Пришлось, провожая ее до метро, пообещать встретиться с ней в конце недели, естественно, у меня, благо жена в отъезде, стало быть — имею возможность, как одинокий и единственный, с чувством юмора, без эмоциональных и материальных проблем, с трезвым умом (правда, пишущий стихи и иногда кропающий прозу), без особых претензий на оригинальность, надев для приличия костюм, с членом от 16 сантиметров (?), малоспособный помочь деньгами, но с хорошей потенцией и отдельной квартирой; во всех смыслах и проявлениях, без авто, но с крепкой мошонкой и ухоженным анальным… (еще раз извините!), будучи добрым, щедрым и понятливым,
короче:
Созвонимся, и обговорим время! Уффф.
… и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе;
пронеси эту чашу
мимо Меня;
но не чего Я хочу,
а чего Ты …(это вообще с другого сайта — но тоже, кстати…) В общем,
я так и не перезвонил.
Примерно через неделю, увидев меня в сети, она написала:
— Ну что, ВСЕ отменяется?
Я сидел и думал, что ей ответить.
Я думал, где она покупает себе такие маленькие вещи. Модные туфли, ремни,
белье? Раньше,
во времена, когда «Железный Феликс» стоял на своем прежнем месте, все
«маленькие люди» одевались в детских секциях магазинов. Выглядели они зачастую
ужасно, что, должно быть, понижало их и так не очень-то высокую (простите за каламбур) самооценку. Дело даже не в этом. Дело в другом. Дело, как ни странно, во мне…
Я написал ей, что вернулась жена, что «закрутился», что много работы…
Эх, Деби, Деби. Да пошлет тебе Бог в этом большом и равнодушном городе НОРМАЛЬНОГО мужика, способного полюбить тебя за твою доброту, за твое трогательное отношение к голодным кошкам, за твой золотой характер, который так мучительно и ярко проявился в последнем полученном от тебя письме:
— Я не обижаюсь. Я все поняла… Ничего. Всего тебе самого наилучшего.
Счастливой тебе охоты,
Поэт.
…счастливой охоты…
Мухомор
Может быть, просто климат не тот -
Мало сосен, березок, болотца.
Ну, а может быть, он не растет,
Потому что ему не растется.
Георгий Иванов
То, что я ханжа и ретроград, я понял окончательно совсем недавно. Накануне своего сорокалетия. Это было как озарение. Меня стали раздражать РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ матом уличные подростки (мы-то в их возрасте матом только ругались, причем, как мне сейчас кажется, не прилюдно). Мне буквально начали бросаться в глаза посторонние металлические предметы в пупках, носах, бровях и розовых губках… представительниц противоположного пола (о мужчинах я уже не говорю!), а также вытатуированные, над вечно торчащими из штанов стрингами, разноцветные псевдовосточные орнаменты.
Я даже намедни написал гневное письмо нашему вороватому мэру, когда чуть было
не проколол себе ногу валяющимся на «детской площадке» использованным шприцем. Знаете, таким одноразовым тоненьким шприцем для диабетиков. Их как-то особенно полюбили нынешние наркоманы.
Где ханжество, там и вполне закономерный: «стук-стук-стук…»
Да, в наше время мата было меньше, детские площадки убирали лучше, шприцы были толще, а иглы приходилось много раз кипятить в домашних услов…
Извините, что-то я не о том…
* * *
Мы учились с ним в одной школе. Звали его Денис Ширшиков. Класса так до четвертого. Потом, видимо, матушка его сменила фамилию на Дыбенко, и он, соответственно, стал однофамильцем одного репрессированного в 38-м матроса, — ставившего раком — на законном основании! — бабушку российской революции Коллонтай, так как являлся не только ее официальным мужем, но и товарищем по партии.
Дыбенко, конечно, лучше звучит, чем Ширшиков, но называли его все равно либо Ширшик (чуть ли не по-детсадовски), либо Денис, до того самого момента, пока не произошла в нём серьезная личностная перемена…
Но об этом ниже.
Я в те времена еще не был ханжой и ретроградом.
Я только что вернулся из армии и активно приобщался к «прелестям гражданской жизни».