Коврижина, кряхтя, вылезла, передала мужу полную миску отборных огурцов и, обтерев мокрые от рассола руки, стала вытягивать из подпола лестницу.
— Глубокий-то какой, — пробормотал Мокеев, выбираясь из-за стола и садясь на корточках над подполом. — Это ж когда вы его рыли?
— До войны еще. Трехметровый. Летом лед лежит и не тает. Лучше холодильника, — проговорил Иван Сергеич, тоже выходя из-за стола.
— Замечательный погреб, — покачал головой Мокеев.
— Замечательный? — вяло спросил Коврижин и вдруг ногой в спину толкнул Мокеева. — Пшшшел…
— Что! — выдохнул Мокеев и с грохотом упал на баки и бидоны, сильно стукнувшись головой о край невысокой бочки.
— Ну и как? — свесил голову вниз Коврижин.
Жена с интересом заглянула вниз через его плечо.
— Чего это вы… это… — бормотал Мокеев, сползая с бачков и морщась от боли. — Зачем… что так…
Коврижин захохотал. Жена тоже засмеялась.
— Больно же, чего смеетесь, — посмотрел на них Мокеев. — Дайте лестницу…
— Во! — глухо проговорил Иван Сергеич и над Мокеевым закачался увесистый кукиш.
— Как так…
— А вот так!
Коврижины положили доски на место и сели за стол.
Иван Сергеич выпил, захрустел огурцом. Жена отпила немного и стала хлебать щи.
— Что за шутки? Спустите лестницу, — слабо донеслось из подпола.
Коврижин засмеялся:
— Щас! Держи карман!
Жена, улыбаясь, хлебала щи.
— Спустите лестницу, сволочи… здесь мокро…
— Вот и хорошо, — серьезно проговорил Коврижин, наполняя стакан.
— Идиот… я голову разбил… открой…
— Бегу, бегу, — Коврижин выпил, крякнул, взял огурец.
— Гады… мудаки чертовы…
Коврижина оглянулась на подпол:
— Мудаки! Сам ты мудак, прости господи. Втюрился, так сиди, не гундось, пятух вахланогай…
Она взяла опустевшую тарелку мужа и пошла накладывать каши.
Возвращение
Шуршащие о борта лодки камыши кончились, впереди показался залив и узкая песчаная полоса.
Владимир вынул весло из расшатанной уключины, опустил в прозрачную воду и с силой оттолкнулся от мягкого дна.
Лодку качнуло и понесло к берегу. Вероника перестала смотреть в воду и повернула к нему свое молодое загорелое лицо.
Владимир посмотрел на ее мокрые спутанные, как у русалки, волосы и улыбнулся.
Глаза их встретились и разошлись.
Вероника отвела упавшую на щеку прядь и снова посмотрела на него.
— Русалка… — тихо проговорил Владимир и улыбнулся.
Лодка ткнулась в подмытый водой берег, заставив их вздрогнуть.
Оставшееся в уключине весло глухо лязгнуло.
Владимир встал и, неловко балансируя в закачавшейся лодке, спрыгнул в воду.
Вцепившись в лавку, Вероника смотрела на него.
Он подтянул лодку к берегу и протянул руку Веронике.
Ее узкая ладонь доверчиво оперлась на его пальцы.
Вероника прыгнула на берег и побежала вверх по песку, смеясь и оступаясь.
Владимир выбросил якорь, прижал его знакомым валуном и побежал за ней.
Спугнутые ими чайки поднялись с плеса и, громко крича, закружились над заливом.
Наверху Вероника остановилась, оглянулась. Теплый речной ветер спутал ее мокрые волосы.
Владимир подбежал к ней и осторожно взял ее маленькие руки в свои.
Она быстро высвободилась и, опустив голову, пошла по песку.
Владимир пошел рядом.
Одна из чаек повисла над ними, отчаянно махая крыльями и крича. Ветер подхватил песок, закружил и понес назад к заливу.
Вероника подняла высохшую створку раковины и легко сломала.
— Ну, как же теперь быть? — тихо спросил Владимир, вглядываясь в ее загорелое лицо.
Она вздохнула, бросая под ноги острые кусочки раковины:
— Не знаю…
Он забежал вперед и снова взял ее руки:
— Но я же не могу без тебя! Что же мне делать? А?
Вероника опустила голову:
— Что делать… мне кажется… нужно просто…
Он вздохнул, достал подмокшую пачку сигарет, закурил.
Чайки, успокоившись, снова опустились на розовый песок.