* * *
- Господи! Как же я устала! - сказала Клара и вздохнула мне прямо в ухо. Я немного отстранилась от телефона. - Он совсем обезумел. Готовит фирму ч( продаже. На нас рычит как зверь. Никому не доверяет.
Ирку выгнал из приемной. На коммутатор посадил Сюткину. Она всегда ему наушничала. Я теперь не смогу вам звонить с работы. Вы позволите в случае необходимости звонить вечером?
- Конечно, Клара, звоните всякий раз, когда захочется, даже если не будет повода.
* * *
Утром господин Скоробогатов брюзгливо сообщил мне, что недельный аналитический отчет не содержал ни анализа информации, ни самой информации.
Это было не правдой. Отчет, подготовленный нашей аналитической группой, был неплох. Я его прочла.
Костино недовольство мне понятно. Я в работе над отчетом не участвовала. А должна была. Господин Скоробогатов не переносит, когда манкируют должностными обязанностями.
Поскольку приходилось признать правоту кормильца, я покаянно потерлась носом о его шею, выпрашивая прощение.
Господин Скоробогатов ласку принял, но до конца меня не простил. Отбыл на работу суровый и насупленный.
Переполненная раскаянием и чувством вины перед персоналом офиса, я закопалась в куче газет и журналов на разных языках, отмечая что-то для себя, а что-то занося в компьютер для последующих отчетов.
Работа была привычная и, пожалуй, любимая. Но в это утро она меня не захватывала. Мысль то и дело соскакивала с того, чем мне надлежало заниматься.
Но вот стрелки на старинных напольных часах расположились в нужной мне позиции. Я бросила компьютер и набрала телефонный номер.
- Клара, это Елена Сергеевна, как дела?
- - Все по-прежнему, - сдержанно ответила Клара, не скрывая удивления, вызванного моим звонком.
- Что с продажей? - приставала я.
- Пока ничего. Какие-то сложности с наследованием. Прошел слух о наличии завещания.
- Откуда слух?
- Неизвестно, вроде от нотариуса. Но никакого завещания не обнаружено.
Кларин голос звучал все более сухо, но я никак не могла отвязаться.
- А где искали?
- О Господи! Ну откуда же я знаю? Наверное, везде.
- А ее сейф в нашем банке?
- А разве был сейф? - заинтересовалась Клара и, судя по характерному щелчку в трубке, кто-то еще.
- Да, конечно.
- Елена Сергеевна, я сейчас очень занята.
Клара довольно ясно давала понять, что разговор неуместен. Я соизволила наконец догадаться.
- Хорошо, Клара, извини. Я позвоню позже.
Я посидела, полюбовалась телефоном, размышляя, позвонить Яковлеву или нет. Идея распустить слухи о завещании принадлежала ему. Он сам и мы все рассказали о якобы существующем завещании всем, кому могли.
"Сибири" слух достиг в течение недели. Хорошо.
Решив не отвлекать от работы ни Яковлева, ни себя, я с чувством глубокого сожаления рассталась с телефоном.
После некоторого раздумья я сходила на кухню попить водички из-под крана и снова сделала попытку начать работать.
Журналы и газеты все так же громоздились на столе, экран дисплея приветливо и приглашающе светился.
Повозившись на стуле, я нашла положение, показавшееся наиболее удобным, и, придвинув к себе один из журналов наугад, приступила к чтению.
* * *
Время шло. Я трудолюбиво таращила глаза, стараясь уловить смысл прочитанного. Смысл с завидным упорством ускользал.
Я приходила в отчаяние, потом в бешенство, снова в отчаяние… Через какое-то время заставляла себя успокоиться и предпринимала очередную попытку начать работать.
Зажав ладонями уши, я с тупым упорством в третий раз прочла короткую английскую фразу и наконец поняла ее смысл. Почти одновременно поняла, что фраза написана по-французски.
Волна бешенства накрыла меня. Я размахнулась и что было сил метнула журнал в сторону двери.
Именно в этот момент дверь открылась. Журнал летел прямехонько в лоб Юры. Я, оцепенев, наблюдала полет, не в силах ни крикнуть, ни зажмуриться.
Юра ловко поймал трепещущий листочками журнал и спокойно сунул под мышку.
- Елена Сергеевна, там пришли.
Я продолжала злобиться, поэтому спросила строго:
- Кто пришел?
Юра ответил подчеркнуто безразлично:
- Михаил Павлович Троицкий.
Мои злобно выпученные глаза выпучились еще больше. Просто вылезли из орбит. На лице Юры появилось озабоченное выражение. Он оставил свое место у двери и, сделав несколько шагов, остановился около меня, по-прежнему с журналом под мышкой.
- Ну что ж, зови! - решительно приказала я.
Юра помедлил, задумчиво разглядывая мое лицо, и направился к двери. Я остановила его:
- Положи журнал.
Юра вернулся к столу, аккуратно положил журнал передо мной и не спеша вышел.
Я провела ладонями по лицу, двумя руками взбила волосы. Волнения не было. Я была готова к встрече. И знала, что и как буду говорить и делать.
Я стала спиной к окну, прямо напротив двери, и смотрела, как Миша входит в комнату. У меня не было никакого желания скрывать свои чувства. Я смотрела на него исподлобья, с выражением недоброжелательного ожидания.
Мишино лицо тоже выражало истинные чувства.
Неприязнь, агрессию и страх. Он старался спрятать страх как можно дальше, но прищур голубоватых глаз и невольно прикушенная нижняя губа выдавали его.
Юра тоже вошел в комнату и теперь стоял за Мишиной спиной.
Я взглядом велела парню уйти. Он упрямо набычился, поджал губы в ниточку и отрицательно мотнул головой.
Я сурово нахмурилась, он сдался и повернулся, чтобы уйти. Но, уже взявшись за ручку двери, предупредил нашего гостя:
- Я буду за дверью.
- Да ради Бога, - расплылся в улыбке Троицкий. - Хоть под дверью.
Проводив Юру взглядом, обратился уже ко мне:
- Твоя овчарка меня не любит.
Я пожала плечами, разглядывая зятя. Сегодня он был в полном порядке и похож на себя всегдашнего.
- Зачем ему? Юра с тобой под венец не собирается.
- Да? - ехидно прищурился Миша. - А мог бы. Он холост, я вдов, оба свободны. А как я слышал, его пристрастия…
- Мы будем обсуждать сексуальную ориентацию моего телохранителя?
Я села в кресло, кивнула Мише на такое же по другую сторону журнального столика. Зять тут же сел, поддернув брюки, и, словно защищаясь, выставил вперед ладони.
- Ни Боже мой. Хотя, конечно, небезынтересно, почему господин Скоробогатов доверяет тебя именно ему. Боится, никто другой не устоит перед твоими чарами?
Он откровенно издевался надо мной. Я оставалась спокойной. Разговор не задевал меня. Мои мысли были заняты другим.
- Мы обсудили моего охранника и моего мужа.
Теперь, очевидно, следует поговорить о погоде и о собаках. После чего ты сможешь откланяться.
- Ты хочешь, чтобы я ушел? - не поверил Миша.
- Хочу.
- Даже не узнав, ради чего я здесь?
- Даже.
Он поерзал в кресле, провел ладонью по редеющим белокурым волосам. Мое безразличие сбило его с выбранной линии поведения. Но Троицкий еще не сдался.
- Угости меня своим кофе, и я все тебе расскажу.
Он вытянул скрещенные ноги и усмешливо взглянул на меня. По-доброму, как казалось ему, по-шакальи, как видела я.
- У тебя есть пять минут. Хочешь - говори, хочешь - выметайся молча.
Миша надулся, глядя куда-то мне за плечо. Я просто слышала, как прокручиваются шестеренки у него в голове.
Мише нужен был скандал. Он надеялся получить информацию, для чего стремился вывести меня из равновесия, считая, что, потеряв над собой контроль, я сообщу ему что-то важное. План сорвался, и теперь он лихорадочно придумывал новый.
- Ну все. Ты у меня побывал. Теперь уходи.
Троицкий послушно встал и задумчиво покачался с пятки на носок.
Несмотря на невысокий рост и явно избыточный вес, выглядел он неплохо. Да нет, выглядел он хорошо: был молод и привлекателен. Некоторая нервозность не портила его. Наоборот, окрашивала румянцем бледноватые щеки.
Я так ненавидела его, что могла оставаться спокойной в его присутствии. Ничто не могло ни убавить, ни прибавить силы моему чувству.
Миша колебался, и в какой-то момент я испугалась, что он и впрямь уйдет. Этого нельзя было допустить, и я, стремясь вызвать в нем чувство протеста, еще нажала на него:
- Уходи! И запомни: ты был здесь в последний раз. Больше тебя в мой дом не пустят.
- Почему это? - вскинулся Троицкий, обрадованный возможностью продолжить разговор в тайной надежде вызвать меня в конце концов на скандал.
- Ты знаешь.
Я пошла навстречу его желаниям и дала втянуть себя в перепалку.
- Ты что, по-прежнему носишься с этим бредом?
- Что ты называешь бредом? - все больше втягивалась я, словно нехотя поддерживая разговор.
На самом деле я, кажется, впервые в жизни так тщательно подбирала слова. Миша должен был сказать и услышать то, что я хотела. И при этом думать, что драма разыгрывается по его сценарию. До поры до времени. Он так и думал, поэтому, дразня меня, насмешливо выговорил:
- Твою идею, что я убил свою жену.
На мгновение я выпала из кадра, не в силах проглотить простую фразу, произнесенную столь обыденно, и молчала, глядя прямо в его гладкое, красивое, несколько женственное лицо. Миша тоже смотрел прямо на меня и что-то увидел, потому что в его зрачках мелькнул страх и убавилось уверенности в голосе.
- Я не убивал Лялю. И никто не убивал. Она умерла от болезни.
- Или от укола…
- Чушь! Лекарства прописаны врачом.
(Да. О враче я почти забыла. Что там Милка накопала?).