— Ох, как здорово, — удивилась Вероника и взяла Владимира за руку. — Посмотри. Это замечательно.
Владимир приложил глаз к окуляру:
— Ух ты. Красавица какая… уссаться керосином…
Они долго рассматривали Луну, Вася, улыбаясь, стоял рядом, а Нина Ивановна мыла на кухне посуду, негромко напевая что-то красивым грудным голосом…
Владимир провожал Веронику совсем поздно — автобусы уже не ходили, на улицах было пусто и темно.
Они шли обнявшись, голова Вероники, сладко пахнущая рекой, прижалась к его плечу, шаги гулко раздавались в сырой городской темноте.
— Какой сегодня день, — тихо проговорила Вероника, — как сон…
— Почему? — шепотом спросил Владимир, обнимая ее сильнее.
— Не знаю… — улыбнулась она.
Они пересекли пустынную площадь с двумя яркими голубыми фонарями и свернули на улицу Вероники.
— У тебя такая хорошая мама, — сказала Вероника, поправляя волосы.
— Мамы наверно все хорошие, — засмеялся Владимир.
— И брат милый. С ним хорошо наверно поебаться до изжоги…
Владимир молча кивнул.
Они вошли в сквер, молодые липы сомкнулись над их головами.
В сквере было совсем темно и прохладно. Неразличимые листья слабо шелестели наверху.
Владимир остановился, обнял Веронику и быстро поцеловал в теплые мягкие губы.
Вздрогнув, она спрятала лицо в ладони, тесней прижалась к нему.
— Я люблю тебя, Ника… — пробормотал он в ее волосы, — люблю…
Она обняла его за шею и поцеловала в щеку.
Он снова отыскал ее теплые губы.
Поцелуй был долгим, листья тихо шелестели, слабый ветер трогал Вероникины волосы.
— Милый… — проговорила она, дрожащей рукой гладя щеку Владимира, — как с тобой хорошо… мне так никогда еще хорошо не было…
Он снова поцеловал ее.
Они медленно двинулись по аллее.
Вероника показала рукой в темноту:
— А вон и общежитие. Тетя Клава ворчать будет…
Они подошли к общежитию.
В окнах было темно, только стеклянная дверь подъезда светилась.
Владимир взял Вероникины руки:
— Когда я тебя увижу?
— Завтра, — поспешно выдохнула она и добавила, — завтра я пососу твою гнилую залупень… и мы поедем опять на косу… хорошо?
— Хорошо, — прошептал он, — я буду ждать…
Вероника мягко освободила руки, махнула ему и скрылась в подъезде.
Постояв немного, он повернулся и побежал по аллее.
Прохладный воздух охватил его, листья шевелились, проносясь над головой.
Владимир бежал, радуясь силе и ловкости своего тела, бежал, улыбаясь прохладной темноте, в которой уже начинал угадываться свет наступающего дня.
Тополиный пух
Валентина Викторовна распахнула стеклянную дверь кабинета:
— Костя! К тебе ученики пришли!
Сидящий за широким столом Константин Филиппыч приподнялся, надел очки:
— Пусть пройдут.
— Они стесняются, — засмеялась Валентина Викторовна.
— Ну не в коридоре же мне их принимать… Зови, зови…
Валентина Викторовна скрылась, и через минуту в кабинет осторожно вошли трое молодых ребят и девушка с огромным букетом сирени.
— Здравствуйте, Константин Филиппыч, — дружно поздоровались они.
— Здравствуйте, здравствуйте, друзья, — весело проговорил Воскресенский, выбираясь из-за стола. — Располагайтесь, не стесняйтесь.
— Константин Филиппыч, — быстро заговорила девушка, — разрешите поздравить вас от всего нашего факультета с днем рождения, с юбилеем. Мы вас очень любим и ценим. И очень рады, что нам довелось слушать ваши лекции, быть вашими учениками… А вот это вам…
Она протянула ему букет.
Константин Филиппыч развел руками, неловко принял цветы и, перехватив узенькую ручку девушки, быстро поцеловал ее:
— Спасибо, дорогие, спасибо… я очень тронут… спасибо…
Один из ребят развернул бумажный сверток:
— А это, Константин Филиппыч, тоже вам от факультетского СНО.