- Мой дядя в Париже посоветовал съездить туда. Дед ведь не имел других родственников, а после него остались, вероятно, дом или какое-нибудь другое имущество. Может быть, он что-нибудь завещал. Я кажусь очень корыстолюбивой, не правда ли? Вы так странно смотрите на меня.
- Я? Вовсе нет!
- Возможно, я выражаю больше скорби по поводу своей судьбы, нежели по поводу утраты, но не умею лицемерить. Я француженка. Ему было уже 80 лет и он был болен. Я же в продолжение 10 лет была очень бедна. И вдруг это письмо! А теперь - опять прежнее.
На ее глазах блеснули слезы. Губы задрожали.
- Дорогая мисс, вы не должны заботиться о деньгах и очень хорошо сделали, придя ко мне. Ваш дед был одним из самых лучших друзей нашей фирмы. Я убежден - твердо убежден: скоро мы узнаем, куда он поместил свое состояние. До тех пор смотрите на наш торговый дом как на свой банк. Нам доставит удовольствие помочь вам.
Она взглянула на него с удивлением и благодарностью. Гарвей должен был сознаться, что впервые в жизни видел глаза, которые слезы делали еще прекраснее.
- Почему вы так добры?
- Дело не в доброте. Мы много лет торговали с вашим дедом. Он умер при посещении нашей фирмы. Понятно, что будем всеми силами поддерживать вас.
- Не дадите ли мне какой-нибудь работы? Не хотела бы принимать милостыню. Я охотно буду работать до тех пор, пока отыщутся деньги.
- Работу? Зачем? Какую работу?
Она посмотрела на него без всякой тени кокетства. Ему показалось, что она хладнокровно оценивает его.
- Я охотно сделалась бы вашей секретаршей.
- Моей секретаршей? Но у меня не было никакой секретарши.
- В таком случае вам необходимо нанять ее. Я уверена в этом. Видела сегодня вечером, какая масса народа бывает здесь. Я умею стенографировать и печатать на машинке на французском и английском языках.
- Мы постараемся подыскать для вас какое-нибудь занятие. Ведь вы уезжаете в Америку?
- Да, но скоро вернусь. Не хочу оставаться там. Люди, среди которых жил дед, были, вероятно, очень бессердечны. Они все так плохо отнеслись к моему отцу, когда он уезжал во Францию. Благодарю вас за обещание подыскать для меня какую-нибудь службу, но все-таки надеюсь быть вашей секретаршей.
На минуту его охватили сомнения, возникло подозрение, что этим поздним посещением торгового дома она преследовала какую-то цель. Но у него не хватило мужества заговорить об этом.
- Мы обсудим это, когда вернетесь из Америки. Уверен, что к тому времени состояние вашего дедушки найдется.
- Если сумма окажется достаточно велика, не стану работать. Но если их будет слишком мало…
- Надеюсь, денег будет много,- сказал Гарвей, поднимаясь и укладывая в портфель бумаги.- Каким образом вам удалось войти и все время пробыть здесь незамеченной?
- Все были слишком заняты, чтобы обращать на меня внимание. Я просто поднялась наверх и нашла приемную по газетным описаниям. Там села, словно поджидая кого-то, и никто не обращал на меня внимания. Потом постепенно все разошлись и, когда решила постучать к вам, услышала шаги.
- Вы напугали меня до смерти.
- Я сама была немного испугана. Уже одна мысль, что сижу в том же кресле, где умер дед, внушала страх. Увидев вас входящим из темного коридора, испугалась еще больше. Когда стану вашей секретаршей, всюду увеличим число ламп.
Он запер портфель, взял палку и шляпу.
- Значит, вернувшись из Америки, вы снова посетите меня? Отлично. Куда же отвезти вас теперь?
- Я вернусь в "Савой". Правда, это большая роскошь для меня, но речь идет только об одной ночи.
Они молча спустились по лестнице. Девушка споткнулась в темноте и невольно схватилась за его руку. Ее бледное лицо с яркими губами приблизилось к нему.
- Мне придется привыкнуть к запаху кожи, но должна сознаться, он отвратителен. Вы не находите?
- Я тоже терпеть не могу его, но приходится мириться. Может, пройдем до моста пешком? Там будет такси.
- Хорошо.
Они шли по безлюдным улицам мимо темных зданий, торговых домов. В такси с легким вздохом девушка опустилась на подушки.
- Вы устали?
- Конечно. Мне пришлось много ходить днем.
Он заметил тени под глазами и складку усталости у рта.
- Вы ужинали?
- Нет. В шесть я была уже у вас.
- Что же ели за обедом?
- Чашку кофе и печенье. Это было отвратительно.
- Ужасно! Я тоже еще не ужинал. Поеду с вами в "Савой", и мы поужинаем вместе.
- Чудесно! Теперь только почувствовала, что умираю от голода. Сама не решилась бы там поужинать. Вы прекрасный друг, мистер Гаррард.
В ее благодарном взгляде на этот раз было что-то кокетливое.
- Дорогая мисс, надеюсь, вы всегда будете считать меня своим другом.
11
В гриль-баре отеля "Савой", где Гарвей был редким, но желанным гостем, они сели за угловой столик. Девушка медленно потягивала коктейль.
- Не можете себе представить, как тоскую я но такой обстановке. Люблю веселье, красивые платья, люблю ужинать там, где играет музыка и танцуют.
- Ничего. Не сомневаюсь, что дед был очень богатым человеком и его состояние рано или поздно отыщется. Я твердо убежден в этом и готов предоставить вам любую сумму с условием, что вернете, когда получите наследство.
- А если деньги не найдутся? Я окажусь у вас в долгу, которого никогда не сумею оплатить.
- Это риск, но беру последствия на себя.
В ее глазах снова появилось загадочное полунасмешливое выражение.
- Я подумаю об этом. Рано или поздно, несомненно, приму предложение, но вы не должны считать меня неблагодарной.
Колебания имеют свои причины. В Париже всегда говорили, что в моем характере есть одна американская черта: очень независима. Никто в мире так сильно не хочет быть богатой, как я, но я хочу, чтобы эти деньги были моими. Может быть, я изменю этому принципу, но пока рассчитываю только на то, что вы или кто-нибудь другой помогут найти состояние деда.
Простой ужин, заказанный Гарвеем, был подан, и некоторое время оба молча утоляли голод. Она обрадовалась, как ребенок, увидев блюдо со спаржей, и ее восторг достиг своего апогея, когда кельнер принес бутылку шампанского.
- Не думайте, что я всегда такая ужасная обжора. Но за всю последнюю неделю ни разу не ела досыта, я была очень подавлена. И потом очутилась в Лондоне одна - это не особенно приятно.
Он прислушивался к словам и наблюдал за ней, неожиданно заметив, что она очень красива. Бледность лица не была болезненной. Она только резче оттеняла ее брови, темные, пламенные глаза и натурально красный цвет ее полных мягких губ. Женщины играли в его жизни такую ничтожную роль, что этот ужин вдвоем был для него чем-то новым. Он чувствовал, как приятно отмечать все, что нравится в ней, удовлетворяет его избалованный вкус: холеные руки, просто причесанные темные волосы, отсутствие драгоценностей, скромная элегантность черного платья, которое, как сообразил он, несмотря на свою неопытность, стоило, вероятно, очень дешево. Ему было хорошо и не хотелось думать о том, что скоро придется расстаться с ней и поехать домой. Он заказал кофе и выпил зеленый Greme de menthe, который она выбрала вместо ликера.
- Расскажите о вашей жизни в Париже.
Она взяла предложенную им папиросу.
- Моя жизнь была очень буднична и печальна. Когда-то мать была известной актрисой. Отец приехал против воли дедушки в Париж учиться живописи, по не добился успеха, и мы бедствовали. Потом он попробовал заняться торговлей, но из этого тоже ничего не получилось. Пять лет назад умер. Мать слишком состарилась для своих ролей и часто оставалась без ангажемента.
- А вы? У вас никогда не появлялось желания поступить на сцену?
- Мне предлагали работу в театре, но мать была против.
- Почему?
Она ответила не сразу, потом стряхнула пепел с папиросы.
- Она твердила, что подмостки опасны для девушки, и знала, что я люблю роскошь. Кроме того, предлагали выступать в ее ролях. Мысль об этом возмущала ее.
Он кивнул.
- После смерти отца дед поддерживал нас небольшими суммами. Я изучала стенографию и машинопись. Потом умерла мать. Я написала деду и получила очень ласковый ответ. Он успокаивал меня, обещая позаботиться. Потом пришло его письмо из Лондона. Я не спала по ночам, мечтая о будущем. Затем получила телеграмму из Америки. Это история моей жизни, мистер Гаррард.
- Никаких романов?
- Француз никогда бы не задал такого вопроса,- сказала она, смеясь,- Вы хотите, чтобы я исповедалась?
- Я слушаю.
- Признание унизительно, но не компрометирует. Большинству мужчин я совершенно не нравлюсь. Не знаю почему. Не объясните ли вы этого, мистер Гаррард?
Он ответил не сразу. Чтобы выиграть время, обратился к кельнеру и заказал брэнди. Когда снова обернулся, голос звучал спокойно.
- Затрудняюсь. Я не знаток женщин, но если хотите слышать мое мнение…
- Пожалуйста, продолжайте.
- По-моему, у мужчин, которые не находят вас привлекательной, очень мало вкуса.
- Это комплимент, хоть и не французский. Надеюсь, вы искренне придерживаетесь такого мнения.
- Вы, вероятно, смеетесь надо мной. Вспомните, я уже достаточно стар,- впрочем, сколько вам лет?
- В Париже, где молодость очень в моде, считалась уже перестарком. Мне 22 года.
- Вы не выглядите старше своего возраста, не помолвлены и не…
- Не собираетесь ли сделаться моим опекуном?
- С наслаждением согласился бы взять на себя эту обязанность.