- Нет, - погрозил он кому-то пальцем и хмуро заявил:- я больше не собираюсь становиться вашей добычей Евины дочки. Не дождётесь от меня… Нет, ни за что! Чувств не будет больше… Измываться над собой не позволю. Все вы шлюхи и суки продажные! - Он всхлипнул и осёкся. Прикрываясь рукой отвернулся, ни хотел, чтоб кто - то видел выражение его лица. Потом долго грозил кому-то невидимому пальцем. Скорее всего, всё им же - бабам.
В своём одиночестве он выглядит таким несчастным, что у неё болезненно сжимается сердце. Кэт сначала сидела молча, с тревогой посматривая на клонящийся под ветром лес, а потом почувствовав, что он выдохся, по глупости разговорилась. Что на неё нашло, если б знать:
- Питер, они безмозглые курицы не достойные тебя. Вот, если б я был женщиной, то любил бы только тебя. Разве можно замечать других, если рядом есть ты, - шептала она, гладя его руку. Потом собралась с духом и принялась лопотать с ещё большей горячностью дальше своё:- Заметь себе: ты лучше, умнее и красивее всех. А ловчее и сильнее тебя разве сыскать. С тобой ни один мужчина не может тягаться. - Сказала и осеклась. А осеклась потому, что пугалась того, что бессильна из своего мужского образа ему объяснить, какой он потрясающий мужик и это было ужасно. К тому же она не была уверена в том, правильно ли поступает, но было уже поздно что - либо менять, поэтому она подавила в себе смутные опасения и решительно в своих благих намерениях пошла дальше. Хотела-то она одного успокоить его, помочь обрести веру в себя. И у неё нет никаких причин отказываться от оказания помощи ему. Не возможно же её за добрые намерения казнить. Вот вдобавок к словам она взяла и обняла его. Мысли в голове напугавшись сбились в кучу. "Что я творю?! Между нами никогда не может ничего начаться". Кэт, упаси Бог, никогда раньше не испытывала такой тихой ненависти к совершенно незнакомым женщинам. А тут стёрла бы ту чопорную куклу Анхен в порошок.
Он удивлённо приподнимал брови. Тут же горячо одобрив все её рассуждения, назвал Кэт очень рассудительным мужиком. Пьяно тараща на неё глаза, икал и принимался хохотать. - Пожалуй, ты прав, - примирительно соглашался царь с ней. - Молодец! За ушко всех гадюк и на солнышко. Сушить змей, как рыбу… Кэт смущалась и не в силах выскользнуть из медвежьих объятий, забиралась поглубже к нему под бок. Никогда не болтала, а тут рот не закрывается самая пора остановиться. Он, совсем уж разомлев, прижав её к себе, впился поцелуем в губы. Вот это да! В мозгу пронеслось - только не это. Кэт перестала дышать, прикидывая, что то безумие пора остановить. Уже в висках стучать начинает и грудь распирает. Она чувствует не отпустит он рот, не вздохнёт она воздуху - помрёт. Ну и пусть. Разве не благо умереть в его объятиях. А он, оторвавшись от неё, уронил голову к себе на грудь и тяжко вздохнул. Скорее всего, он просто не соображал что делает, успокаивала себя она. Теперь побывав в его объятиях и отведав такого сладкого поцелуя невозможно было не только отказаться от него, но даже и думать об этом. Над водой стлался туман. Дурманя медовыми запахами разнотравья висела звёздная ночь. Он вцепился себе в голову, замотав, дико застонал: "Бабы хорошего не понимают. Самое правильное использовать их прямым предназначением". Что он имел ввиду Кэт не задумывалась. Бормочет себе под нос и пусть бормочет… Чем больше она обо всём думала, тем меньше ей нравилась Монсиха. Она взяла его голову в свои руки, поглаживая приложила к груди. Он затих и уснул. Кэт, ещё долго поглаживая его по голове, сидела не шевелясь. Старалась сидеть как можно тише, чтобы не побеспокоить его. В голову лезли разные глупые мысли. Она не знала - хотелось ли ей, чтобы он раскрыл её тайну или нет. Ей было жаль себя и так и эдак, но его больше. Вздыхала: бедный он бедный… Сидела и прислушивалась к каждому его шороху, вздоху. Женщина так устроена может быть, что заботу и беду себе найдёт. Она смотрела на него, смотрела и задремала. Они так и уснули вдвоём на одной лавке ботика. Всё вокруг тоже спало. Продрыхли так-то до утра. Рано утром, когда ещё солнце не добралось до росы, Пётр, усилием воли перебарывая сонную тяжёлую дурь, поднялся. Старался тихо, но Кэт проснулась. Его брови слегка приподнялись: "Это я знатно потряс Бахуса!" Тряханул для просветления головой - раз, другой… Всё враз выяснилось и встало на место. Лодку качнуло раз, потом ещё разочек… Кэт рывком поднялась с лавки. Окунув раскалывающуюся голову в воду, он пофыркал и больно впив пальцы в её плечо, объявил:
- Забудь всё, что я тебе вчера плёл. Понял? - он многозначительно подул на кулак. - Чепуха это… С опытом каждый мужик приобретает мудрость. Он уже не поддаётся просто так обольщению прелестницы и уж, конечно, не раскрывается перед ней… А вообще-то, с этими Евиными дочками ни в чём нельзя быть уверенным…
Он сам налил кружку клюквенного квасу. Жадно выпил.
Кэт видя, как у него ходит кадык, сглотнула, застрявший в горле ком.
- Да… - согласилась она и закивала головой, подтверждая положительный ответ и скрывая под маской невозмутимости свою дрожь. Она каким-то скрытым женским чутьём поняла, что несчастье с женщинами лежит в нём самом. Он с ними стеснителен и неловок. Боится равных себе или выше. Сердце его закрыто. Именно поэтому, его утехой становятся простолюдинки. Там он может быть самим собой, хозяином положения.
Пётр крепко сжимал её плечо: кривя губы, морщил высокое чело, отводил глаза.
"Чепуха?" Кэт кивнула. Премиленькое дельце. Уже забыла. Поймав в его взгляде грусть и переглянувшись со своим отражением в воде, она быстро договорилась сама с собой и принялась следить за солнечным зайчиком. Он метался, отскакивая от мощного креста на груди Петра, по его лицу и слепя, по Кэт. Хотя это хорошо, что не надо сейчас смотреть ему в глаза. Глаза в глаза много не соврёшь, а она не хотела, чтоб он прочёл все её тайны. Тем временем Пётр поддал жару.
- Но… - продолжил он строго, - если до моих ушей долетит… Тебе не отделаться поркой. Я применю к тебе чего-нибудь этакое. - Он задумался и поднял палец вверх:- Вот… возьму и залью уши смолой, а язык отрежу, сжарю и съем.
Закончив устрашение, он откашлялся. Кэт поморщилась. Она чувствовала себя курицей, попавшей под колесо кареты. Ей в голову не пришло, что он надул её. Съеденной быть, пусть даже самим царём, не хотелось бы. Она прикрыла рот ладошкой. При всём при этом, он пучил глаза и тряс её точно грушу. Кэт готова была расплакаться: "Вот зачем так гневаться. Разве она раскроет рот… Разве она доставит ему неудовольствие… А вот думать о нём она будет везде и всегда и он ничего с ней не сделает, потому как не узнает".
Топот копыт на дороге ведущей к реке оборвал её мысли. На берег вылетел в сопровождении нескольких драгун взмыленный всадник, осадил коня, оглядевшись угадав царя, спрыгнул и прямо к Петру. "Опять с каким-то известием", - подумала Кэт и подала ему сапоги. На берег сошёл босой, устроившись на поваленном дереве чертыхаясь обулся. Взял пергаментный свиток, скрепленный печатью князя-кесаря, пробежал глазами. И к вестовому: "Что на словах передать велено? Быстро!" Тот покосился на мальчишку, подошёл ближе, в полголоса вкратце доложил. Пётр кивнул. Достал из кармана трубку, выколотил её о камни, набил табаком. Раскурил. Зажмурившись от удовольствия, посидел. Поманил Кэт пальцем. Пс-пс!
- Дуй за Меншиковым. Одна нога здесь, вторая… - прикрикнул вслед. - Сей же секунд!
Как хорошо, что дела заполняют его всего, а то бы можно было тоской удавиться.
Кэт же стала членом его стаи. С ним чудила, участвуя во всех играх, насмешках и баловстве. С ним лезла в драки, училась рубать саблей, колоть пикой и драться на шпагах. Стрелять он учил её сам. Просто здорово! Разве это для неё не счастье. Ну и пусть, что не всегда в слабой руке это правильно и качественно получалось. Она старалась, подключая сноровку, сообразительность и трудолюбие.
Ну, а на душе Петра было скверно. Поняв, что бушевать поздно, он стал к Монс холоден как лёд, запретил всем произносить её имя и вёл себя так, как будто её вообще не существовало. Он с мучениями вырывал Анну из сердца, всю, с корнями. Только так с кровью и никак иначе. Чтоб вырвать и забыть. Для него она станет женщиной, с которой всё лучшее осталось в прошлом. Их не связывает ничего: ни дом, ни дети. Оказывается, с её стороны то была игра, ложь… Все её чувства - липа. Шлюха! Ему понадобился не малый срок, чтоб сделать сие открытие. А ведь замечал с каким равнодушием и отсутствующим взглядом она встречает и провожает его. Как мечтательно смотрит мимо него, как подскакивает при каждом приходе гостей. Почему не обратил внимание? Наверное, потому, что самоуверенный дурак. Он и сейчас любит её. Даже такой. Лживой и чужой. Ему будет трудно без неё жить, но он никогда не вернётся к ней и не простит.