Сделав это признание, она почувствовала прилив счастья. С улыбкой глядела она на улыбавшееся ей отражение, и ей вдруг показалось, что она помолодела. С лица еще не сошла усталость, но оно разгладилось, стало как будто спокойнее. Может быть, оттого что она бросила Джеймса? Господи, какая волшебная легкость! Она словно выпущенная на волю узница! Неужели так? Малышка нахмурилась, стараясь разобраться в своих чувствах. Наверно, она должна чувствовать себя иначе в сложившихся обстоятельствах. Несчастной, виноватой - в конце концов, как бы мерзко Джеймс ни вел себя ночью, она в чем-то, и очень важном, обманула его ожидания. "Бедняжка Джеймс", - с раскаянием подумала Малышка, призывая на помощь привычную нежность. Это не сработало. И Малышка спросила себя: "Что со мной?" Она стала вспоминать, как сильно любит Пэнси, Адриана и Эйми, и немного успокоилась, поняв, что ее любовь осталась такой же сильной и горячей, как прежде. Лишь к мужу у нее не было теперь никаких чувств. Она не испытывала ни гнева, ни раздражения. Еще раз проверила себя. Потом громко произнесла:
- Я всегда любил твое Рождество.
И рассмеялась.
Телефон зазвонил, когда они завтракали. Удобно устроившаяся в родительской постели Малышка вздрогнула и пролила чай. Мафочка взяла у нее чашку, поставила на поднос и сказала:
- Не волнуйся, дорогая, папуля поговорит с ним.
Мартин ушел и закрыл за собой дверь, однако его жена и дочь слышали его громкий сердитый голос, что-то лаявший в трубку, хотя кабинет располагался по другую сторону крошечного холла. Достав кружевной платочек, Хилари Мадд промокнула пролитый чай.
- Если это Джеймс, я должна сама поговорить с ним, - сказала Малышка, неожиданно осознав, что рвется в бой.
Ей отчаянно захотелось сказать Джеймсу все, что у нее накипело. Вслушиваясь в голос папули, разбирая отдельные слова, она вся трепетала, ощущая прилив энергии. Ох, с каким бы удовольствием она сказала ему сейчас, как рада, что наконец-то освободилась от него, от его дурацких шуточек, от его хвастовства, от его грубости. Он даже не представляет, как ей легко было бы обругать его. Не со злости, а ради удовольствия…
И тут она почувствовала теплое прикосновение мафочки к своей руке.
- Бедная овечка, ты вся дрожишь. Не бойся, дорогая, тебе не нужно говорить с ним. Ты достаточно настрадалась, и ничего Джеймсу не сделается, если он узнает от папули, что мы думаем о нем. Сколько же тебе пришлось всего вынести! Хотелось бы думать, что нам с папулей удастся немножко тебе помочь. Тебе не надо щадить нас. Разделенная беда - половина беды. К тому же я могу понять, каково тебе сейчас. Женщина всегда поймет женщину. Особенно мать. Когда ты сказала, что тебе стыдно, я сразу поняла. Это было словно нож в сердце, и я поняла, как тебе больно! Так похоже на тебя - всегда считать виноватой только себя. Моя ласковая, добрая девочка.
Пытаясь возразить, Малышка покачала головой, но мать лишь крепче сжала ей руку.
- Не надо бравировать, дорогая. Так будет только тяжелее. Не бойся показать свое горе.
- Но я не…
Малышка умолкла, увидев страдальческий блеск в глазах матери. Мафочка очень переживает, но будет переживать еще сильнее, если подумает, что у нее бессердечная дочь. Постаравшись изобразить улыбку, Малышка наклонила голову, чтобы скрыть румянец стыда.
- Моя овечка, - прошептала мафочка и, обняв дочь за плечи, притянула ее к себе, чтобы уложить ее голову себе на грудь. Малышке пришлось неловко выгнуть шею, но она подчинилась любящей руке.
- Может быть, это и не Джеймс вовсе.
- В таком тоне папуля больше ни с кем не будет говорить, - возразила мать. - Разве что с родственниками. Но они не звонят спозаранку. Предпочитают ругаться за меньшую плату.
Она весело хихикнула и отпустила дочь. С благодарностью выпрямившись, Малышка потерла шею.
- Ох ты Боже мой, не надо бы мне смеяться, - сказала мафочка.
Малышка улыбнулась.
- Опять скандал?
- Кажется, Флоренс что-то задумала. Вчера вечером папуля разговаривал с ней. Громы и молнии почти полчаса. Не представляю, как он выдерживает. На его месте я была бы без сил.
- Для него это как хорошая пробежка. Разгоняет кровь.
Первый раз в жизни Малышка не только поняла своего отца, но и была заодно с ним. Для здоровья полезно время от времени давать волю злости. Когда он с блестящими глазами, раскрасневшийся, вошел в спальню, она почувствовала, как радостно заколотилось ее сердце.
- Ну, папуля?
Мартин усмехнулся и пощелкал костяшками пальцев.
- Его светлость. Думаю, он получил свое. "Моя жена у вас?" Представляете, моя жена! Его собственность! Ну я и говорю: моя дочь у меня. Прошу прощения, сказал он. Прошу прощения за беспокойство. Можно подумать, я разговариваю с телефонным оператором! Но я ничего не сказал на этот счет. Подумал, пусть подавится, черт с ним. А он все делает вид, будто его гнетет печаль - печаль, а не злость. Такую он выбрал линию. Бедняжка, не может оправиться. Проснулся, а жены нет, сбежала, как нашкодившая горничная. Кстати, что он имеет против горничных? Ему бы хотелось, чтобы у нее было больше достоинства! Он старался быть цивилизованным и впредь тоже будет стараться, можешь радоваться. Кстати, он готов на щедрые в разумных пределах алименты. Обрати внимание! Дом, естественно, записан на его имя, так что если его жена не желает в нем жить, то он выставляет его на продажу. Часть полученных денег он обратит в трастовый фонд для Пэнси. Он также готов на честный раздел всего, что - цитирую - может рассматриваться как общее имущество! Это мебель, постельное белье, кухонное оборудование. Фамильное серебро, естественно, остается ему! Я уж не говорю об украшениях его матери. Он упомянул кольцо с бриллиантом и рубином. Деньги и чувства, как ты понимаешь, для него неразделимы. Но он может подумать насчет того, чтобы отдать тебе машину…
Малышка рассмеялась, и отец изумленно посмотрел на нее, словно увидел в первый раз.
- Ну, тут я оборвал его и сказал: не волнуйтесь, мы это дело передадим жуликам-профессионалам.
- Пожалуйста, Мартин, - перебила его мафочка. - Дорогой, остановись. Я знаю, что ты чувствуешь, как ты сердишься из-за нашего бедного ребенка. Он чудовище! Но он - ее муж! Ты разобьешь ей сердце.
- Вряд ли.
Все еще смеясь, Малышка сказала:
- Прости, мафочка.
И подумала: с чего это я извиняюсь? Потом она постаралась сочинить приемлемое для матери объяснение.
- Когда-то я любила его. По крайней мере, мне так кажется. Но это давно прошло.
Мафочка внимательно поглядела на нее.
- Родная, как же он обидел тебя! Наверно, ты ненавидишь его. Не бери у него ни одного пенса! Мы не нищие! Проклятые деньги!
Мартин фыркнул.
- Считай это выходным пособием. Так проще.
- Я не ненавижу его, мафочка, - ласково проговорила Малышка. - И даже не могу сказать, что он мне не нравится. Я ничего не чувствую к нему. Это правда. И если я не собираюсь делить его серебро, то не понимаю, почему бы ему не поддержать меня некоторое время. Конечно, я найду себе работу, но на это потребуется время. Ведь мне нужно быть свободной в каникулы. К тому же у меня нет профессии.
- А почему? - набросился на нее мгновенно побагровевший Мартин. - Ты могла бы учиться в университете. И не только Джеймс виноват. Его нельзя винить во всех твоих глупостях. Нечего было сразу после школы выскакивать за него замуж. Господи помилуй, да он годился тебе в отцы. Я говорил тебе. Сначала выучись. У тебя должна быть профессия. Подожди. Куда там! Разве ты слушала меня?
- Она любила его, - вмешалась мафочка. - Мартин, дорогой, разве дело было в одном Джеймсе? А дети?
- Сентиментальная чушь! Она за них не отвечала.
Малышку удивил его тон, и она разозлилась.
- При чем тут сентиментальность? Мне хотелось сделать что-нибудь в жизни.
- Ерунда. Тебе хотелось пожертвовать собой. Романтические бредни мазохистки!
- Мартин, дорогой, не наскакивай на нее! Милый, это совсем не похоже на тебя.
- Не беспокойся, мафочка, - заявила вдруг Малышка. - Его это только бодрит.
Ее тоже и бодрила, и веселила их перепалка, однако она не могла признаться в этом, глядя в испуганные любящие глаза матери.
- Так легче, чем плакать над пролитым молоком, - с улыбкой проговорила она.
Ее удивлял снизошедший на нее покой, и она подумала, что так не может продолжаться вечно. Безразличие скоро пройдет, как анестезия, и тогда боль возьмет свое. Ей даже хотелось, чтобы так и было. Неестественно чувствовать себя счастливой в подобных обстоятельствах. А она, кроме этого, чувствовала себя еще свободной и беззаботной. Конечно, для той прежней, которой она себя считала или которой старалась быть, подобное было бы неестественно. Но ведь она не лгала тогда, не лжет и теперь. Однако стоило ей запеть в родительской квартире или, оторвавшись от книги, встретить устремленный на нее испуганный взгляд матери, и Малышка старательно изображала озабоченность. "Бедняжка Джеймс", - с усилием вспоминала она. Несмотря на то что инициатором разрыва был он, освободилась-то от всяких забот она, предоставив ему продавать дом и искать склад для мебели.
Немыслимый труд! Когда они с мафочкой приехали собрать вещи, Малышка оглядела дом, остававшийся без присмотра всего несколько дней, но уже пропыленный, с разбросанными повсюду газетами, запущенный, с огромным количеством немытой посуды, и ощутила легкий укор совести. Вот и мама после того, как они закрыли последний чемодан, сказала:
- Похоже, миссис Томкинс не приходила. Может быть, приберемся? Хотя бы в спальне?