- Гениальное изобретение человечества. Таблетка. Засовываешь ее вот сюда, втыкаешь в розетку… - терпеливо, тоном школьного учителя объяснял Валера.
И даже наглядно продемонстрировал. Воткнул в розетку коробочку с таблеткой.
- Всю ночь можно спать, не укрываясь одеялом. Ни одна сволочь не укусит.
- Дикость какая-то! "Раптор" какой-то! Спать, не укрываясь…
Ассоль в нервном волнении ходила взад-вперед по кабинету. Поеживалась и резко передергивала плечами. Шагин присел за стол, чтоб не мешать свободному перемещению звездочки по кабинету. Зачем-то включил и тут же выключил компьютер. На втором этаже было, честно говоря, тесновато.
Раздражение все больше и больше охватывало юное создание.
- Мне надо выпить! - наконец решительно заявила она.
"Вон оно что! Младенческий алкоголизм! То-то она вся дорогу тряслась, как пьянь зеленая после вчерашнего. Мне бы раньше догадаться" - подумал Шагин.
Вслух с готовностью вышколенного официанта, предложил:
- Чай! Кофе! Молоко! Кефир!
- Ладно вам! Принеси бутылку красного вина! Оно выводит шлаки, - небрежно ответила звездочка.
"Откуда у тебя шлаки, в твоем-то возрасте?" - подумал Шагин, но опять промолчал. Кивнул и спустился вниз.
Еще много много раз за вечер ему приходилось бегать вниз-вверх, выполнять капризы юной звездочки шоу бизнеса.
Наверняка привыкла, ее обслуживают несколько горничных и помощниц.
В это время в своем крохотном хозблоке за столом сидел Феликс Куприн. Допивал чай из большой фаянсовой кружки, курил последнюю на сегодняшний день сигарету и мрачно поглядывал на настенные часы. Электронные часы "Янтарь", (разумеется, тоже с общей свалки), опять убежали на двадцать пять минут вперед. По телевизору передавали "Вести", хотя если верить стрелкам, должен был уже начаться какой-то новый, судя по настырной рекламе, захватывающий любовный мексиканский супер сериал.
Любовных телевизионных сериалов Феликс Куприн не смотрел. У него была реальная любовь. С девятой северной улицы.
В душе Феликса шевелилось смутное недовольство. Неясное, неопределенное. Так всегда бывало, если какое-то дело не довел до конца.
"Надо все-таки сходить к Шагину!" - вертелось у него в голове. "Проверить, что там и как!".
Крик в ночи незнакомой девушки не давал покоя.
- Сволочи! - не отрывая взгляда от маленького экрана телевизора "Рекорд", сказала Дора.
Это злобное, едкое, беспощадное слово в последние десять лет чаще других вылетало изо рта его некогда красавицы Доры. Очевидно, в ее воображении оно разило наповал легионы невидимых врагов. Олигархов, корупционеров, аферистов и мошенников всех мастей.
- Слышал? Эти олигархи вторую машину собрались покупать! Совсем обнаглели!
- Откуда информация? - мрачно уточнил Феликс.
- Слышала.
Феликс пожал плечами. Дора раздраженно тряхнула головой.
- Народ голодает, недоедает. Ни электричества у людей, ни теплой воды, а эти… вторую машину покупают! Стрелять таких сволочей надо!
Феликс и на этот выпад не отреагировал. Сдерживался.
- Разворовали, разорили прекрасную страну! Людей довели до ручки! В правительстве одни воры и аферисты! Куда мы катимся? В любом цивилизованном государстве народ давно бы вышел на баррикады…
Стыдно было признаться самому себе, но свою законную жену, с которой вместе прожили больше сорока, и в которую Куприн когда-то был до умопомрачения влюблен, теперь Феликс тихо ненавидел.
- Три миллиона бездомных детей! Пенсионеры по помойкам ползают, бутылки собирают! Это у них демократия называется!
Лет десять назад, он вдруг будто внезапно прозрел. Увидел Дору выходящей из душа в не запахнутом халате. И как обухом по голове. Перед ним стояла дряблая, с озлобленным лицом, пустыми равнодушными глазами какая-то незнакомая старуха, даже отдаленно не умеющая ничего общего с той его Дорой, черноволосой красавицей, умницей и насмешливой хохотушкой.
"За что мне это!?" - успел подумать тогда Феликс.
Почему-то именно с того дня он начал подмечать в жене исключительно негатив. Ее неряшливость бросалась в глаза даже посторонним, глупость и категоричность выводили из себя, женскую привлекательность давно уже как ветром сдуло.
- Сволочи! Ни стыда у людей, ни совести! Науку, образование, медицину, искусство все развалили!
Некогда убежденная либералка и западница его Дора, в одно прекрасное утро проснулась озверелой русофилкой. Чуть ли не коммунисткой. Подобная метаморфоза повергла Куприна в шок. На целую неделю. Потом как-то незаметно он смирился, решил принимать, все как есть.
Феликс и сам был не без греха. Десять лет назад тоже мечтал на каком-нибудь телеканале публично сжечь свой партийный билет. Но, увы! Как известно, в этом забеге всех обскакал известный театральный режиссер Марк Захаров.
Кто не успел, тот опоздал!
Одно время Феликс подумывал удариться в религию, прицеливался к православию, взвешивал как на весах, креститься или не креститься. Потом передумал. Решил и в этом вопросе все оставить, как есть. Дора же никогда в особой богобоязни замечена не была.
Короче, пропасть непонимания между супругами, и неприятия расширялась, углублялась, и конца края этому процессу видно не было.
- За границей виллы себе покупают, дворцы, яхты, а народ вымирает! Сволочи!
"За что мне это? За что!?".
- Детей своих в американских колледжах учат! Рожают исключительно в Швейцарии!
Себя Феликс ощущал еще вполне молодым человеком. Лет сорока, не больше. Несмотря на свои семьдесят два, Куприн лихо водил дребезжащую "Волгу", катался в деревню за хлебом на велосипеде, вставных зубов не имел ни одного и на молодых женщин заглядывался постоянно.
Ситуация усугубилась, когда в поселке на девятой улице объявилась новая соседка. Молодая женщина средних лет. В ней все было необыкновенно. И имя, и фамилия, и, разумеется, внешность.
Звали соседку Анна.
"Ах, Анна! Боже мой!".
Анна! Анечка Барбекю. Это вам не какая-нибудь Марья Ивановна Некудыкина. Куприн за зиму в Москве отрастил себе длинную бороду, "не красоты ради, а удобства для", чтоб скрыть, по его мнению, некоторые недостатки лица своего. И зачастил на девятую улицу.
Невольно Феликс сравнивал Анечку со своей некогда красавицей Дорой. И сравнения, естественно, всегда складывались не в пользу последней.
Иной раз Феликс слетал с резьбы и срывался на нервный крик:
- Ты когда-нибудь начнешь следить за собой?! Третий год в одних и тех же драных штанах ходишь!
Дора и вправду пятый год щеголяла по участку и по всему поселку в одних и тех же синих трикотажных тренировочных штанах.
- Соседям в глаза смотреть стыдно! - бушевал Феликс, ничуть не смущаясь, что его наверняка, слышит кто-нибудь из Чистовских.
- Будто мы голодранцы последние! Ведь у тебя есть хорошие приличные вещи! Почему не носишь!?
Дора не удивлялась, не возмущалась, она слышала подобные речи не раз. Равнодушно пожимала плечами, отворачивалась к телевизору. Только злой постоянный огонек в ее глазах вспыхивал чуть ярче обычного.
Чаще всего уже через минуту, выговорившись, бросив в лицо жене все справедливые, в общем-то, обвинения, Феликс резко замолкал.
Ему становилось стыдно.
Сейчас Дора, не отрывая застывшего взгляда от экрана телевизора, привычно несла какую-то околесицу насчет общечеловеческих ценностей, социальной справедливости, отсутствия подлинной демократии… и тому подобной дребедени.
Феликс Куприн не слушал. Пил чай, и с удовольствием затягивался крепкой сигаретой "Ява". Последней на сегодня. Он берег свое здоровье. Курил ровно по десять сигарет в день. Иногда, правда, перешагивал этот жесткий рубеж. Но подобное случалось чрезвычайно редко.
Феликс сделал последнюю глубокую затяжку и раздавал сигарету в пепельнице.
Часы "Янтарь" показывали без десяти двенадцать.
- Помогите-е! Люди-и!
Опять донеслось со стороны дачи Валерия Шагина.
И опять зашелся в злобном лае бдительный Креп. Казалось, теперь только ему одному было не все равно, что творится в поселке. Даже уже не все собаки отзывались на его возмущенный призыв.
Феликс Куприн, в третий раз, услышав девичий крик из раскрытого окна дачи Шагина, вперемежку со злобным лаем Крепа, не выдержал и решительно поднялся из-за стола.
Подошел к вешалке, надел ветровку, на голову нацепил спортивную кепку.
Взял в руки суковатую палку, нечто среднее между посохом и английской тростью, придирчиво осмотрел себя в зеркале.
- Далеко? - не отрывая взгляда от экрана телевизора, спросила Дора.
- Пойду… прогуляюсь, - неопределенно пробормотал Феликс.
"Надо разобраться с этими манкуртами!" - вертелось у него в голове.
Крик девушки в ночи выбил из привычной колеи. Необходимо было срочно что-то предпринять. Для начала прояснить ситуацию. Феликсу и голову не приходило, что в данный момент на даче находится сам хозяин. Валерий Шагин, собственной персоной. Был уверен, мутанты-манкурты. Кто же еще.
- Анечке… поклон передай! - злобно съязвила Дора.
И тут Феликс неожиданно завелся. Вполоборота.
- В чем дело!? - вскричал он.
При этом даже стукнул суковатой палкой об пол.
- В чем дело?! Что происходит!? Почему ты позволяешь себе разговаривать со мной таким тоном?
- Каким таким тоном? - тихо спросила Дора.
- Вот таким! Таким… спесивым и надменным! Будто я вообще… неизвестно кто! Существо низшего порядка!
- Что заслужил, - ответила жена.
Она по-прежнему, не отрываясь, смотрела на экран телевизора.
- Что!? - опять сорвался на крик Феликс Куприн.