– Понравилось, мой дорогой? – Я улыбнулся счастливой улыбкой. Мне хотелось расцеловать ее, снова сжать в объятиях ту, что провела меня дорогой опасной, но полной неимоверных впечатлений, захотелось усадить ее себе на колени, спрятать у себя на груди и никому не показывать, никогда не отпускать от себя это ставшее родным существо. Я взял ее за руку и притянул к себе, так что она легла на кровать, опираясь на локти, и сказал:
– Очень.
Но Матильда, довольно улыбнувшись, не поцеловала меня, как я надеялся, как я желал, а сказала в ответ:
– Тогда отблагодари свою трудолюбивую девочку за ее старания должным образом, – и она назвала сумму, конкретную сумму, в которую она оценивала свои чувства. Пелена упала с моих глаз, прекрасный мир был разрушен в одно мгновенье. Теперь то, что случилось со мной ночью, превратилось лишь в банальное животное удовольствие, которое не оставляет в душе ничего, кроме сожаления о содеянном и пустоты. Как далеко было то, что мы сделали, от любви!
* * *
29 августа 1883 года.
С той ночи прошел уже месяц. Матильду я больше не видел, но не отказывал себе в удовольствии проводить время в обществе других женщин, зачастую тех женщин, соблазнение которых не требует никаких других атрибутов кроме туго набитого кошелька. Что меня к ним тянуло? Скука, похоть, разврат, которые стали для меня синонимами. Мне хотелось хоть чем-то занять свои дни и ночи, и когда надоедало пить, я вспоминал о других плотских удовольствиях. Во мне не было азарта Дон Жуана, я не стремился покорять женщин: мне было это неинтересно, мне было достаточно лишь тех ощущений, которые испытывало мое тело. Иногда я ездил к женщинам с Франсуа, иногда с кем-то из своих товарищей, иногда один. Я старался делать так, чтобы не проводить с каждой девушкой больше одной ночи, чтобы не тешить себя напрасными иллюзиями, не причинять себе боль. Я больше не оставался в этих домах на ночь, никогда не спал в тех постелях, которые предназначались для других дел. Франсуа как-то сказал мне:
– Дорогой друг, тебе не хватает женщины и тех нежных чувств, которые может пробудить в мужчине только женщина. Почему бы тебе не завести любовницу?
– Любовницу? И где же я ее найду? – Отвечая на мой вопрос, Франсуа познакомил меня с тонкостями жизни аристократического общества, отчего мои прежние романтические представления рухнули окончательно. Он предложил мне завязать роман с кем-нибудь из тех женщин, которых мы видим на светских обедах и балах. Почти все они замужем, но мужья давно перестали быть помехой ловким любовникам.
– К тому же, – признался Франсуа, – роман с замужней дамой очень удобен, поскольку не несет в себе лишних обязательств. Стороны встречаются лишь для взаимного наслаждения и удовольствия, оставляя вдали проблемы и заботы совместной жизни.
Я обещал Франсуа подумать над его словами.
* * *
30 августа 1883 года.
Сегодня я, прогуливаясь по саду, размышлял, пытаясь как-то собрать воедино свои впечатления, смириться с теми разочарованиями, которые уже успели коснуться моей жизни, оставив в ней неизгладимый след этим, казалось бы, мимолетным прикосновением. Мне казалось, что жизнь создана для страданий, что она, ее устройство, опороченное человеком, теперь слишком примитивна для счастья. Счастье это что-то возвышенное, что-то заслуженное, абсолютное. А жизнь в обществе, вдали от первоначальных истоков, полна лжи и притворства и вращается силой денег и плотских удовольствий. Общество слишком загримировало истину, слишком удалилось от нее, оставив от нее одно только слово и запрет, якобы наложенный не самим человеком, ее познать. Но истина есть, и каждый ее может понять, стоит только прислушаться к своему сердцу, вспомнить о своей душе и услышать ее мудрый голос, говорящий голосами Вселенной. Однако я сам теперь чувствовал, насколько далек я от этого понимания. Мысли эти были лишь отголоском моего знания. Теперь я был не в силах их поймать и удержать: слишком толстый слой человеческого обмана и фальши скрывал от меня свет истинных, не запретных переживаний.
Вдруг я остановился, ошеломленный: я увидел ее, и в моей груди что-то оборвалось, сердце замерло на мгновение и, кажется, упало куда-то вниз. От ее облика веяло чем-то давно знакомым, чем-то когда-то любимым, но потерянным и почти забытым. Сердце бешено забилось в моей груди, я замер, прислушиваясь к гулу в своей голове. В сознании пронеслось сочетание из каких-то символов, или букв, что-то похожее на имя, но я не успел понять, какое именно имя. Она слегка повернула голову, словно почуяв мое присутствие, но тут же успокоилась, не заметив никого вокруг. Она была прекрасна какой-то неклассической красотой; я невольно залюбовался ее вздернутым носом, маленьким выпуклым лбом, глубокими спокойными глазами, локоном, выбившимся из прически и золотившимся в лучах солнца, тем, как он кокетливо подпрыгивал от дуновения ветра. Какое-то тоскливое предчувствие зашевелилось в моей душе, и опять я не смог понять, что это такое было. "Я должен вспомнить что-то важное", – эта мысль навязчиво стучала в висках и отравой разливалась по телу, заставляя конечности неметь от предвкушения какой-то страшной, необыкновенной тайны. Она сделала шаг в сторону цветущего куста сирени, приблизила лицо к одной из веток, вдохнула пьянящий аромат, улыбнулась той ветке, которую держала в руках, затем улыбнулась еще раз, куда-то в пространство, словно за этим сиреневым кустом был спрятан целый мир, видимый ей одной, открывшийся только ей по ее особой просьбе, и пока я наблюдал за ней, мне казалось, что я тоже начинаю видеть этот волшебный мир, что мне тоже открывается какая-то тайна этого заколдованного царства. В этот момент мне очень хотелось посмотреть в ее глаза: мне казалось, что там, в этих глазах, я прочитаю ответы на все свои вопросы. Я уже почти сделал шаг в сторону, чтобы открыться незнакомке, как услышал:
– Любование таким прекрасным существом не считается преступлением, – барон, один из соседей виконта, стоял рядом со мной. – Не бойтесь, я никому не расскажу о Вашем маленьком развлечении. – Барон подмигнул мне своим рыбьим глазом и жестом предложил мне следовать за ним. Я не вымолвил ни слова, пока мы шли по тропинке к дому виконта, а барон тараторил без умолку. Я не вслушивался в его слова, но он, как назойливая муха, вился вокруг меня, и слова, бессмысленные слова, вырывались из его рта с неимоверной скоростью. Мне хотелось его убить. Барон был причиной того, что я не успел расшифровать смутное послание своего рассудка, не смог понять, что именно пробудил во мне образ той девушки, не смог вспомнить. Мне почему-то казалось, что я правда помню ее… – Прошу меня извинить, – не поворачиваясь к барону лицом, бросил я ему и кинулся в свою комнату.
* * *
31 августа 1883года.
– Милая, будь добра, подай мне книжку. – В беседке, в двух шагах от меня, расположились две девушки, одна из них была моя вчерашняя знакомая. – Ах, Маргарита, мне так к лицу твоя шляпка. – Эти до боли простые слова отозвались в моей голове целым калейдоскопом картинок. Я действительно вспоминал. Вот я вижу ее впервые, вот я стою подле нее, охваченный колдовской мечтой о ее прекрасной молодости, вот мой темный соратник планирует наше сближение – он так убедителен в своем, казалось бы, искреннем желании помочь мне и соблюсти условия нашего договора… Вот ее рука уже покоится на моей груди: уставшая от безудержных ласк, она прильнула ко мне своим обмякшим от наслаждения телом; ее красота снова и снова оживляет мое воображение, а ее тело снова и снова откликается на мой страстный порыв…А за соседней стеной засыпает тревожным навязанным сном ее мать, верный страж ее чести и благополучия, засыпает уже навсегда, усыпленная рукой собственной дочери, обманутая уже обманутой…А вот тюрьма: я умоляю ее бежать, и он здесь, лукавый спаситель, он торопит меня, а я все не могу уговорить ее бежать со мной и предать Того, Кто может ее спасти…Но она спасена. А я? Я не хочу, не хочу этого вспоминать!!!
* * *
Дописано 8 сентября 1883 года. Все написанное является продолжением записи от 31 августа 1883года.
В тот момент охваченный каким-то смутным предчувствием, я бросился прочь от того места, где была беседка. К вечеру у меня разыгралась лихорадка, виконт пригласил доктора. Осмотрев меня, доктор решил, что мое состояние вызвано моим образом жизни, прописал мне какие-то успокоительные пилюли и полный покой. Пилюли оказались слишком сильными для моего организма, и почти неделю я провел в беспомощном состоянии полуживого человека. Я все время спал, ни о чем не думал, потому что мысли мои были сильно заторможены лекарством, ни с кем не разговаривал, даже не выходил из своей комнаты, дыша свежим воздухом через открытое окно и принимая пищу из рук моей горничной. И только сейчас, хоть и будучи очень слаб, я смог взять в руки перо.
* * *
10 сентября 1883 года.
Сегодня Маргарита уехала к тетке в П…. Ее ждет большой город с балами и развлечениями, знакомствами и надеждами, счастьем и беззаботностью. А что ждет меня?.. После того как я узнал ее, мне кажется, что то, что объединяло нас в прошлом, то, что я вспомнил, должно непременно сблизить нас здесь…Я чувствую, что она нужна мне, что она поможет мне… Но все напрасно. Я не имею права поехать за ней, я даже не знаю, где мне искать ее в П… Я в отчаянии, но я должен справиться со своими чувствами, своими страхами…