В холле стояла необычная тишина. Там не было ни Греви, ни сестер Легран. Люди, наслаждаясь теплом и покоем, читали газеты или играли в бридж в ожидании ужина. Когда девушка вошла, несколько человек оторвались от газет и повернули головы в ее сторону, однако она не увидела в их глазах никакого удивления. Улыбаясь, она медленно перевела взгляд на кабинет администратора: никого. Амелия и Пьер были наверняка заняты делами в буфетной. Путь был свободен. Откуда-то появилась Фрикетта и радостно подбежала к хозяйке. Она вся извивалась, прижав к полу передние лапки и задрав хвост.
- Да, да, ты у нас красавица! - прошептала Элизабет, лаская собаку.
Фрикетта побежала за ней, а Элизабет быстро пересекла холл и стала подниматься по лестнице вопреки своей привычке - на цыпочках. Ей не терпелось взглянуть на себя в зеркало. Она, конечно, уже видела себя в зеркале у Кристиана, когда одевалась, но ей казалось, что только собственное ее зеркало могло дать точное отражение. Девушка вошла в свою комнату, зажгла лампу и увидела в зеркале над раковиной свое отражение. Нет, она не изменилась! Во всяком случае, этого не было заметно с первого взгляда. И все-таки, этот блеск черных глаз, эта тень под глазами, эти губы, покрасневшие от поцелуев! Она вгляделась в себя внимательнее и решила, что женщиной она стала намного красивее. Пихта наблюдала в окно за всеми ее движениями. Элизабет повернулась к ней спиной, чтобы ополоснуть лицо и причесаться. Ощущение собственной красоты придавало ей уверенность в предстоящей встрече с матерью и отцом. Никакие упреки не смогут разрушить ее счастья. Ей даже хотелось, чтобы разразилась буря, после которой она сможет уединиться и думать только о Кристиане.
- Ты идешь, Фрикетта?
Бросив в зеркало последний взгляд, Элизабет вышла из комнаты и спустилась по лестнице с очень естественным видом. Когда она достигла первого этажа, из кухни быстро вышла ее мать. Лицо Амелии было бледным и страдальчески сморщенным, с двумя красноватыми пятнами на скулах, что являлось признаком большого недовольства, "Ну, началось!" - подумала Элизабет. Мысленно она уже приготовилась к отпору, ожидая удара.
- Пришла! - воскликнула Амелия. - Очень кстати. Я просто вне себя. Какой страшный человек! Какой мерзавец! Грязный тип!
- О ком ты говоришь, мама? - равнодушно спросила Элизабет.
- О шеф-поваре, о ком же еще! - с негодованием воскликнула Амелия.
Элизабет почувствовала внезапный прилив облегчения, но еще не осмеливалась радоваться.
- А что случилось, - тихо спросила она.
- Видишь ли, он пошел прогуляться в деревню. А в пять часов вернулся мертвецки пьяным. Стал кричать, размахивать ножом. Ну, отец-то дал ему отпор.
Теперь Элизабет поняла, что спасена. Весь гнев ее матери был направлен против шеф-повара! Амелия даже и не заметила, что ее дочь вернулась так поздно.
- И что вы сделали, мама? - спросила Элизабет.
- А что же нам оставалось делать? Мы его немедленно уволили! Но этот тип не хотел уходить. Нам пришлось пригрозить ему, что мы вызовем жандармов. Только после этого он убрался!
- Так его здесь нет?
- К счастью! Мы заплатили ему за работу, и он покинул гостиницу час тому назад. Но он увел с собой и своего помощника. Тоже веселенький тип! Они составляли отличную парочку! Но я предпочитаю их больше здесь не видеть. А теперь, в разгар сезона у нас нет никого на кухне! Ты представляешь?
- А клиенты слышали скандал?
- Нет, - ответила Амелия. - Благодарю небо, что все произошло в буфетной. Иначе это была бы катастрофа! Мы объяснили клиентам, что повар внезапно заболел и решил пойти домой подлечиться. О Боже! При одном только воспоминании об этом скандале кровь приливает к голове. Если бы ты видела отца перед этим взбесившимся наглецом! Они говорили друг с другом на настоящем казарменном языке, иначе не скажешь.
- Как это ужасно! - сказала Элизабет и сжала руки, чтобы успокоить сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди от радости.
- Теперь мы должны все взять на себя, - продолжила Амелия. Я буду готовить еду, отец мне в этом поможет. Ты заменишь меня у окошечка для передачи блюд во время обслуживания. Завтра же я напишу письма, чтобы попытаться найти другого шеф-повара. Хотя в это время года трудновато будет нам найти такого человека.
- Не беспокойся, мама. Я уверена, что все устроится! - ласково ответила Элизабет, потеревшись щекой о щеку матери.
Амелия вздохнула, попросила Элизабет пойти в холл к клиентам и вернулась на кухню.
Ужин был подан как обычно в восемь часов. Элизабет сидела у окошечка. Новое занятие очень развлекало ее. Эмильена и Леонтина подходили к ней и передавали заказы:
- Первый, три… Первый, четыре…
Она передавала их матери, которая отвечала ей четким голосом:
- Поняла!
На кухне был просто ад от клубившихся паров и шипения готовящейся пищи. С суровым взглядом, каплями пота, струящимися по лицу со лба, с фартуком, повязанным на талии, Амелия несла большой медный котел, чтобы поставить его на огонь. Пьер вынимал из водяной бани яйца, уложенные в подставки.
- Полей их скорее! - сказала Амелия.
- Где сливки? - спросил Пьер.
- Они должны быть у тебя под рукой! Боже мой, какой же ты нерасторопный! Камилла, подайте ему сливки, они на столе!
Все еще не пришедшая в себя после ссоры хозяев с шеф-поваром, Камилла Бушелотт заглатывала слезы и металась по кухне, жалобно причитая:
- О-ля-ля! Боже! Только этого и не хватало. Никогда мы не справимся с этим…
Пьер разливал сливки: по одной ложке на каждое яйцо. "И кто бы мог поверить, что всего три часа назад я лежала обнаженной в объятиях мужчины!" - думала Элизабет с легким опьянением.
- Забирайте! - говорила Амелия строгим голосом.
Элизабет брала блюдо, на котором были уложены яйца, и ставила его на столик, Эмильена забирала его. Приказы следовали один за другим:
- Жаркое, два… Овощи, три…
Пьер отрезал ломтики от большого куска поджаренного мяса с обгоревшей корочкой. Амелия переворачивала на сковородке поджаренный картофель. "… Неужели она была влюблена в папу так же, как я сейчас влюблена в Кристиана?" - задавалась вопросом Элизабет. Чем больше думала она об этом предположении, тем менее вероятным оно ей казалось. Ее родители были так заняты своей коммерцией, настолько привыкли друг к другу, такими сдержанными были в отношениях между собой, что их брак, видимо, был следствием разумной любви, а не бешеной юношеской страсти.
- Сколько порций жаркого, Элизабет? Я не расслышала.
- Три, мама, - сказала Элизабет мечтательно.
Она вновь видела себя в постели с Кристианом и испытывала стеснение при мысли, что ее мать и отец так же ласкали когда-то друг друга. Она посмотрела в зал, наполненный жующими клиентами, и пары, сидящие там, тоже предстали перед ней в новом свете. Находясь во власти недавно пережитого, она пыталась представить себе всех этих мужей и жен, испытывающими наслаждение в супружеских объятиях: мсье и мадам Греви, мсье и мадам Лопик, бедняжку Лористон, удрученную отсутствием своего неверного мужа, толстую мадам Вэвр и ее бледного тощего супруга… Это было почти немыслимо для большинства из них. Элизабет парила над этими людьми, запряженными в брачные возы и печально отмеченными возрастом, привычками или физическими недостатками. В мире существовала только одна прекрасная любовь - ее любовь. "Я увижу его завтра, в тот же час. Все повторится. Он любит меня, любит, любит!" У Элизабет было желание кричать на весь мир о своей любви, а вместо этого она вытирала соус с краев блюда, подавая его Леонтине, шептавшей:
- Поторопитесь, мадемуазель. Греви ждут.
После обслуживания она поужинала за столом вместе с родителями. За столом разговор снова зашел о шеф-поваре. Кому бы написать по поводу его замены? Тут Пьер вспомнил, что в начале сезона получили предложение от одного русского, который хотел бы поработать в Межеве и заодно поправить свое здоровье.
- В твоей папке есть его адрес, Амелия. Мне кажется, что у него даже были очень хорошие рекомендации.
- Да, - ответила Амелия. - Но меня немного смущает то, что он русский.
- Почему, мама? - спросила Элизабет.
- Так просто. Я не люблю иметь дело с иностранцами. И к тому же, если он русский, вряд ли он знает рецепты французской кухни.
- Во всяком случае, он назвал нам несколько больших отелей, в которых он работал в Париже и Лионе, - сказал Пьер.
Но Амелия скептически покачала головой. Ломтик мяса уже остывал в ее тарелке.
- Ты не хочешь есть, мама? - спросила Элизабет.
- Нет! У меня нет аппетита, - вздохнула Амелия. - Я слишком разнервничалась из-за этой истории.
Пьер обнял ее за плечи:
- Поешь хоть через силу. Может быть, тебе это не нравится? Хочешь, мы приготовим тебе что-нибудь другое?
Элизабет взглянула на лица родителей. "На них все-таки приятно смотреть, когда они рядом", - подумала она.
- Нет, нет! Оставь меня, - ответила Амелия. - Я сейчас думаю о другом шеф-поваре, о котором нам говорили в профсоюзе работников гостиниц.
- Он итальянец, - сказал Пьер.
- Ну и что? - сказала Амелия.
Элизабет рассмеялась:
- Ты же не хочешь иметь дело с иностранцами, а предлагаешь нам итальянца!
- Ну этот как-то ближе к нам, чем русский! - ответила Амелия. - Впрочем, если вы настаиваете, я напишу обоим.
Выйдя из-за стола, Пьер и Амелия вернулись на кухню, где Камилла Бушелотт, все еще потрясенная происшедшим событием, роняя слезы, мыла грязные тарелки. Пока родители успокаивали ее и обсуждали меню на завтрашний день, Элизабет пошла в холл. Сесиль и Глория и их гувернантка оторвались от своих газет.