Члены ее затекли. Ей, энергичной и любящей жизнь, захотелось двигаться. Признав, что в свое время она поступила плохо, Груня прекратила ломать комедию. А что? Ей так Сашок велел. Он - начальник, ему виднее.
Дом Златы Басмановой Катюше понравился. Он был построен человеком, которому нравилось выражение "родовое гнездо". И, хотя двухэтажный коттедж из прочного, огнеупорного, красного кирпича внешне мало чем напоминал сельский дом в английской деревне, Катюше сразу же пришло на ум именно это сравнение. Дух тайны витал над домом.
Катюша обрадовалась, что нашла точное объяснение неожиданному сравнению, хотя поначалу, в первую секунду ее вторжения на чужую территорию, ей показалось, что дело здесь исключительно в чувстве защищенности, надежности, исходившей от дома, и места его расположения, приветливости по отношению к своим, их желанности и долгожданности. Образно говоря, дом, построенный Артемом Басмановым, и был похож на него - мудрого мужчину в возрасте. Но нет, не только это: дух тайны витал над поместьем.
Могильная тишина окутывала небольшой парк простых русских деревьев уже в семь часов вечера. За деревянным забором угадывалось озерцо, больше похожее на болото, в котором до наступления ночи - это любой бы почувствовал - мирно дремала собака Баскервилей. Кирпич на некоторых частях домах был нарочно потерт - создавалось впечатление, что дому по меньшей мере триста лет. Слово "газонокосилка" здесь было неуместно, и трава по обеим сторонам тропинок, покрытых шишками двух или трех лиственниц, росла, как ей хотелось: тянулась вдоль, доставая до пояса хозяев, ложилась поперек, чтоб только ей удобно было.
Катюша посмотрела на траву - свидетельницу недавнего убийства Артема Басманова: не осталось ли где крови?
- Я жду вас, - сообщила ей "приятную" новость Злата Артемовна.
Она стояла на крыльце в простой вязаной кофте - судя по размеру, отцовской, - смотрела на небо. Катюша посмотрела туда же - собиралась гроза.
Гром бегал между невидимых еще туч высоко и далеко. Серой краской бог вымазал небо, предупреждая животных - прячьтесь.
"Вот отчего стало так тихо", - запоздало догадалась Катюша, думая до этого о доме, парке и предстоящей встрече со Златой Артемовной.
Первые капли-лепешки дождь потерял случайно: приказа "наступать" не было.
- Идите в дом, - велела Злата Катюше. - Сядьте, где вам удобней. Мне нужно посмотреть на грозу.
Сама же, подняв голову, следила за изменениями в небе, как полководец в подзорную трубу за передвижениями вверенных ему царем отрядов.
Через минуту спрятавшаяся в доме Катюша тоже, вздрогнув, посмотрела на потолок. Гром грянул, будто на втором этаже уронили шкаф. Потом жильцы шкаф подняли, и он упал снова. Так случилось несколько раз. Катюша испугалась не за себя - за оставшуюся один на один с грозой Злату, выглянула в окно. Молнии, жившие секунду, рвали небо на части - как ткань. Злата смотрела, как они это делают. Лицо ее было мокро от дождя, но, глядя на выражение Златиного лица, Катюша поняла: то не дождь, слезы.
"Какой прекрасный человек Злата Артемовна", - подумала Катюша, вздохнув.
Сама она была человек простой, пугливый. Грозы, как все нормальные люди, боялась.
- Знаете, что мне от вас надо? - спросила Злата сразу же после грозы, после того, как любопытные вопросы, касающиеся жизни, творчества и смерти Артема Басманова, заданные Катюшей, но придуманные ее работодателем Максимом Рейном, получили не менее любопытные, может быть, даже честные ответы.
Катюша пожала плечами - где уж ей, обыкновенной, понять ход мыслей талантливого человека - и подумала о деньгах, которые она, наверное, как любой журналист, должна заплатить дочери режиссера за потраченное на нее время. Максим Рейн был помянут недобрым словом.
- Вы в Любимске давно живете? - задала Злата второй вопрос, не получив ответ на первый. Не очень-то он был ей и нужен - чужой ответ.
- С рождения, - ответила Катюша. - Всю жизнь.
С интересом понаблюдав, как Катя ерзает на стуле, не понимая, к чему ее собеседница клонит, Злата прищурила глаза, подняла подбородок и веско сказала:
- А вы знаете, милочка, что я никогда и никому в жизни не давала интервью?
"Милочка", которая была старше молодой, еще никому неизвестной режиссерши лет на много, стала покашливать и глаз на Злату поднять не смела. Из всего сказанного она поняла только одно - ей оказали честь.
- А вам дала, - продолжала "темнить" Злата.
Катюша поняла еще одно - за оказанную честь ей придется каким-то образом расплачиваться. Максим Рейн еще раз был помянут недобрым словом.
Уловив в лице Катюши тень сомнения и некоторого, еще робкого недовольства, Злата подумала, что, пожалуй, она, как начинающий режиссер, сгустила краски в том месте картины, где хватило бы только мазка, намека. "Дурочка" могла испугаться и, не зная правил приличия, удрать.
"Без алиби мне никак нельзя", - про себя вздохнула Злата.
По правде сказать, она просто не знала, с чего начать, как направить разговор в нужное ей русло.
Катюша, которой уже порядком надоело чувствовать себя виноватой, сама пришла Злате на помощь.
- Да вы прямо скажите, что вам от меня нужно, - предложила она, перестав наконец ерзать на стуле и покашливать.
- Сотрудничество, - ляпнула Злата.
- А поконкретнее? - вцепилась в нее, не отпускала "дурочка".
В голове у Златы промелькнула мысль - что вот училась она когда-то на актрису, да, видать, зря - сыграть сцену по всем правилам актерского мастерства не может. Или не хочет? С новой силой разгорелся в ней спор со старичком-учителем, который, вместо того чтобы хвалить студентку актерского факультета Басманову, как все преподаватели делали, советовал ей перестать есть чужой хлеб, с актерством покончить раз и навсегда.
- Нет у тебя, Басманова, таланта к этому делу, - сколько раз говорил он, Злате казалось, злорадно.
- Есть, - твердили все, как один, остальные преподаватели вуза, - только надо его раскрыть.
"Есть, - думала, была уверена в себе Злата. - Только мне неохота перед вами всеми кривляться, изображая чужую жизнь. Потому, что я выше этого", - наконец поняла все о самой себе дочь режиссера и перешла на режиссерский факультет.
А слишком умного старичка-преподавателя, на которого она напоследок нажаловалась в деканат и отцу, уволили на пенсию. Так зло, которое он причинил Злате, не осталось безнаказанным. Чего ж она боится теперь?
"Последствия моей нерешительности сейчас - непредсказуемы. Полагаю, они будут просто ужасны", - со страхом подумала Злата.
Но все равно ей очень захотелось избежать задуманного, выгнать "дурочку" и заплакать, забиться головой на столе.
"Слабая", - шепнул ей голос разума, очень похожий на отцовский.
И Злата сдалась - стала сильной. Свою просьбу, больше похожую на приказ, она выложила Катюше, как последний блин, снятый со сковородки - даже у неумелых хозяек он получается ровненьким, кругленьким, в меру пропеченным.
Катюша посмотрела на часы - было девять вечера, ответила: "Припозднилась я", просьбу Златы всерьез не восприняла, отказалась и ушла домой, то есть к тете Зине.
Злата набрала номер местного милицейского отделения, пожаловалась, что знакомая, вот только что, "вы еще успеете ее перехватить на дороге", украла у нее золотое кольцо - подарок отца, знаменитого российского режиссера Артема Басманова, и стала поджидать возвращения своей жертвы, которая уж никуда от нее теперь не могла деться.
Друг друга они считали героями, когда пробирались в квартиру, доставшуюся Катюше от бабушки, друг друга уважали. Ирка Сидоркина больше уважала себя, чем Славика, но, понятное дело, вслух об этом не говорила. Славик, понятное дело, гордился собой и не скрывал этого примечательного факта от будущей, новой жены.
"Какие мы смелые, - радовались воры и мошенники, обнимаясь от возбуждения, обусловленного страхом, что их могут застукать в чужой квартире. - А скоро станем еще и богатыми", - думали оба, принимая старую мебель за старинную, оценивая квартиру по курсу доллара.
Сумма от продажи мебели и квартиры показалась им астрономической - продав эту трехкомнатную сталинку в центре Любимска, они смело могли рассчитывать на покупку скромного, однокомнатного жилья на окраине Москвы.
- Не хочу на окраине, - закапризничала Ирка Сидоркина.
- Придется и вторую нашу квартиру продать, - не посмел отказать любимой Катюшин муж. - Купим хоромы в центре.
Ирка подпрыгнула, от перспективы в одночасье стать москвичкой "сошла с ума" и бросилась щедрого любовника раздевать. Славик впился в толстые, сочные губы подруги, как вампир, насосался вдоволь, опрокинул готовую к соитию деву-жертву на диван, с которого не так давно увезли в морг Катюшину бабушку.
- Ах, какая стерва, - оценил наготу любимой "вампир".
- Убийца, - хотела крикнуть Ирка в самый ответственный момент демонического блаженства, да вовремя передумала.
Еще обидится Славик, скажет: "Для тебя же старался", да и не возьмет ее в город мечты, в столицу. А ей другого такого дурачка больше не найти - возраст играть в любовь кончается.