* * *
Ночью Петрович проснулся от шума. Что-то колотило по деревянным стенам дома, кругом все галдело, кричало, причитало. Петрович в темноте не мог разглядеть, кто там шумит.
– Марфа, – еле слышно позвал Петрович.
– Я тут, – каким-то не своим голосом отозвалась Марфа с печи.
– Ох, Марфушка, кто же шумит-то так? Ночь ведь на дворе глубокая.
– Это, наверное, Мишка во дворе колет дрова, – ответили с печи.
– Ночью? – Удивился Петрович. – А все спят?
– Спят, спят, не волнуйся. И ты спи. Тебе теперь спать надо. Засыпай, а я тебе спою, хочешь? – И голос запел. Петрович раньше никогда не слыхивал этого голоса, это был не Марфин голос, а какой-то другой. Голос был еле различим в ночной тишине, слов песни Петрович не разбирал, да ему и не хотелось их разобрать. Он слушал голос, и от этого голоса ему стало так спокойно на душе, все страхи куда-то ушли, оставив только благодатное спокойствие и ощущение тихого спокойного счастья. Голос, словно воздух, входил в сознание Петровича, и только где-то далеко, где-то не здесь, слышался звук ударов чего-то тяжелого о стены дома. "Все колет, труженик мой, кормилец", – подумал Петрович и заснул спокойным сном.
Утром соседи нашли только обгоревшие остатки бревен там, где до этой ночи был дом Петровича."
Я закрыл тетрадь и спрятал в ящик. Но в голове навязчиво металась какая-то мысль, или, скорее, догадка, которая никак не могла оформиться в мысль. Я снова достал тетрадь, полистал. Снова закрыл и отложил в сторону, на край стола. Потом снова взял, открыл на последней странице и прочитал последнюю запись, которая, как я вспомнил, была задумана как глава романа, моего будущего романа…
"Жизнь не закончится, если я освобожусь от этой любви. Я лишь начну ее новый этап. Эта тетрадь стала свидетелем моей первой, настоящей, самой прекрасной и в то же время самой несчастной, просто убийственной любви. Я жил этим чувством (лучше сказать, этим безумием) долго, долго не решался расстаться с очевидным: я не хотел верить, что первая любовь не станет моей единственной. Нам с ней не по пути. Нужно идти своей дорогой, нужно терпеливо ждать и дождаться другой любви. Я столько лет жил в мире своих необоснованных фантазий, столько лет наполнял свою жизнь только ей, и мне осталось только поблагодарить ее за это. Я благодарен жизни за то, что родился человеком, способным на такое сильное чувство. Благодарен за то, что влюбился, что, благодаря этой любви, узнал и обрел себя. Любовь выпала как раз на годы роста личности. Но личность сформировалась, и пришло время двигаться дальше, не оглядываясь назад. Эта история закончилась – самое время начать другую. Это не значит, что я больше ни строчки не напишу в эту тетрадь, которая стала символом любви. Нет, Дневник в данном случае мой единственный собеседник, которого не смущает ни "бедность слога", ни резкость выражений, ни излишняя откровенность."… Дальше я читать не стал. Сейчас эти незамысловатые строки напомнили мне о том, чего я хотел от жизни тогда, когда был еще окрылен оптимизмом и верой в то, что для человека, наделенного интеллектом, нет ничего невозможного. Я был бесстрашен. Возможно, это легко объяснить тем, что мои нервы были тогда крепки и неуязвимы, а разум не боялся мыслей… Мир представлялся мне безопасным, добрым, полным возможностей, помощником и сообщником в моих самых смелых предприятиях. Я был спокоен и уверен. Я, кажется, знал что-то такое, что наполняло меня спокойствием и уверенностью в том, что мир вокруг меня прочен, непоколебим. Я был уверен, что моя жизнь в безопасности, что все стабильно, что мне по силам все, что бы я ни задумал. Я мог выбрать любую дорогу, заняться любым делом, и я был бы успешен на том пути, который избрал бы для себя. А чего я хотел тогда? Я долго не мог понять, чего хочется мне. Рядом всегда оказывалась мать со своим настоятельным плоским представлением прошлого века, или другие "взрослые", которые подсознательно готовили меня к тому, что мой выбор сделан за меня, что я, как и все, должен страдать, работая с утра до вечера, должен терпеть, должен зарабатывать деньги, много денег, что только ради денег я должен получить образование, получить красный диплом престижного вуза. А мне никогда не хотелось денег ради денег. Деньги должно приносить любимое дело, и их должно быть не излишне много, а достаточно на все. Я сошел с приготовленного мне пути, не пошел после диплома работать туда, где мне светил карьерный рост. Но я забыл, для чего я сделал этот шаг. То, что я устроился в такое место, где мне можно работать дома, раз в неделю приезжая в офис за зарплатой и заданием, не было простым стечением обстоятельств. Это было спланировано мной. Просто мое желание воплотилось в возможность, которая проплыла перед моим носом и которую я не упустил. Но я не начал делать то, чего хотел, не начал заниматься делом, которым хотел заниматься. И все это породило чувство какой-то безысходности, бессмысленности, даже ощущение смерти, которое не покидает меня последнее время. Особенно ощущение смерти мне непонятно: мне очень страшно о смерти думать, но, в то же время, я ее словно жду, или, скорее, опасаюсь. Возможно, это все объясняется расстроенными нервами. В таком случае становится понятно, почему мне в голову постоянно лезут какие-то страсти, мерещатся катастрофы, несчастные случаи. Я даже всерьез начал бояться конца света, что уж совсем на меня не похоже. Может быть, раньше я не воспринимал все это всерьез, не поддавался страхам и фобиям современной суетливой жизни потому, что не боялся смерти. Но тогда почему я начал испытывать этот страх? А может быть, этот страх есть не что иное, как проявление моего нереализованного желания? То есть я ведь наметил себе некоторое будущее, я очень хотел стать писателем и какое-то время я держал эту схему в голове: вот я выучился, вот устроился на работу, оставляющую мне много свободного времени на книгу, вот я работаю над первой книгой, заканчиваю ее, издаю. И вот оно, несоответствие: устроившись на работу, я забыл про книгу. Конечно, прежде чем я начал искать работу, я пересмотрел свои желания и каким-то образом старался изменить свои планы, свои представления о будущем, но это все было ненатуральное, это не являлось истинно моим желанием. Но ход воплощения моего первого плана был уже запущен, и я нашел работу с более чем частичной занятостью. Но все остальное было мной забыто. И вот мой рассудок, или моя душа, помня "программу", намекают мне на несоответствие и вызывают в моем организме все эти страхи. Моя бабушка как-то сказала мне, что депрессия бывает только у ленивых, ничего не делающих людей. А ведь даже ее слова можно использовать в подтверждение моей теории: у человека должно быть дело, занятость. И неважно, как к этому делу относиться – как к предназначению или как к обычной занятости, – но оно непременно должно быть.