- Я живу на воде, - указала она, светло-карие глаза на мгновение засветились золотом. - Пересечь озеро я могу быстрее, чем доехать машиной до своего дома. Иногда в хорошую погоду и в соответствующем расположении духа я повсюду езжу на лодке, а не на автомобиле.
Опасный блеск не исчез из его глаз.
- Говоришь, ездила домой?
Эви, не торопясь, ухватила Роберта за запястья и отвела его руки от своего лица.
- У меня было поручение, - повторила она. - Я не встречалась с Мерсером. У меня нет с ним романа. И почему, черт подери, ты решил, что имеешь право меня допрашивать?
Она выкрикнула последнюю фразу, одновременно пытаясь его оттолкнуть. Он не сдвинулся ни на дюйм
- Вот поэтому, - глухо произнес он и, наклоняя голову, подался вперед.
Она задержала дыхание под напором его губ, опустошающим напором. Его движение вынудило ее шире раздвинуть бедра, и он устроился между ними. От жесткого толчка его мужского органа в ее уязвимо-мягкое сокровенное местечко Эви задрожала, напуганная соприкосновением пусть и через несколько слоев ткани. Страсть Роберта была такой же неодолимой, как и его гнев, сокрушающей, вынуждающей повиноваться. Сжимающие ее руки причиняли Эви боль, и она еще раз попыталась его оттолкнуть - безрезультатно.
- Прекрати, - пробормотал Роберт прямо у ее рта, и его рука опустилась, чтобы обхватить ее ягодицы и еще сильнее притянуть к себе так, что она потерлась о выпуклость, скрываемую джинсами.
Неожиданное острое наслаждение, пронзившее ее лоно, вынудило вскрикнуть, Роберт приглушил звук своими губами. Затем повторил движение, качнув тазом в неистовстве ревности и желания. Толчок оказался даже сильнее, и она дугой изогнулась в его объятиях. Ее руки поднялись, чтобы вцепиться ему в плечи. Переход от гнева к желанию был настолько стремителен, что она не могла его контролировать, и в ней бурлил поток наслаждения. Каждое его движение повышало ее чувствительность, поднимало все дальше, как если бы ее тянули в гору, намереваясь, раз уж вершина достигнута, вознести еще выше. Ошеломительное пугающее ощущение не исчезало, и Эви цеплялась за Роберта, как за единственную опору.
"С Мэттом никогда так не было", - смутно подумала она. Их юношеская страсть была робкой, наивной, нежной, но нерешительной. Роберт же мужчина, который точно знает, что делает.
Он не дотрагивался до ее грудей, но в них чувствовалась пульсация, а соски напряженно вытянулись и заныли. Эви вновь изогнулась, и в ее горле родился нежный безумный звук, пока она, пытаясь облегчить боль, терлась о его грудь. Роберт понял и прошептал ей: "Тише", - в тот самый момент, когда его рука сжала твердый торчащий холмик.
Почувствовав давление, восхитительное сжатие, Эви захныкала. Она знала, что должна остановить его, но положить конец состоянию исступленного восторга, в котором она пребывала, ей хотелось меньше всего на свете. Ее тело стало податливым, жаждущим наслаждений, пылающим от жара. Роберт просунул руку под блузку и ловко расстегнул переднюю застежку ее бюстгальтера. Чашечки разъехались, и теперь его пальцы легли на ничем не прикрытую плоть. Он погладил атласные изгибы, а напряженные соски обводил до тех пор, пока Эви не начала извиваться в муках неудовлетворенности.
- Ты этого хочешь? - пробормотал Роберт и слегка ущипнул набухшие вершинки. Она застонала, когда река тепла пробежала по ее телу, собирая влагу, чтобы донести ее в устье между бедер.
Он отклонил ее назад в своих руках, и от этого ее груди выпятились вверх. Эви сознавала, что ее блузка задралась, оставив их полностью обнаженными, но не понимала, когда это произошло. Она видела свои соски, красные, как ягоды; затем его губы накрыли один из них, и ее глаза закрылись, а голова откинулась.
Он собирался заняться с ней любовью прямо здесь, на стойке. Эви чувствовала его решимость, всю неистовость его желания. На нее нахлынула паника, которая вступила в бой с возбуждением, размягчающим волю, лишающим здравого смысла. Он мог бы овладеть ею здесь, где кто угодно может войти и увидеть их. Он сделал бы это без единой мысли о необходимости предохраняться. Но, кроме опасения за свою репутацию и вероятности забеременеть, было еще кое-что… Она потеряла бы последнюю возможность защитить свое сердце.
Его губы подергали, сильно вытягивая, один сосок, а затем перешли к другому, пальцы трудились над ремнем ее джинсов, расстегивая застежки и молнию.
В отчаянии Эви втиснула напряженные руки между их телами.
- Нет, - сказала она. Слово прозвучало хрипло, едва слышно. - Нет, Роберт! Остановись!
Роберт застыл, его мускулистое тело напряглось, и довольно долго он сохранял неподвижность. Затем очень медленно убрал свои руки и сделал шаг назад, потом еще один. Отчетливо слышалось его частое дыхание.
Эви не решалась взглянуть на Роберта, пока, соскользнув с прилавка, непослушными руками поспешно приводила в порядок свою одежду - поправляла бюстгальтер, разглаживала блузку, застегивала молнию и пуговицы на джинсах. Сама она дышала поверхностно и быстро.
- Не нужно выглядеть такой испуганной, - спокойно произнес Роберт, - я обещал, что смогу остановиться, и я это сделал.
"Нет, - промелькнула у нее смутная мысль, - проблема не в его, а в моей силе воли". Если бы они находились не на пристани, а где-нибудь еще, едва ли она сумела бы заставить себя сказать "нет".
- Нечего сказать? - поинтересовался он чуть позже, поскольку Эви продолжала молчать.
Она прочистила горло.
- Нет еще.
- Хорошо, - он все еще казался слишком спокойным и хорошо владеющим собой, - мы поговорим завтра. Я заеду за тобой в семь.
- В семь, - эхом повторила она, когда он ушел.
К тому времени, как Роберт вывел свой внедорожник со стоянки у пристани, он уже разговаривал по установленному в машине мобильному телефону, подключенному к засекреченной линии связи.
- Вы следили за ним с того момента, как он ушел с работы? - спросил он, как только ему ответили.
- Да, сэр. Мы увидели вашу машину у пристани и уехали.
- Черт побери. Я выходил на своем катере. Он взял лодку напрокат и встретился с кем-то на озере, возможно, с Эви, потому что она тоже покидала пристань на своей моторке. Он что-нибудь нес, когда уходил с работы?
- Мы ничего не заметили, но он легко мог бы пронести диск в кармане пиджака.
- На рыбалку он ездил не в костюме. Где он переоделся?
- У себя дома. Он провел там меньше пяти минут, а затем вышел с коробкой для рыболовных снастей и удочкой.
- Если у него был диск, то он лежал в коробке.
- Да, сэр. Но мы не смогли бы добраться до нее.
- Я знаю. Это не ваш промах. Тем не менее первым делом я собираюсь установить на катере засекреченный телефон. Таким образом вы сможете вступать со мной в контакт, даже когда я выхожу на воду.
- Хорошая мысль. Мы проверили его дом еще раз, пока появилась возможность. Ничего.
- Проклятье. Ладно, продолжайте следить за ним. И пошлите кого-то к дому Эви сегодня ночью.
- По тому делу, что мы обсуждали?
- Да, - ответил Роберт. Пора начать оказывать давление.
Глава 9
Следующее утро выдалось ужасным. Эви плохо спала - почти совсем не спала. Будильник был установлен на четыре тридцать, и к тому моменту, как он зазвенел, ей удалось поспать меньше двух часов. Сны о Роберте - это одно, но Эви бодрствовала и все равно не могла выбросить его из головы. Ее мысли метались от воспоминаний об их бурном, да еще и незавершенном порыве страсти, до беспокойства, охватывающего ее всякий раз, когда она думала о том, насколько искусно Роберт манипулировал людьми. Она попыталась критически разобрать все, что он делал, и не смогла вспомнить ни единого случая, когда бы он действовал во зло. Но это ее не убеждало.
Где-то после полуночи, когда Эви лежала в темноте, уставившись в потолок, она вдруг осознала, что именно так сильно ее беспокоит. Роберт позволяет людям видеть и узнавать только одну часть себя. А в это время другая его часть, вероятно, более близкая к его подлинной человеческой сущности, невозмутимо остается позади, внимательно наблюдая, тщательно анализируя, дозируя ответные действия, решая, какое давление следует незаметно оказать, чтобы получить желаемый результат. Эта внутренняя личность от всех отгорожена, а изолированный в стерильной среде, остро отточенный интеллект функционирует почти как компьютер. Вряд ли что-нибудь смогло бы огорчить Эви сильнее, чем осознание того, что как раз к этому Роберт и стремится, сознательно формирует в себе эту обособленность и никого не собирается подпускать ближе.
На какое место в его жизни она могла бы надеяться? Он хочет ее. Он вполне готов на некоторое время сосредоточить на ней все свое внимание, чтобы получить то, чего желает, - сексуальную связь. Но пока она не пробьется внутрь этого яростно охраняемого мира, ей не затронуть его чувств. Может, Роберт и великолепен, но она разобьет свое сердце, взламывая его защиту.
Насколько важны эмоциональные барьеры, Эви знала лучше других. На протяжении многих лет, медленно исцеляясь, она укрепляла собственную оборону, пока не научилась полагаться только на себя. Как могла она осуждать Роберта за то, что тот обосновался в своей крепости? Она не знала, следует ли ей хотя бы попробовать попасть туда.