Впрочем, меня можно понять. Я была глубоко шокирована. До дна души иссушена стыдом. Пока меня растили, словно тепличный цветок, я лелеяла свои обиды в Башне Одиночества и по-детски психовала из-за каждого Сашкиного "нельзя". Пока я думала, что мои беды и несчастья – самые горькие в мире, здесь умирали дети. И как бы глупо это ни звучало, я чувствовала себя виноватой перед ними. А ещё мне подумалось, что Северов сразу же изменит своё отношение ко мне, как только узнает, что Сашка мой брат. И точно никогда уже не посмотрит на меня горящим чёрным взглядом.
– Сам знаешь, кто, – я довольно быстро нашла выход из положения. – Цезарь. Я не знала, что он делал с вами такое.
Мне на миг показалось, что в глазах Северова мелькнуло сожаление, словно он ожидал от меня какого-то другого ответа. А потом его губы изогнулись в снисходительной улыбке, и парень произнёс:
– Ну, если быть до конца откровенным, то к тому времени, когда Цезарь появился в Детском корпусе, маленький дикий мальчик в низу фоба уже не умещался.
– А?
– Я говорю, что Цезарь может и скотина, кто спорит? И да, он в некотором роде унаследовал методы борьбы с дикими, но малышей к днищу фобов он всё-таки никогда не привязывал.
– Нет?
– Нет. Но это не мешает ему быть сволочью во всем остальном. Хотя, знаешь, сразу он показался мне нормальным.
– Ты был здесь уже тогда? – ужаснулась я. – Уже тогда, когда он поднял воробьиные стяги? Ты всё это помнишь?
– Был, – он согласился легко и быстро. – Помню.
И снова странно посмотрел на меня. Какой-то вечер странных взглядов просто.
– Бедный… – я не смогла удержаться от того, чтобы провести рукой по Северовской щеке. – Столько лет здесь… Как ты выжил?
Северов обхватил пальцами моё запястье и поцеловал центр ладони:
– Это ты скажи мне, – негромко произнёс парень. – Ты скажи, как тебе удалось выжить? Когда я нашёл тебя там, замерзающую и всю в крови…
Я громко вздохнула, не желая вспоминать, а он обхватил ладонями моё лицо и недоверчиво произнёс:
– Одна царапина, – провёл пальцем по розовому шраму от уголка правого глаза до мочки уха, который я обнаружила, когда пришла в себя. Я опустила веки, не в силах видеть его взволнованное лицо. Зная, что всё равно не смогу ничего рассказать об этой "царапине".
– Прости. Я не должен был снова поднимать эту тему. Виноват. Я эгоистичное чудовище, ты верно угадала.
– Север!..
– Подожди. Я знаю, если бы не Зверь со своей заначкой, я вряд ли бы пришёл к тебе с этой уже поросшей мхом историей. Наверное, нужно было подождать, пока мы вернёмся в Корпус. Или пока твои воспоминания не будут причинять такую острую боль… Но я и в самом деле эгоист. Мне нужно, чтобы ты доверяла мне немного больше, чем просто незнакомцу, – он втянул воздух сквозь зубы и крепче прижал меня к себе. – Мне казалось, что стадию "никто" и "совершенно чужой человек" наши отношения уже миновали.
Я благоразумно промолчала, прислушиваясь к себе. Нашли ли во мне отклик его слова? Действительно ли мы миновали станцию "чужие люди"? И есть ли эти отношения, о которых он говорит, либо это просто желание с его стороны и не пойми что – с моей?
– Надеюсь, на часть твоих вопросов я ответил?
Я неуверенно кивнула. Парень выдохнул и ощутимо расслабился.
– Я только не понимаю, что ты делаешь в Корпусе. Не похоже, что тебя здесь удерживают силой…
– Не удерживают. Свой двадцать первый день рождения я уже отпраздновал.
– Тогда… – я растерялась. – Я не понимаю, почему тебе до сих пор не указали на дверь.
– На этот и другие твои вопросы я с радостью отвечу тогда, когда ты будешь готова не только слушать, но и говорить. Расскажешь о себе?
– Север… – как же мне не хотелось, чтобы в моём голосе не звучали эти нотки сожаления, но они были отчетливо слышны. Я не была готова открыть парню свои тайны, даже в обмен на печальную историю его детства.
– Не расскажешь, – понял он и расстроенно нахмурился.
– Нет.
Я думала, он будет настаивать или разозлится. А он, если судить по поджатым губам и сузившимся глазам, просто обиделся, хмуро предложив:
– Тогда давай спать, – и уверенно, по-хозяйски, жестом, не терпящим возражений, натянул на наши плечи одеяло, а затем положил свою руку на мою талию и опустил веки.
Я какое-то время размышляла над тем, хочу ли я, чтобы он спал рядом со мной. Затем попыталась убедить себя, что его присутствие под моим одеялом спасёт меня от ночной тьмы и холода, а возможно, и от кошмаров. Проиграла в борьбе с самой собой, махнула рукой на все противоречия и решила пойти на одну маленькую уступку. В конце концов, он же рассказал мне о себе. И, вспоминая о том, как Север возмущался, говоря что даже не знает моего настоящего имени, прошептала уверенная, что он ещё не спит:
– Меня на самом деле зовут Ольга.
– Я знаю, – улыбнулся он в ответ, обезоруживая и завораживая меня тем, как его пальцы скользят по моему позвоночнику, вырисовывая какие-то незамысловатые иерог лифы. – Спи.
Вздохнул и, кажется, на самом деле уснул. Мне же не спалось. Я рассматривала его лицо, размышляя о том, что у Северова ситуация гораздо хуже моей. Я никогда и нигде не чувствовала себя на своём месте. Я задыхалась от Сашкиной заботы, ненавидела Башню, которая двенадцать лет была моим домом. На самом деле у меня в жизни не было места, где бы я себя чувствовала уютно и спокойно. Места, которое я смело могла бы назвать своим домом. А у Арсения Северова всё это было в прошлом и, очевидно, кому-то он был нужен там, в диких землях. Где-то там у него мог бы быть собственный дом, до потолка заполненный солнцем и счастьем… Я вспомнила, как переругивался Соратник со своим отцом и дедом. Подумала о том, сколько горя вошло в жизни этих людей по моей вине. И поняла, что сейчас снова заплачу.
– Не думай, – Северов медленно открыл глаза. По всей вероятности, он и не думал спать, а просто тихо лежал рядом, считая удары моего сердца и бессовестно подслушивая мысли.
– Выбрось всё из головы. Боль отступит, дай себе время.
Время. Я подумала о людях Палача, что остались лежать посреди снежной пустыни, и зажмурилась. Есть ли у меня время? Может, Цезарь уже знает, где меня искать?..
Глава 6
Дочки-матери
Дочки-матери – детская ролевая игра, имитирующая взрослую семейную жизнь.
Возвращение в Корпус прошло тихо. Я не была до конца уверена, но, по-моему, нашего отсутствия вообще никто не заметил. Возможно, для тех, кому "посчастливилось" работать в поле, это было нормой. Не знаю. Возможно, самоубийцы частенько воскресали из мёртвых и появлялись на территории альма-матер через несколько дней, а то и месяцев… Но Северов велел мне из-за этого не переживать, и я не думала об этом.
Хотя, говоря о том, что отсутствие четырёх человек прошло незамеченным для всех, я все-таки погорячилась. Лично моего возвращения в Корпусе ожидали, как минимум, два человека. Первый из них, маленький и светловолосый, разрыдался, стоило мне только войти в комнату. Ураганом Лёшка бросилась мне на шею и, прижавшись мокрым лицом к груди, громко зарыдала.
– Ну, ладно, ладно… – немалый опыт общения с Тенью научил меня, по крайней мере, одну вещь делать хорошо – успокаивать детей. – Испугалась? Ну, хватит…
– Лёка-а-а… Я думала, что… а ты…
Я шептала какую-то ласковую чепуху, уговаривала, что всё будет хорошо. Клялась, что ничего плохого со мной не может случиться, особенно теперь, когда меня всегда ждёт такая замечательная и самая лучшая в мире сестра. Но поток детских слёз не прекращался, а только усиливался в геометрической прогрессии после каждого моего заботливого слова.
Случись эта истерика в другой день. Не будь я в то время измотана физически и психологически, я бы конечно задумалась над этим несвойственным Лёшке поведением и поняла, что за этими слезами должно крыться что-то ещё. Но тогда мне, выхолощенной в эмоциональном плане под ноль, всё показалось почти нормальным. Тем более, что успокоиться девочке помог неожиданный гость.
В дверь коротко стукнули и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел Котик. Скользнул взглядом по рукам, цепляющимся за мою шею, и выдохнул:
– Жива.
И это слово, произнесённое негромким голосом, словно выключило поток слёз, казавшийся до этого нескончаемым. Лёшка всхлипнула в последний раз и, вытерев ладонью нос, проговорила слегка охрипшим от рыданий голосом:
– Как хорошо, что ты вернулась! Я… Я пойду умоюсь, ладно? – и, не поднимая на Котика глаз, смущённой розовой тенью выскочила в коридор.
– Она в тебя влюблена, ты знал? – заметила я, когда за девчонкой закрылась дверь. – Только не говори ей, что я проболталась.
– Не скажу, хотя думаю, ты ошибаешься, – приятель опустился на корточки возле моей кровати и взял меня за руки. – Оль, давай помиримся, а?
Помиримся? Я прислушалась к себе, проверяя, на месте ли обида и злость, которые совершенно точно были там после его выходки. Наверное, в какой-то степени, в произошедшем была виновата и я сама. Внимательнее надо было относиться к традициям и правилам нового места. А меня жизнь ничему не учит, как видно, потому что я вдруг вспомнила слова Зверя о Доске почёта. А ещё вспомнила, что так и не нашла времени, чтобы что-то разузнать об этом. Следом за этим память услужливо предложила картинку, на которой я проснулась сегодня утром в Северовских объятиях, нескромных, но страшно притягательных. Вспомнила задумчивые взгляды Зверёныша и Берёзы и покраснела.