- Уберите это, - тихо сказала о Катюше Злата, как будто та была ведром с грязной водой и половой тряпкой.
В мгновение ока незадачливый интервьюер оказалась вместе со стулом, в который вцепилась руками, на лестнице.
- Перерыв, - подслушала Катюша, продолжая сидеть - ноги ее не слушались.
Через минуту двери распахнулись, и на лестницу вышла Басманова.
- Вы сказали, что вы из Любимска, - полуутвердительно спросила она Катюшу.
Катюша проглотила еще один ком воздуха и кивнула - язык тоже ей не повиновался.
- Я побеседую с вами. Сегодня, - сказала "железная леди". - Запомните адрес.
Она назвала поселок, где жила тетя Зина, ту же самую улицу, только номер дома другой.
Радость развязала Катюше язык.
- А я там как раз и остановилась, - непосредственно воскликнула она. - У подруги моей бабушки.
Злата Артемовна посмотрела на Катюшу, как на дурочку.
- Значит, это судьба привела вас ко мне, - усмехнулась дочь великого режиссера, сама, несомненно, в будущем - великий режиссер. - Приходите сегодня в пять. Нет, в семь. В пять вы не успеете. Пойдите сейчас в институтскую библиотеку, скажите… да любому, кто там есть, что это я вас послала. Пусть подберут вам материал об отце. На пятичасовой электричке уедете. В семь - ко мне.
Не сказав ни одного лишнего слова, кроме слов о судьбе, Злата Артемовна ушла, хлопнув дверью. Подозвав помощника без имени "иди сюда", она сказала так, чтобы слышал только он:
- Еще один посторонний здесь, и я снесу тебе башку топором.
Катюша, только что вставшая со стула с другой стороны дверей, поняла, что Злата Басманова - человек серьезный и что на семичасовую встречу с ней лучше не опаздывать.
Слушая, как разошелся за окном дождь - железный подоконник грохотал не переставая, - Кассандра Юльевна думала, что больше всего на свете ей хочется попасть в подмосковный дом престарелых для очень обеспеченных пожилых людей. У заведения было ласковое название "Полянка", в собственности - несколько соток земли: сосновый бор, газоны в английском стиле, кусты сирени и море цветов. Последний факт особенно импонировал Кассандре Юльевне. Она и дочерью была актерской, и сама - бывшей актрисой Любимского драматического театра.
Дождь за окном зашумел сильнее, напомнил Кассандре Юльевне сплошной, похожий на стену, звук аплодисментов. Ее отец и сестра Сабина Огнева - красавица и мастерица-лицедейка - имели честь слушать дождь аплодисментов не раз. К сожалению, сама Кассандра Юльевна, выступавшая под псевдонимом Радлова, таких оваций не удостаивалась.
- Рылом и талантом не вышла, - объяснил ей отец.
Когда дело касалось театра, он, мягкий и нежный, становился принципиальным до грубости.
Дождь так и остался для его младшей дочери частью мерзкой, слякотной погоды, от которой становилось сыро в маленькой двухкомнатной хрущовке на первом этаже. Там Огневы жили сначала семьей, потом, когда отец умер, а сестра уехала из города, Кассандра Юльевна осталась одна. Каждый раз, когда шел дождь, Кассандра Юльевна думала, что она - уже старая женщина, что живет она на крохотную актерскую пенсию в бедности и одинокой печали, потому что нет рядом с ней ни одной родной души. Их и на свете-то почти не осталось - родных Кассандры Юльевны.
До недавнего времени в этой же квартирке, вон в том углу, обитал маленький слепой пуделек - кобелек по прозвищу Мишаня. Две недели назад Мишани не стало - он сдох от старости. Кассандра Юльевна посадила на могилке пса березку, и все. Больше ей не о ком было заботиться, терпению Кассандры Юльевны пришел конец. Она твердо решила покинуть городишко, в котором прошла вся ее жизнь - совсем не такая, о какой ей мечталось девчонкой, навсегда.
"Устроюсь в "Полянке", подружусь с отставным генералом, который своим детям не нужен, и будем с ним заботиться друг о друге, как лебеди", - денно и нощно думала Кассандра Юльевна, вздыхала и завидовала своей покойной сестре Сабине, Сопочке, как называл ее отец - главный герой-любовник Любимского драмтеатра.
Сопочка закончила свою жизнь в "Полянке". Ей повезло: десять лет перед смертью она ходила по мягкой траве газонов, дышала воздухом соснового бора, любовалась летом - розами, осенью - астрами, Новый год и все праздники встречала не одна, а в компании интеллигентных, заслуженных людей - бывших военных, артистов, чиновников. Чтобы попасть в "Полянку", многие из них - те, которые не имели близких родственников, продали свои квартиры в тихих зеленых двориках центра столицы или с видом на Москва-реку.
После противного дождя на небо вылезло такое же противное солнце, заулыбалось широко. Кассандра Юльевна подошла к окну, чтобы закрыть солнце шторами, но, подняв руку, передумала. Ее отвлекло, заворожило движение людей и машин на улице. Всем им было куда идти, ехать, торопиться мимо окна ее дома, мимо нее в окне дома: в доме она родилась, в нем - все шло к тому - в определенный судьбой час и умрет.
- А вот шиш вам, - сказала прохожим, машинам, улице и заодно самой себе Кассандра Юльевна.
Задернув шторы, она стала пробираться из одной комнаты в другую, думая по дороге: "Это раньше все проходило мимо меня. Красота - Сопочке, талант - Сопочке, любовь отца - Сопочке, знаменитый муж - Сопочке, ребенок…"
Кассандра Юльевна дошла до спальни, окно которой выходило во двор, и посмотрела на лавочку у подъезда.
"Ребенок, образно говоря, был мой, а достался, образно говоря, опять Сопочке".
За образным ответом крылась тайна.
"Хочу в "Полянку", - наслоилось на тайну прошлого невзрачное настоящее Кассандры Юльевны. - Хочу цветов, сосен, свободы, бесед с умными людьми. Мне тоже есть что им рассказать о себе - актрисе провинциального театра. Хочу вкусную еду пять раз в день, принесенную в комнату с розовыми занавесками заботливым персоналом с радостными лицами. Хочу личного врача - доброго доктора Айболита".
На лавочку сел бомж, скорчил Кассандре Юльевне рожу, показал палец. Она не задернула штору, смотрела на бомжа в упор с неожиданной для себя какой-то личной ненавистью.
"Не хочу жить здесь, считая дни и копейки", - закрыла тему и шторы Кассандра Юльевна и пошла рыться в старой записной книжке, которая еще вчера была ею найдена в чемодане на антресолях среди пожелтевших бумаг и документов.
Найдя нужный ей адрес и телефон, Кассандра Юльевна собралась и отправилась на переговорный пункт, чтобы для конспирации позвонить оттуда.
В одном из маленьких любимских магазинчиков одежды с претенциозным названием "Бутик" тихо веселились две юные продавщицы. И было отчего гримасничать и прыскать смешком в ладошку. В дальнем углу, там, где находилась примерочная, маячила монашка, вот уже целый час выбирала себе наряд.
- Батюшка велел рабе божьей приодеться, - с серьезным лицом ехидничала черненькая продавщица с ямочками на розовых щеках.
- Или матушка, - вторила ей более смешливая крашеная беляночка и валилась на плечо подружки. - Ой, не могу! Она к нижнему белью направилась. Надо бы ей объяснить, для чего оно.
Сестра Ксения пересмешки продавщиц слышала, но не реагировала на них, не отвлекалась от важного дела - в толпе поклонниц творчества Груни Лемур ей нельзя будет выделяться.
"Одежда должна соответствовать праздничной обстановке концерта", - сосредоточенно думала сестра Ксения, перебирая маечки, юбочки и прочие модненькие вещи, от которых она давно отвыкла, отказалась по собственной воле.
В руке ее оказалось что-то, похожее на шелк, - названия многих тканей она не знала, и сестра Ксения остановилась.
"Надо же, - удивилась она собственным чувствам, вызванным прикосновением материала, - не думала, что мне будет так тяжело".
Сильно захотелось курить. Сестра Ксения посмотрела на продавщиц, те быстро отвели от нее глаза и попытались придать своим лицам чрезвычайное равнодушие.
"Нет, так не годится. Монашка, выбирающая нательное белье, да еще курящая, - это уж ни в какие ворота не лезет, - решила сестра Ксения. - Это обязательно привлечет внимание продавщиц, заставит их меня запомнить. Впрочем, это не важно. Это все уже не важно".
Мысленно представив, как она закурила - так и будет через несколько минут, когда она выйдет наконец на улицу, купит в палатке сигареты, спрячется в какой-нибудь близлежащей подворотне или в кустах парка на набережной, - сестра Ксения отобрала платьишко, больше похожее на кофточку, юбочку, две маечки, под цвет им нижнее белье и пошла к кассе.
- Поздравляю с покупками, - стараясь не расхохотаться, сквозь зубы сказала черненькая продавщица.
Беленькая, как спряталась под прилавок, нарочно громко шурша пакетами и трясясь от беззвучного смеха, так и не показывалась.
- Как насчет парфюма? - поинтересовалась у монашки черненькая продавщица и показала рукой направо. - Духи, туалетная вода, одеколон для вашего друга.
Беленькая под прилавком засунула себе в рот пакет, но, к сожалению продавщиц, монашка не поняла шутки. Подхватив упакованные в фирменные пакеты покупки, она молча направилась в парфюмерный отдел. "Черненькая" поспешила за ней.
- У вас есть духи "О тебе"? - спросила сестра Ксения продавщицу.
Та не растерялась, усмехнулась:
- Их сколько лет назад выпускали?
- Лет двадцать, - задумчиво, больше себе, чем кому-то, ответила монашка и, заглянув за продавщицу, как за шкаф, изменилась в лице.
- Там детский отдел, - проследив за ее взглядом, пояснила "черненькая". - Вам туда еще рано.
- А это уж не тебе решать, девочка, - глядя не на продавщицу, а на детские вещи, развешанные по размерам, "осадила" "черненькую" монашка. - Ты бы лучше за подружкой подтерла.