- Мейзи не могла поверить своим глазам. Ее всегда было легко удивить. - Прайм весело подмигнул мне. - Знаете, я разыскивал ее с тех самых пор, как узнал, что она живет где-то поблизости. Меня просветил брат, который хорошо знаком с Моди. Если бы старина Даг знал адрес Мейзи, я бы прибежал сюда со всех ног!
- Мод никогда не говорила мне, что видится с Дагом, - сказала мать. - О, она такая смешная. Праймы жили от нас через дорогу. Она должна была знать, что это будет мне интересно.
- Кажется, я знаком с Дагом, - сказал я. - У них с Мод общий участок земли.
- Ох, перестань! - Мать захихикала. - Твоя тетушка и участок! Должно быть, ты что-то напутал. Она не отличит один конец лопаты от другого!
- Не знаю, - сказал Дэйв. - Но она всегда любила физические упражнения. И хорошо плавала.
- Мы все любили плавать, - объяснила мне мать. - Мы с Дэйвом и Мод с Дагом.
- Да, но у Мод получалось лучше всех, - возразил Дэйв. - Тридцать раз туда и обратно. Она не просто плескалась в воде, как все мы, а плавала так, что любо-дорого смотреть. Если бы она захотела, то могла бы выступать на Олимпийских играх, как моя Элси.
- Дэйви женат на Элси Прайм, - с гордостью сказала мне мать. - Той самой, которая переплыла Ла-Манш.
- Мейзи, он не может такого помнить! Это было много лет назад! - Прайм обернулся ко мне. - Увы, теперь у моей жены та же болезнь, что у всех бывших пловцов. Размягчение мышц. Она с трудом передвигается, так что я делаю всю домашнюю работу и хожу по магазинам. Благодаря этому я и встретил вашу матушку. Я узнал ее с первого взгляда. Такая же красавица, какой была всегда!
Я посмотрел на улыбавшуюся мать, довольную комплиментом, увидел за ее милым морщинистым лицом другое, более гладкое и юное: призрак, пентименто очаровательной девушки, и тут же подумал об одной картине. В мозгу забрезжила какая-то мысль. Я погнался за ней, потерял, очнулся и внезапно растерянно пробормотал:
- Должно быть, это другой Даг. Тот мистер Прайм, которого я видел у Мод, был почтальоном. Я думал, что именно из-за его профессии они и познакомились.
Глаза матери смеялись. Она больно ущипнула меня и сказала:
- Ну да, милый, Даг действительно был почтальоном. Но Мод знала его всю жизнь.
Элен
Мне позвонила Элен.
Я сказал:
- Милая, подожди минутку, ладно?
Слово "милая" само сорвалось у меня с языка. Я осторожно взглянул на Барнаби, но он ел свои хлопья, прикрыв глаза и наслаждаясь хрумкающим звуком. Я подошел к кухонной двери и прислушался к шуму воды в трубах. Клио все еще была в душе. Я снова взял трубку и пробормотал:
- О'кей. Говори, только быстро. Или, может, я перезвоню тебе из автомата?
Элен ответила:
- Я твоя бывшая жена, а не любовница. Это просто смешно.
- Да. Но не для Клио. Она не может с собой справиться. Это серьезно?
- Спроси у нее.
- Я имею в виду то, что ты хочешь сказать. - Конечно, важно. Наверняка. - Это имеет отношение к Тиму?
Она всхлипнула в ответ. Я сказал:
- Сейчас перезвоню.
Я выключил кофейник, вынул из кастрюльки яйцо, положил его в рюмку, срезал верхушку и поставил перед Барнаби.
- Будь умницей, ешь яйцо. Я ненадолго выйду. Фиона будет здесь через десять минут. Если я не вернусь, она отвезет тебя в школу.
Он сказал:
- Солдатские ноги. Ты не сделал мне солдатские ноги.
Я намазал тост маслом и разрезал его на полоски.
- Вот. Теперь ты доволен?
Он широко улыбнулся с полным ртом.
- Спасибо, папа. Поцелуй меня на прощание.
Я поцеловал его в макушку, поставил треснувший чайник на буфет и вышел в коридор. На площадке второго этажа стояла Клио и смотрела вниз. На ней были полотенце, купальная шапочка и тонированные очки. Она спросила:
- Ты куда?
Я закрыл дверь кухни.
- На почту. Сегодня утром они не принесли "Таймс". Только "Гардиан".
- Кто звонил?
- Никто. В смысле, ошиблись номером.
- Я слышала, что ты разговаривал.
- Какая-то чокнутая спрашивала Мюриэл. Я сказал, что никакой Мюриэл здесь нет, но она мне не поверила. Может, она была не чокнутая. Просто глухая.
- Ты нагло врешь.
- Нет, Клио. Честно…
- Почему эта сука не может оставить нас в покое?! Она никогда не сделает этого, правда? Это твоя вина, ты поощряешь ее. Стоит ей поманить пальчиком, как ты бежишь к ней. Она делает из тебя дурака, но ты этого не понимаешь и не обращаешь внимания на мои чувства.
- Очень даже обращаю. Клио, она не сука. Речь идет о Тиме.
- Он объявился?
- Не думаю. Иначе она сказала бы об этом сразу.
- Значит, это только повод, чтобы заманить тебя. Это отвратительно.
- Замолчи, Клио.
Клио стащила с себя шапочку, и ее длинные волосы рассыпались по плечам. Она дала сползти полотенцу и обнажила красивую маленькую грудь. А потом с достоинством сказала:
- Тебе не обязательно выходить на улицу. "Таймс" лежит у меня в спальне. Я ходила вниз за апельсиновым соком и взяла газету с собой. Можешь позвонить оттуда. Я не буду слушать.
Она повернулась ко мне спиной, и полотенце упало на пол. Однако я никак не отреагировал на ее обнаженное тело, словно она была девяностолетней горбуньей. Мне стало противно. Впрочем, было бы еще противнее, если бы я не знал, что она догадывается о моих чувствах и хочет таким образом укорить меня.
Клио посмотрела на меня через плечо. Чувство собственного достоинства сползло с нее вместе с полотенцем. Она сказала:
- Можешь сообщить Элен, что она добилась своего. Сумела разрушить нашу любовь. Воспользовавшись для этого Тимми.
- Чушь. Она сходит с ума от тревоги за него.
- Она просто хочет, чтобы ты так думал. Знает, какой ты дурак. Ты ей не нужен, но дать тебе свободу выше ее сил. Чтоб она сдохла! И я тоже. Думаю, именно этого ты и добиваешься!
Мне захотелось ее ударить. Но на кухне был Барнаби. И нас разделял лестничный пролет. Я сказал:
- Ты сама знаешь, что это неправда. Послушай, я ненадолго. Постарайся за это время успокоиться. Ты затеяла опасную игру и сама понимаешь это, не правда ли?
Я вышел из дома и рысью побежал к телефону-автомату напротив полицейского участка. Он не был ближайшим, но я надеялся, что вандалы, проживающие в нашем не слишком фешенебельном районе, пощадили хотя бы его. Хотя Клио обещала не подслушивать, я решил не рисковать. Обычно она подслушивала. И даже вскрывала мои письма, отпаривая конверты.
В будке стояла толстая чернокожая старуха. Судя по тому, что стекло запотело от ее дыхания, она была там уже давно. Я вежливо улыбнулся ей. К моему удивлению, она почти тут же повесила трубку, открыла дверь задом, выбралась наружу, держа в руках дюжину пластиковых пакетов, и сказала:
- Некоторые люди не умеют вовремя останавливаться, правда? Моей подруге сделали операцию. Ничего особенного, но она ноет, ноет и ноет, и ей нет никакого дела, что я тащу домой кучу рождественских подарков. Я сказала ей, что тут мужчине нужно вызвать "скорую помощь". - Старушка ласково улыбнулась мне и поплыла по улице, как будто пластиковые пакеты были воздушными шарами и поднимали ее над землей.
Элен ответила тут же. Должно быть, она ждала звонка.
- Ох, слава Богу. Извинись за меня перед Клио. Но кто-то звонил ночью. Точнее, утром. В четыре часа.
У меня тут же пересохло во рту.
Мне были знакомы эти ночные звонки. Хриплый звук, сначала кажущийся частью сна - судейским свистком на футбольном поле или грохотом поезда в тоннеле. Потом ты просыпаешься и начинаешь гадать: тормоза, отказавшие на мокрой дороге; мопед в кювете, звонок из полиции, из больницы, от самого Тима, взбешенного или умоляющего: "Папа, приезжай и забери меня". Теперь мы с Элен просыпаемся порознь, наощупь включаем ночник и берем трубку с ужасом и безумной надеждой…
Но ей звонил не Тим. Голос был чужой. Мужской, низкий, приятный, может быть, чуть пьяный (судя по тому, что он не извинился за поздний звонок, и веселым голосам, звучавшим в отдалении, ему не казалось, что уже поздно). Незнакомец осведомился, дома ли Тим и можно ли с ним поговорить.
- Нет, его здесь нет. Кто это? Пожалуйста, скажите, кто говорит?
- Его друг.
Элен сказала, что в голосе мужчины ей послышалось что-то вроде насмешливого удивления. Это был просто друг, желающий побеседовать со своим другом, нашим сыном. Он был из мира обычной жизни (благополучной солнечной страны на другом берегу реки), в которой легко "связаться с кем угодно"; все, что требуется, это адрес или номер телефона. В обыденности этого ожидания было нечто неловкое. Жестокая правда могла не оставить от него камня на камне. Элен сказала:
- Боюсь, что Тима здесь нет. - Слово "боюсь" она применила в его переносном, светском, а не в прямом, более страшном смысле. Элен не могла не воспользоваться этой возможностью. Тем более, что все мои усилия ни к чему не привели. - Он пропал. - Это слово она употребила уже в его истинном значении: "пропавший без вести"; подробности на полицейском компьютере - возраст, пол, цвет волос и глаз, другие особые приметы. Шрам от аппендицита. Родинка слева подмышкой. Золотое кольцо с печаткой, принадлежавшее бабушке Элен.