* * *
Юра ждал меня у машины. Мы подошли втроем, и он коротко поклонился Милке и Ларисе.
- Спасибо, что не потащился за нами, - сказала Милка.
Юра дернул плечом и отвернулся. Я подумала, что он действительно дал мне побыть с подругами наедине, а не маячил за моим правым плечом.
Девчонки поцеловали меня. Я неуклюже, будто в первый раз, забралась на заднее сиденье машины.
В окно я видела, как они стоят рядом и держатся за руки. Очень разные, но с одинаковым выражением любви и беспокойства на лицах.
Я чувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Никогда я так долго не поднималась на свой этаж. Только обессилев у дверей, я вспомнила о существовании лифта.
Дождавшись, когда Юра впустит меня в квартиру, я из последних сил добралась до своей комнаты и упала ничком на кровать. Засыпая, почувствовала прикосновение теплых рук.
Юра снял с моих ног туфли и укрыл свободным концом покрывала.
Проснулась я в сумерках, с больной головой и сухим горлом. Не включая света, я, покачиваясь и цепляя мебель, побрела на кухню. Стакан апельсинового сока из холодильника спас меня.
В ванной я стянула с себя платье и засунула его в ящик для стирки. Вода из крана показалась теплой, я ждала, пока она стечет, и рассматривала себя в зеркале над раковиной. Лицо не блистало свежестью, но мы видали и похуже. Холодная вода принесла облегчение.
Я не стала вытирать лицо и шею, просто накинула длинный ситцевый халат и вышла.
Квартира выглядела нежилой. Только из-под закрытой двери в гостиную пробивалась полоска света.
Юра сидел на диване и смотрел телевизор. Рядом с ним стояла миска с фруктами.
Его круглая голова стремительно повернулась на звук моих шагов, сильное тело напряглось. Я улыбнулась ему, он остался сидеть и расслабился.
Я устроилась в уголке дивана, натянув халат на поджатые ноги и опершись на валик. Миска стояла между мной и Юрой, я потянулась и взяла огромную грушу. Груша дивно пахла и была сочной на вид. Я откусила большой кусок, сок брызнул. Я невольно зажмурилась.
Лялька всегда жмурилась и морщила короткий прямой нос, когда ела что-то сочное или пила газировку.
Слезы тихо заструились по моему лицу.
Я ела грушу и плакала. Слезы бессилия истощали меня. Это был момент, когда я была готова сдаться.
В слезах расплывался экран телевизора и происходящее на нем. Какие-то люди в белых одеждах, стоя посреди густого леса, вздымали вверх руки и кричали непонятные слова.
- Что это? - спросила я, протянув в сторону экрана руку с зажатым в ней огрызком.
- Американский боевик.
Юра ответил не оборачиваясь. Он не хотел видеть, как я плачу. Жалел меня. Я это знала и старалась держаться при нем, не раскисать.
- Кто эти люди?
- Школа выживания для жертв насилия. Героиня попала туда после нападения в лифте.
- Что с ними делают?
- Учат не подчиняться обстоятельствам, не сдаваться, не позволять себя унижать.
История заинтересовала меня. Я пристальнее вгляделась в экран. Слезы высохли, и теперь я видела, что толпа состоит из женщин. Женщины стояли плечом к плечу, выкрикивая как заклинание: "Я не жертва! Я не жертва!" - и вскидывали сжатые кулаки.
Неожиданно для себя, не осознавая, что делаю, я села по-турецки, выпрямила спину и, зажав кулаки, начала повторять сначала тихо, потом все громче и громче вслед за женщинами:
- Я не жертва! Я не жертва!
Действие фильма двигалось дальше, на экране замелькали городские улицы, а я все сидела, раскачиваясь, и повторяла:
- Я не жертва! Я не жертва!
Все поплыло перед глазами, резкая боль разрывала грудь. Я начала задыхаться. Почувствовала стакан у губ, С трудом сделала глоток. Второй дался уже легче.
Эти приступы повторялись вновь и вновь, иногда без видимой причины. Юра знал, что надо делать. От глотка коньяка спазм проходил, я снова могла дышать свободно. Но после этого начинался озноб, а вот что делать с ним, мы не знали. Не знали и врачи, которых возил мне господин Скоробогатов.
Меня колотило так, что зуб не попадал на зуб.
Стремясь избавиться от мучений, я, лежа на боку, подтянула к груди колени, обхватила их руками, плотно зажмурила глаза. Так, в позе эмбриона, я замерла, считая до десяти, и снова до десяти, и снова…
Юра беспомощно стоял на коленях у дивана. Я слышала его дыхание, похожее на всхлипывания. Вдруг он обхватил меня руками, прижал к себе, гася дрожь, легко разогнулся, встав на ноги, заходил по комнате, держа меня на руках, изо всех сил прижимая к своей груди.
- Лена! Леночка, - прошипел он сквозь стиснутые зубы. - Леночка! Я убью его. Хочешь? Хочешь?
Ты только скажи. Я убью его.
Меня заколотило еще сильнее. Теперь и от страха.
* * *
Господин Скоробогатов вернулся домой к ужину и обнаружил жену спящей под ворохом одеял.
Он потянулся зажечь бра, я почувствовала его рядом и проснулась.
- Ты почему лежишь в халате? - спросил муж, целуя меня.
- Так случилось, - ответила я, обнимая его за шею и не давая разогнуться.
Он опустился на мою подушку, спросил обеспокоенно, нежно перебирая мои пальцы:
- Был приступ?
- Не очень сильный, - успокоила я, - быстро прошел.
- Тебе надо отдохнуть и подлечиться.
- Ты мое самое лучшее лекарство.
Я прикусила его мочку, и он щекотно поежился, втягивая голову в плечи.
- Ты правду говоришь? - Голос выдал, как он счастлив.
- Правду, Костенька.
Я повернулась на бок и обняла его.
- Ты любишь меня?
- Очень.
- И не жалеешь, что вышла за меня замуж?
- Нет.
- Никогда?
- Никогда. Если не считать пяти - семи раз…
- Лена! - возмутился мой доверчивый муж.
- Никогда. Ни разу.
- И я. Никогда. Ни разу.
Он вздохнул, крепко-крепко обнял меня. Я его поцеловала. Потом он меня, потом я, потом он, потом…
* * *
Ларисин голос в трубке был спокоен, речь обстоятельна. Как всегда.
- Лена, ты сказала, что хотела бы, чтобы Миша узнал о твоих подозрениях.
- Да, - зачем-то ответила я, хотя меня и не спрашивали.
Лариса невозмутимо продолжала, проигнорировав мою реплику:
- Или распустить слух, чтоб другие узнали. Я все время об этом думаю. Я могу тебе помочь распустить слух.
- Как? - Я задохнулась от удивления и опять была проигнорирована попадьей.
- Я советовалась с Милой. Она одобрила. Сказала, что если Миша заволнуется, то, вполне возможно, допустит ошибку и это позволит его как-нибудь прищучить.
Лариса помолчала. Я тоже молчала, отказавшись от попытки поучаствовать в разговоре. И правильно.
Лариса не ждала моих слов, она просто собиралась с силами. Из трубки послышался легкий вздох, и Лариса, еще более раздумчиво, чем обычно, продолжила:
- Знаешь, Леночка, возможно, это не совсем по-христиански, но мне очень хочется прищучить Мишу, если он виноват…
Если он виноват… А если нет? Вдруг это роковая ошибка? Какая? Откуда я знаю? Роковая.
Нет покоя моей душе.
А Лариса, вымолвив на прощание:
- Приезжай завтра после ранней обедни, я тебя кое с кем познакомлю, - повесила трубку.
* * *
Юра привычно вырулил на стоянку у церковной ограды. Я подождала, пока он закроет машину, и мы вместе направились к храму.
Матушка Лариса ждала нас у вымощенной булыжником дорожки. С ней рядом стояла маленькая худенькая женщина.
Моложавое лицо с большими темными глазами и коротко остриженная темноволосая головка с чуть торчащими ушками показались мне знакомыми.
Юра, тихо охнув, произнес имя.
Верно. Эта женщина не без оснований считается одним из самых бесстрашных репортеров страны и ведет колонку новостей в популярной столичной газете. В ее послужном списке репортажи из всех "горячих точек" страны, участие в освобождении заложников и пребывание в плену. Ее темные глаза много видели, все понимали и были полны печали.
Лариса познакомила нас. Журналистка выслушала меня, кивнула и, не задавая вопросов, пообещала:
- Завтра в хронике будет материал, который, думаю, вас устроит.
- Вы вот так просто сделаете такое для незнакомого человека? - неприятно поразилась я.
Моя собеседница не обиделась. Напротив, в темных глазах засветилась симпатия, и она улыбнулась мне.
- Нет. Я бы не стала такое делать почти ни для кого. Но для матушки Ларисы я сделаю все.
Лариса перекрестила вслед маленькую решительную фигурку.