он крепко уснул.
Очнулся под утро. Женщины врача в комнате не было. Только на диване на месте сына сидел Феликс Куприн. Разумеется, дымил своей знаменитой "Явой".
- Который час? - зачем-то спросил Шагин.
Хотя, ему было абсолютно наплевать, сколько сейчас часов, минут и секунд. Времени для него в данный момент не существовало.
Феликс что-то ответил. Потом, потянувшись и зевнув, добавил:
- А ведь тебя могли убить. У них это запросто.
Шагин и Куприн давно симпатизировали и тянулись друг к другу, несмотря на разницу в возрасте. Куприн видел в Шагине свою бурную молодость и, втайне от всех даже гордился этим. Шагин наблюдал за Куприным как за комичным вариантом своей старости. И ничего не имел против такого развития событий.
Изредка они даже выпивали, хотя ни тот, ни другой не любили спиртного.
Кряхтя и постанывая, Феликс Куприн поднялся с дивана, сделал для разминки несколько легких физических упражнений. Судя по всему, он так и провел всю ночь на диване, оберегая покой и сон соседа Валеры Шагина.
- Ну! Ты оклемался, слава Богу! Если что, заходи…
Феликс вышел, плотно прикрыл за собой дверь. Слышно было, как громко хлопнула во дворе калитка.
Шагин неподвижно лежал на спине и смотрел в потолок.
Феликс Куприн вышел от Шагина спокойным, уравновешенным, с чувством выполненного долга. Переступил порог собственного хозблока уже совсем другим человеком. Нервным, суетливым, с бегающими глазами.
Дора ничуть не удивилась. Даже не поинтересовалась, как там и что у Шагина? Встретила его новой атакой с правого политического фланга. Она сидела в той же позе, перед тем же телевизором, будто вовсе не ложилась спать.
- Думаешь, почему нас не принимают в Европейский союз? - с патетикой в голосе подозрительно спросила она.
Феликс ее почти не слышал. Лицо его выражало крайнюю степень взволнованности и беспокойства.
- Шею с мылом мыть не научились! - рассеянно буркнул он.
И совершил ошибку. Дора только того и ждала.
- Мы дикая невоспитанная страна! - мгновенно взвилась она до потолка. И даже выше. - От нас шарахается весь цивилизованный мир. Почитай, что о нас написали в "Нью Йорк Таймс". Почитай, почитай!
- Некогда мне! - буркнул Феликс.
- Американцы правы, когда лишают нас финансовой поддержки!
- Наплевать на твоих американцев. Нация уголовников!
Феликс торопливо переодевался. Время бежало быстрее самого резвого скакуна. Секунды так и стучали в висках до крайности взволнованного Куприна.
- Америку любит и почитает весь мир! Великая страна! - кричала Дора, напрочь забыв, что не далее как вчера вечером чихвостила в хвост и в гриву эту самую Америку. Камня на камне от нее не оставляла.
С логикой и последовательностью у Доры всегда были проблемы.
- В твоем возрасте давно пора снять розовые очки! Смотреть на мир реалистически! - наступала жена.
- Отстань от меня!
- Ты деградируешь! - прокурорским тоном гремела Дора. - Совершенно перестал читать газеты. Ничем не интересуешься! В твоем возрасте…
"В твоем возрасте"! С появлением в поселке Анечки, Дора не упускала случая подчеркнуть возраст Феликса. Хотя, он был старше лично ее всего-то на два года.
Феликс не отвечал. И почти не слушал жену.
В это раннее утро у него появилось дело, не терпящее отлагательства.
По дороге домой он сделал небольшой крюк и успел одним глазом взглянуть на бетонную площадку с контейнерами.
Взглянул и ахнул!
В самом центре поселковой свалки перед бетонными контейнерами, как командир перед строем солдат, стоял новенький холодильник марки "Минск"!
Ну, почти новенький. Если не считать отломанной ручки и чуть поцарапанного правого бока. Сердце нашего Феликса заколотилось с утроенной силой.
- Варвары! Дикари! - чуть не заорал на весь поселок во всю мощь своих легких возмущенный Феликс.
Ведь до чего докатился народ! Совершенно новые вещи выбрасывает на помойку. Ведь если вспомнить послевоенное время, а-а… чего там! Феликс в сильном раздражении только рукой махнул.
Мысль его заработала с утроенной скоростью, на бешеных оборотах.
Надо срочно достать из второго сарая из-под ящиков с инструментами багажную тележку. Удобную, на таких носильщики по вокзалах чемоданы возят. И быстрей, быстрей, бегом на площадку, к заветным контейнерам. Пока не уперли.
В том, что "Минск" непременно упрут, стоит лишь чуть зазеваться, Феликс был убежден на все сто, двести тысяч процентов.
Потому и не слушал Феликс Куприн, о чем там бормочет его престарелая жена.
Не до Америки, Дора, не до Америки.
Есть дела поважнее.
В двадцатых числах августа Шагин приехал в Шереметьево. До рейса на Париж оставалось два часа. Долго не мог пристроить "Оку", платные стоянки были не по карману. Наконец плюнул и оставил машину прямо у центрального входа.
Потом долго стоял за столиком кафе. Глотал горячий кофе. Через стекло искал глазами в потоке убывающих знакомую фигуру.
Маша появилась неожиданно. Совсем не с той стороны, с которой предполагал ее увидеть Шагин. Она спустилась по эскалатору с верхнего этажа. На ней были те самые простые синие джинсы и коричневый толстый вязаный свитер.
Она смотрела поверх голов. Была чем-то явно расстроена.
Шагин стоял за столиком кафе и глотал из пластмассового безвкусный черный кофе. Машенька стояла прямо перед ним метрах в пятнадцати и кого-то искала в потоке встречающих и провожающих. Само собой, не Шагина. Она и не подозревала, что он всего в каких-то пятнадцати метрах от нее за спиной.
Наконец в толпе спешащих на посадку появился длинный парень спортивного телосложения. В одной руке он легко тащил гигантский чемодан, в другой держал бутылку пива, к которой, улыбаясь во все сорок два зуба, пока шел к Марии, постоянно прикладывался.
"Баскетболист!" - сообразил Шагин.
Длинный парень поставил чемодан, одной рукой сгреб Марию в охапку, оторвал от пола и легко закружил вокруг себя. Не забывая при этом прикладываться к бутылке. Спешащие на посадку и многочисленные встречающие бросали на них понимающие взгляды. Многие улыбались.
Только сама светловолосая девушка не выражала никакого восторга. Более того. Когда длинный парень поставил ее на место, она, по-птичьи наклонив голову набок, снизу вверх начала что-то быстро выговаривать ему.
Лицо ее было напряженным и каким-то очень злым, некрасивым.
Такой Марию Чистовскую Шагин не видел никогда. Он отвел глаза.
Где ты легкое дыхание?