* * *
Следователь уголовного розыска Геннадий Ругин, высокий парень лет двадцати шести, со светлыми волосами, обильно сдобренными по новоявленной заморской моде гелем, смотрел на Позднякова с долготерпением психиатра, привыкшего к чудачествам и закидонам своих пациентов. Николай Степанович, ощущая нечто вроде озноба и слабости после бессонной, полной мучительных размышлений и кошмаров ночи, излагал накопившиеся в нем сомнения относительно загадочных обстоятельств смерти Ларисы Кривцовой. Молодой сыщик только меланхолично постукивал тщательно отточенным карандашом по полированной столешнице. Но вот Поздняков умолк, и следователю волей-неволей пришлось что-то произносить.
- Итак, вы… - Ругин заглянул в свои бумаги, - Николай Степанович, утверждаете, что покойная Кривцова предчувствовала свою смерть?
- Я бы сказал, что она боялась внезапной смерти.
- Понятно, - протянул следователь неопределенным тоном, - но, если я вас правильно понял, напрямую она не заявляла, что боится именно убийства, и не рассказывала, что ей кто-то угрожал.
- Нет, - покачал головой Поздняков. Действительно, так определенно Лариса не выражалась, хотя теперь он был уверен: хотела сказать именно это.
- Что ж, тогда это только подтверждает версию самоубийства, - опять постучал карандашом по столу Ругин и добавил, точно выстрелил: - Вы знаете, что у нее был рак?
- Что?! - Поздняков невольно привстал со стула. - При вскрытии обнаружилось?
- Это явствует из показаний гражданки Шихт, близкой подруги покойной, - заявил следователь нарочито официальным тоном, в котором Позднякову послышалась скрытая издевка. - Кривцова незадолго до смерти узнала о болезни и поделилась печальной новостью с гражданкой Шихт. При этом она была сильно расстроена, плакала… Поэтому в ее предчувствии, я думаю, нет ничего сверхъестественного. Знаете, сколько людей с подобным диагнозом, не желая мучительной агонии, добровольно уходят из жизни? Когда, кстати, она высказывала вам свои опасения?
Поздняков почувствовал, что ни с того ни с сего краснеет, словно прыщавый подросток.
- Она заходила ко мне в пятницу вечером и… осталась ночевать… Она не очень хорошо себя чувствовала.
Ругин посмотрел на него с нескрываемым любопытством:
- То есть Кривцова была пьяна.
Язык с трудом ворочался у Позднякова во рту, точно каменный жернов:
- Ну, не то чтобы уж так, скорее она была выпивши.
- Понятно, понятно, - неопределенно заметил следователь и подал ему лист бумаги. - В любом случае все совпадает, потому что именно в пятницу она была в больнице, где и узнала о болезни. Потом заехала в Дом моделей Шихт. Ваш рассказ только подтверждает версию следствия. Запишите, пожалуйста, все, что вы мне рассказали. Вот вам ручка…
Поздняков, словно во сне, хлопнул себя по карману пиджака:
- Спасибо, я всегда ношу с собой это чудесное приспособление.
- Вы очень предусмотрительны, - одобрил его Ругин. - Присядьте к тому столу и все запишите. - Он указал на стол, вплотную придвинутый к пыльному окну, подоконник которого был завален кипами старых скоросшивателей.
В комнатке следственного отдела районного УВД вообще было чрезвычайно тесно. Кроме Ругина, здесь сидел еще один следователь, постарше, с бледным, одутловатым лицом. Он что-то читал, подперев голову рукой, и по лицу его было разлито выражение беспредельной скуки.
Поздняков сел к предложенному столу и принялся писать. Чем дольше он водил ручкой по бумаге, тем яснее понимал, насколько безнадежна его затея. Следователь Ругин не станет разбираться в особенностях психологии Ларисы Кривцовой. Закончив, он молча протянул исписанные страницы, а следователь, даже не просмотрев их для близира, сунул в первый попавшийся скоросшиватель.
- Ну что же, если вспомните еще что-нибудь, приходите. - Его слова можно было понимать так, что Позднякову пора уматывать.
- И все-таки, - начал было Поздняков, - вы все равно должны проверить…
- Конечно, мы и проверяем, - Ругин не скрывал раздражения. - Например, мы уже проверили алиби у всех, с кем она близко общалась. Вы же специалист и знаете, что нужно подождать окончательного заключения экспертизы, а оно будет дней через десять, не раньше.
Это означало полный отбой.
- До свидания, - пробормотал Поздняков, направляясь к двери.
- Счастливо, - напутствовали его оба следователя в унисон.
Он вышел и задержался на минуту у двери, пытаясь прийти в себя после открытия, сделанного следователем Ругиным. Достал из кармана платок, чтобы вытереть выступивший на лбу пот, и услышал разговор за тонкой стенкой.
- Чего этому старому евнуху нужно? - спросил второй следователь, который все время что-то читал. - Разве дело еще не закрыто?
- Без пяти минут, - подтвердил Ругин, - остались кое-какие формальности. Вот придет заключение экспертизы - и можно закрывать. Надо побыстрее с ним кончать, а то столько "висяков"…
- Ну, а этому что надо? - не унимался его приятель.
- Не могу же я его послать куда подальше? Он сам двадцать пять лет проработал на нашей собачьей должности, - пояснил Ругин.
- Видно, не сильно преуспел. Не иначе у него с твоей покойной писательницей был затяжной роман. Как говорится, седина в бороду, а бес в ребро…
За коротким диалогом уже последовали невнятное хихиканье и шелест бумаг, а Поздняков все еще стоял под дверью, будто прибитый гвоздями к полу. Мимо прошмыгнул чубастый рыжий парень в милицейской форме с сержантскими погонами. Задержался, глянул на Позднякова внимательными серыми глазами:
- Гражданин, вам плохо?
- Где здесь туалет?
- По коридору до конца и налево. Проводить? - участливо осведомился сержант милиции.
- Спасибо, мне не так уж и плохо, просто у вас тут очень душно.
- Мягко сказано, - подтвердил сержант. - Хоть бы кондиционеры поставили, а то как в душегубке.
В туалете стойко пахло куревом и мочой, на подоконнике валялись дохлые мухи. Даже яркое и торжественное июльское солнце, бросающее свои лучи сквозь окно, наполовину замалеванное серой краской, неспособно было разрядить обстановку казенного сиротства.
Поздняков опустил голову под кран, обреченно ожидая, когда, наконец, польется более-менее холодная вода, потом встряхнулся, как бездомная собака, и посмотрел на свое отражение в висящем над раковиной тусклом, старательно засиженном мухами зеркале. Ничего не скажешь, впечатляющее зрелище: физиономия пожилого мужика с плохо выбритым подбородком со следами свежих порезов и сильно выраженными носогубными складками, придающими общему малооптимистичному выражению изрядную долю вселенской скорби.
- Ну что уставился, старый евнух? - спросил свое отражение Поздняков и, не дождавшись ответа, плеснул в зеркало водой из-под крана.
ГЛАВА 4
У платиновой блондинки были такие длинные ноги, что, казалось, туловище, голова и прочие комплектующие прилагались к ним только для проформы. Во всяком случае, лицо ее, плоское, невыразительное, прямо-таки подталкивало к тому, чтобы взгляд непроизвольно соскальзывал вниз, к ее подножию.
- Так и сказать: Поздняков, и больше ничего? - недоуменно переспросила она. - Может, у вас визитка есть?
- Так и скажите, - подтвердил Поздняков, - ну, если хотите, прибавьте еще господин. Как, на ваш взгляд, господин Поздняков звучит неплохо?
Длинноногая блондинка не оценила его старомодного юмора, передернула плечиками и скрылась за дверью кабинета своей начальницы.
Она отсутствовала не больше минуты, тут же вернулась, причем несколько заинтригованная.
- Можете проходить, - пригласила она, окинув Позднякова взглядом сверху вниз.
- Благодарю вас, вы очень любезны, - отозвался Николай Степанович, как по писаному, сам удивляясь собственной галантности.
Длинноножка хмыкнула и щелкнула длинным ногтем по клавише стоявшего на ее секретарском столе компьютера. По дисплею немедленно побежали буковки, похожие на трудолюбивых муравьев.
Госпожа Шихт - а в данном случае это обращение само напрашивалось - уже не выглядела убитой горем, как накануне. Она сидела в большом, шикарно обставленном кабинете, являя собой типичный образчик американизированной деловой женщины, счастливо перенесенный на щедро удобренную рыночными реформами российскую почву.
Виолетта Шихт тронула наманикюренными пальчиками оправу красивых очков и эффектно выбросила вперед нежную длань, покрытую загаром, по-видимому, средиземноморского происхождения.
- Садитесь, прошу вас.
Прежде чем воспользоваться вежливым приглашением, Позднякову пришлось преодолеть изрядное расстояние от двери до стола Виолетты Шихт, владелицы известного в Москве Дома моделей. Он шел в своем сереньком костюмчике, который купил по случаю еще во времена тотального дефицита, когда хватали все подряд, и который он не менял вовсе не потому, что не было денег. Просто он никогда не придавал значения одежде, но сейчас нутром чувствовал, как падал его рейтинг в глазах этой профессиональной жрицы моды.
- Слава Богу, что у меня хорошая зрительная память, а моя секретарша умеет подробно описывать незнакомых посетителей, которые представляются только по фамилии, иначе бы я вас ни за что не приняла. У нас скоро показ.
- У вас не секретарь, а прямо агент ФБР, - заметил Поздняков. - Так быстро и основательно описать человека с незапоминающейся внешностью…
- Ну почему уж так и с незапоминающейся? - возразила Виолетта Шихт. - Вы себя явно недооцениваете, поверьте мне, уж я-то знаю толк в том, что называется имиджем.