– Я верю тебе.
Сердце его сжалось.
– Но? – Он чувствовал, что за этим что-то кроется.
– Только… – Софи помолчала. – Только я думала, что уже никогда не смогу испытать влечение к мужчине.
Лайам замер. Ему потребовалось усилие, чтобы заговорить ровным тоном:
– Почему же?
Женщина напряглась, осознав, что сказала слишком много.
– Это длинная история. – Она встала.
– Я готов выслушать ее.
– Я не хочу, чтобы ты жалел меня.
Лайам сжал кулаки:
– Обещаю, что не буду жалеть.
Софи снова уселась на скамейку и сделала глубокий вдох.
– Когда мне было восемнадцать лет, меня изнасиловал друг нашей семьи. Это произошло вскоре после смерти мамы… Сначала я решила, что он пытается утешить меня… – Ее плечи опустились. – Это было ужасно.
Он не смог бы сжать кулаки крепче, даже если бы захотел. Софи, взглянув на него, тихо рассмеялась:
– Полегче, Лайам. Он умер несколько лет назад – от сердечного приступа.
Лайам, с трудом разжав стиснутые зубы, спросил:
– Его судили за то, что он сделал с тобой?
Она уставилась на свои руки:
– У меня не было достаточно улик.
– Не было? – Сердце его бешено забилось. – Но это…
– Несправедливо? Да, я понимаю.
Лайам неотрывно смотрел на нее. И как ей удалось справиться с таким суровым испытанием одной?
– Изнасилование не было особенно жестоким. Джонатан не бил меня. Не нанес никаких физических повреждений. Он просто… подавил меня. – Лайам видел, какую боль она пытается скрыть. – И кроме того… – Софи сглотнула. – Дома была Эмми.
Гнев охватил Лайама, когда он представил, какой беззащитной была тогда Софи, какой напуганной.
– Я не хотела, чтобы Эмми услышала, – прошептала молодая женщина. – Я не хотела, чтобы он и ей причинил боль. Она и так много пережила… Поэтому, когда все закончилось, на моем теле не осталось синяков. Я могла обвинить Джонатана только на словах, но ни один суд не принял бы это во внимание.
Лайам накрыл ладонью ее руки:
– Прости меня, Софи.
Ее мешковатые блузки, застегнутые на все пуговицы воротнички – все сразу стало понятным. Сегодня, однако, впервые верхняя пуговичка была расстегнута, а рукава засучены. Она почувствовала себя в безопасности, а он разрушил это ощущение, поцеловав ее.
– Все в порядке, Лайам. – Софи протянула ему руку.
– Как тебе удалось остаться такой…
Она прижала палец к его носу:
– Жизнерадостной – вот самое подходящее слово. Видишь ли, у меня не было времени для депрессии. – Действительно не было. Ей надо было воспитывать двенадцатилетнюю сестру. – Некоторое время я посещала психотерапевта, но особенно мне помогли занятия на курсах самообороны. Я вернула уверенность в себе. Именно это, а не забота об Эмми помогло мне выжить. Я была счастлива. – Она покраснела. – До сегодняшнего дня я думала, что никогда не захочу вступить в интимные отношения с мужчиной. И теперь не знаю, что мне делать.
Примитивное желание показать ей, как прекрасна может быть близость между мужчиной и женщиной, пронзило Лайама. Он подавил его. Софи не готова к этому.
Кроме того, она заслуживает большего, чем ложные надежды, которые он мог в ней пробудить. Женщины плохо переносят уединенную фермерскую жизнь. Пусть Софи – исключение, но даже ей он не позволит снова одурачить его.
Однако это не помешало Лайаму смотреть на нее, любоваться ею.
– И все-таки…
– И все-таки? – Она подняла на него глаза.
– И все-таки ты по-прежнему улыбаешься и смеешься.
– Конечно! – Глаза ее блеснули. – Знаешь, в чем твоя проблема? Ты позволил всему плохому, что случилось в твоей жизни, отнять у тебя радость. Ты забыл о хорошем.
Лайам нахмурился, опустив плечи.
– Никто не говорит, что жизнь – легкая штука или справедливая, – продолжала молодая женщина. – Но если ты утратишь способность радоваться, значит, это победит.
– Что "это"?
– Все плохое.
Глава 9
Софи поставила последнюю тарелку в посудомоечную машину и принялась готовить молочный карамельный коктейль: молоко, много карамели и много-много мороженого. Она старалась не смотреть на Лайама. Он сидел, ссутулив плечи, за кухонным столом, причем сидел так уже полчаса. Обычно к этому времени они желали друг другу спокойной ночи и расходились по своим комнатам.
Софи рискнула взглянуть на него. За обедом он был молчалив: несомненно, на него повлияла ее печальная история. Она с трудом верила в то, что рассказала об изнасиловании. Но глаза Лайама были такими теплыми, что женщина очень легко открылась ему.
И она по-прежнему не могла поверить в поцелуй – в этот божественный, потрясший все ее существо, заставивший ее оцепенеть поцелуй.
Лайам вздрогнул, когда Софи поставила перед ним бокал с молочным коктейлем. Уголок его рта приподнялся в улыбке.
– Тебе нравятся подобные вещи? – поинтересовался он.
– Женскому организму требуется много кальция.
Она устроилась на стуле напротив него. Они чокнулись и опустошили свои бокалы. Софи облизала губы, испачканные коктейлем, и, увидев, что Лайам наблюдает за ней, поняла, что ей следовало уйти к себе сразу после ужина.
Она прочистила горло:
– Расскажи мне о Лукасе. Мне хотелось бы представить себе, каким он был.
Лайам поерзал на стуле:
– Что именно ты хочешь узнать?
– Например, были ли у него какие-нибудь пристрастия?
Лайам усмехнулся. Когда он так усмехался, она готова была провести рядом с ним всю ночь.
– Когда Лукасу было девять лет, его интересы постоянно менялись. К одиннадцати годам он стал собирать модели самолетов. В пятнадцать увлекся тяжелым роком и сводил нас с ума своей электрической гитарой. Но, боюсь, у него было больше энтузиазма, чем таланта.
– Похоже, он был полон жизни! – воскликнула Софи.
Лайам помрачнел:
– Да, был.
Она тут же упрекнула себя.
– Но что в жизни радовало его больше всего?
– Езда верхом, родео и мамин яблочный пирог.
Это заставило ее рассмеяться.
– Он ездил верхом лучше вас всех?
Медленная, чувственная улыбка появилась на лице Лайама. Сердце Софи забилось, запрыгало, заскакало в груди.
– Мне всегда было трудно это признавать, но – да! Его комната увешана призами. Он не раз побеждал в соревнованиях по укрощению диких лошадей.
Сердце отказывалось умерить свой бешеный ритм, ей снова вспомнился поцелуй, волшебный, божественный. Софи пыталась успокоиться, пыталась не замечать, как мужественно он выглядит в рубашке-поло и джинсах и насколько соблазнительны жесткие черные волоски, видневшиеся в треугольном вырезе рубашки. Она не готова.
И никогда не будет готова.
Или уже готова?..
Софи отогнала эту мысль.
– Мать убрала все эти призы после того, как… после этого.
– Может быть, ты вернешь некоторые из них на место? Для Гарри?
Он кивнул:
– Возможно, ты права.
Без дальнейших расспросов Лайам стал рассказывать о победах брата в родео, о мальчишеских потасовках, в которых участвовал Лукас, и о старинных автомобилях, которые тот пытался реставрировать. Софи все больше нравился младший брат Лайама.
– Лукас когда-нибудь рассказывал тебе об Эмми? – спросила она наконец, когда он замолчал.
Лайам покачал головой:
– Я догадывался, что он с кем-то встречается. Я заметил, каким он стал рассеянным. Порой Лукас сидел неподвижно, с глупой улыбкой, устремив взгляд в пространство, и краснел, когда я дразнил его. – Их взгляды встретились. – Не думаю, что Лукас собирался бросить твою сестру, Софи. А после аварии… Наверное, он решил, что калека ей не нужен.
Софи сдержала слезы. Бедный Лукас! Бедная Эмми!
– Лайам, то, что произошло с Лукасом, – ужасно. Но ваша семья делала все, чтобы помочь ему. Поступок Лукаса – его выбор. В том нет твоей вины.
Лайам ничего не сказал, но глаза его вспыхнули. Потянувшись через стол, Софи прикоснулась к его руке.
– О, он был таким веселым и полным жизни! Неудивительно, что Эмми влюбилась в него. И неудивительно, что ты горюешь о нем.
Софи поспешила встать и выйти из кухни, иначе она могла совершить какую-нибудь глупость: например, поцеловать Лайама.
Они согласились с тем, что это не должно повториться. Однако воспоминания о поцелуе не оставляли ее.
Четыре дня пролетели очень быстро. Это были мирные, безмятежные, спокойные дни. Софи могла поклясться, что нечто магическое витает в воздухе Неварры.
Гарри перестал плакать, когда просыпался днем, а Софи не было рядом. Он ползал по кухне, гостиной, саду гораздо быстрее и увереннее, чем раньше, и сердце ее радовалось, когда она смотрела на малыша.
Морщинки на лице Лайама начали разглаживаться, и он все чаще смеялся, запрокинув голову назад. Любовь светилась в его глазах, когда он смотрел на племянника.
А если Лайам поворачивался к Софи, в его глазах появлялось желание.
Она не хотела верить этому. Нет, не желание! Благодарность, возможно, и дружелюбие. Да, именно дружелюбие – ведь они много времени проводят вместе.
Часто, оседлав Джаспера и Лили, они выезжали на прогулку. Вокруг лежали дикие и прекрасные земли. В десяти минутах езды от того места, где они с Гарри купались, бил родник. Увидев его, Софи вскрикнула от восхищения.