Ужасная правда состояла в том, что в доме не было даже хлеба, не говоря уже о яйцах, и Лере ничего не оставалось, как прикинуться принципиальной противницей яичницы, как и многого другого.
- Любовная лодка разбилась о быт, - с преувеличенной грустью констатировал Крутов.
Лера потрогала разгоряченные щеки:
- Уже? Так быстро?
- Если б я знал, что ты будешь морить меня голодом, я бы не поддался слабости.
- Значит, ты поддался слабости? - всматриваясь в точку на потолке, осторожно уточнила Лера.
Такие, как Крутов, не станут потакать слабости, такие, как Крутов, со слабостью расправляются самым безжалостным образом, вырывают с корнем, как сорняк. Уже завтра или даже сегодня Василий забудет ее - проходной вариант, случайно подвернувшийся и скуки ради оприходованный.
- Слышу по голосу, сейчас ты из меня слепишь бабника и записного ходока. А я только за яичницу и кусок колбаски оказываю услуги одиноким дамам. Честно-честно.
- Я так и думала. - Лера замахнулась подушкой, но Крутов перехватил снаряд.
Борьба зашла в тупик.
- Интересно, о чем ты сейчас думала? - Василий незаметно потянул одеяло, скрывающее прелестницу, но сдернуть не успел.
Лера вовремя раскрыла обман, свободной рукой успела вцепиться в край и натянула одеяло до подбородка.
- Думаю, что ты корыстный тип. Ладно, так и быть, я пойду в "24 часа" и куплю яиц.
Теперь уже Василий, не скрываясь, тянул одеяло на себя. Лера не отпускала свой конец, но покров вероломно сползал, обнажая шею, затем плечи и ключицы, вот уже показались полушария грудей. Лера попыталась закрепить позиции, но в решающий момент ветхий мамин пододеяльник предательски затрещал, отвоеванный край пришлось выпустить, и Лера с визгом заслонилась подвернувшейся подушкой.
Подушка подвернулась маленькая, прикрыться удалось лишь частично.
- Конечно, - взгляд Крутова жадно впитывал беззащитную Леру, - как только вижу такую вот женщину, с такой вот грудью, с такими плечами, шейкой, животиком, попкой и такими ножками - так и просыпается корысть. Она в области паха располагается, да?
- Болтун. Выбирай - я или яичница.
- Это будет трудный выбор. Яичница не может являться объектом сексуального домогательства, - с важным видом сообщил Крутов, - так что я делаю выбор в твою пользу. - Василий попытался вытащить подушку из объятий Леры.
- А кто приготовит яичницу? - Лера сложилась пополам и накрыла подушку собой.
- Ты.
- Как же я приготовлю, если ты мне мешаешь?
- Я? - непритворно удивился Крутов. - Как же это я тебе мешаю?
- Верни одеяло.
- Странная зависимость. Первый раз слышу. Неужели такой рецепт? Как называется? Яичница под одеялом?
- Под одеялом я дойду до шкафа и возьму одежду, - смеясь, объяснила Лера.
- А без одеяла слабо?
Рука нырнула под подушку. Лера охнула и закрыла глаза.
- Не будет тебе никакой яичницы, - прошептала она, млея.
Ясно, что если они продолжат в том же духе, то умрут от истощения.
- Вась, а долго так может человек? Люди. Я имею в виду - партнеры, - с трудом выпуталась из словесной ловушки Лера. Жизнь сделала крутой вираж, но кто знает, что таится за следующим поворотом.
- Может, и не бесконечно, но очень долго. - Василий скроил потешную физиономию. - Оч-чень, оч-чень, оч-чень долго. Собственно, мы будем заниматься любовью почти без отдыха до ста лет.
- Твоих ста или моих? - У Леры перехватило дыхание: этот мужчина сказал "мы". "Мы, мы, мы", - покатилось эхом по организму.
- Твоих, - благодушничал Крутов, - две мумии сливаются в экстазе - что может быть прекрасней.
- Извращенец! - прыснула Лера.
- Иди ко мне.
- Вась, я тоже есть хочу. - В подтверждение этих слов в животе у Леры заурчало.
- Закажем пиццу, - решил проблему Крутов. - А пока иди сюда.
На кромке сознания возник смутно знакомый образ. Лера всмотрелась и вспомнила - муж! То, чем она занимается сейчас, называется измена. Она сделала это. Она изменила Казимиру. И это оказалось сладостнее, чем она могла вообразить.
В постели с Крутовым Лера избавилась от иллюзий: она-то думала, что Казимир - сексуальный бог, лучший из лучших. Оказалось, что сексуальным богом Казимира сделала Лерина неискушенность.
В ладонях Крутова, чутких, как у режиссера, Лерино тело пело как небольшой оркестр.
Сольную партию несмело начала скрипка, вот осторожно вступило фортепьяно, а вот гобой, он повторяет тему скрипки, но не совсем… не совсем. Чарующие звуки сливаются в многоголосье, сплетаются в узор и рассыпаются, открывая неведомое, - так рождается новая вселенная. И так три раза подряд. Три вселенных за одну ночь.
Может, она какая-то извращенка? Конечно, так не бывает у приличных женщин, только у нимфоманок. От внезапной догадки Лера заплакала.
- Что, Лерочка, что? - подскочил Крутов.
- Я уродка, да? У меня какое-то отклонение?
- Что ты?! Какая же ты уродка, - утешил Василий, - ты только маленькое чучелко.
- Трепло.
- Да это все остальные в сравнении с тобой - уроды, а ты потрясающая, ты самая восхитительная, ты… - зашептал жарким шепотом Василий, - ты мечта, а не женщина. Думаю, ты заслуживаешь всего самого лучшего.
Лера провела пальцем по литым мышцам груди с темным островком волос между коричневыми сосками - все в точности как она представляла:
- Ты и есть - лучшее. И я сильно сомневаюсь, что заслуживаю тебя.
- Знаешь, я тоже не уверен, что заслужил такую женщину. Мы оба не уверены. Минус на минус дает плюс, - блеснул знаниями Василий, - значит, так и запишем: мы оба друг друга заслужили.
- Где запишем? - улыбнулась Лера.
- На скрижалях истории, где ж еще.
- Не-ет, - протянула Лера, - хочу в постановлении Заксобрания.
- Так это они и есть скрижали истории.
* * *
Держать язык за зубами было легче, чем держать лицо. Этой наукой Лера никогда не владела и чувствовала себя предательницей - своим видом она предавала тайну.
Лицо светилось ровным светом любимой и любящей женщины, и это свечение бросалось в глаза и ни в какую не поддавалось маскировке тональным кремом, пудрой и очками.
На это магическое свечение оборачивались мужчины на улице и шушукались за спиной коллеги.
Непосредственная Манана - вот кто не постеснялся назвать вещи своими именами.
- Любовь и кашель не скроещ, - подкорректировала фонетику Гевелия. Обрусевшая грузинка, Манана не отличала "щ" от "ш".
- Что? - Лера испугалась, будто ее поймали на воровстве. Она и есть воровка. Запустила руку в чужой карман, стянула то, что ей не принадлежит. Ей по определению не может принадлежать стареющий мачо с глазами бедуина или вождя потерявшегося в джунглях Амазонки племени. Под его мудрым правлением племя счастливо избегает войн, голода и болезней.
- Тебя не узнать, - уличала Гевелия, - глаза сияют, спина не сутулится, летаещ по редакции, будто крылья выросли. Посмотри, посмотри на себя. Десять лет сбросила.
Манана приглашала посмотреть не на себя - она приглашала посмотреть правде в глаза.
- Просто выспалась, - не очень удачно соврала Лера.
Хуже было другое: отбилось от рук не только лицо - отбились от рук мысли. Временами они делались совсем уж постыдными, если не сказать - отвязными, и не спешили становиться общественно значимыми за рабочим столом. И на сделку не шли.
Василий теперь был везде.
Прошил насквозь плоть, поселился на припухших губах, подсветил воспаленную от страсти кожу, изменил взгляд, походку, даже в голосе у Леры зазвучали новые, доселе не присущие интонации - зрелые.
Крутов стал вторым "я", биологически активной добавкой к кофе, к зубной пасте, к гелю для душа. Теперь что бы ни делала Лера - все делала с мыслями о Василии и для Василия.
Чай готовила, представляя, как его будет пить Василий, зубы чистила теперь тоже как бы не совсем для себя, а с расчетом на Василия, под душем растирала себя гелем и выбирала нижнее белье - так уж точно сначала для Василия, а потом для себя.
И все остальное тоже делалось ради и для Василия: уборка квартиры, походы по магазинам, не говоря о глубоководном погружении в поваренную книгу 1932 года издания - мамину гордость, многозначительно обернутую в газету "Губернские ведомости".
По здравом размышлении свое поведение Лера отнесла к атавистическим и не боролась с собой - невозможно же бороться с наличием копчика.
Лера вообще никогда не сопротивлялась обстоятельствам, всю жизнь плыла по течению, и вот теперь ее прибило к заповедному берегу по имени Василий Крутов.
Вход в заповедник следовало охранять от посторонних - это Лера знала достоверно.
Приходилось ускоренным темпом постигать основы охранного ремесла, становиться ес ли не Цербером, то хотя бы старичком-вохровцем на проходной - ее сказку нельзя пустить по рукам и раздергать на цитаты. Он сказал это, он сказал то. Он сделал это, сделал то. Или не сделал чего-то. Она не уподобится простушкам, которые выкладывают все сокровенное подругам.
Только от столкновения с реальностью - Казимиром и стремительным снижением гонораров - Лера на время выпадала из любви и торопливо возвращалась обратно.