– Ты мне не доверяешь? – её голос был пронизан болью.
– Я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было еще, но это не имеет никакого отношения. – Отвлекая Николу, он спросил, – Чем ты занималась все это время?
Момент был упущен. Она вздохнула и ответила:
– Заботилась о тебе, развлекала твоих друзей. Оставалась спокойной, счастливой. И угадай что? В глубине души я знала, что ты выздоравливаешь. Как и я! Я тоже становлюсь сильнее. Разве это не замечательно?
– Замечательно, – повторил он. Если ей становится лучше.
Она положила его руку сбоку, потянулась к тумбочке и взяла стакан с водой:
– Ты знаешь, что разговариваешь во сне.
Колдо напрягся:
– О чем?
В ее глазах промелькнула печаль:
– О матери, которая вырвала тебе крылья, и об отце, который бросил тебя в яму со змеями. Ты говорил, что они ужасно поступали с тобой, но я даже не представляла насколько, – Никола приложила соломинку к его губам. – Пей.
Он послушался. Не знал, что еще сделать. Его желудок сжался, почти отвергая прохладную, сладкую жидкость, что текла в горло. Возможно, наконец-то пришло время рассказать ей о своей матери.
– Давай я что-нибудь расскажу о своем прошлом? – предположила она. – Тогда мы будем квиты.
Невероятно. Он кивнул, заинтригованный, желающий узнать больше информации о ней. Любой информации.
– Итак... несколько лет назад моих мать, отца и маленького брата убил пьяный водитель.
Колдо знал это, но прозвучавшая боль в ее хрипловато-мечтательном голосе сильно взволновала его.
– Робби не должно было быть с ним в тот день. Предполагалось, что он останется со мной и Лайлой. – вина смешалась с болью. – Но она хотела пойти к друзьям, а я увязалась с ней, чтобы проследить, что она не заболеет. Поэтому мы убедили родителей взять брата с собой на званый ужин.
– Ты не могла знать. – Но все равно винила себя, понял он, и это стало тяжелым бременем. Колдо хотел снять его с плеч Николы. Но не мог. Только она сама могла сбросить его. И если у Николы не получится, если она потерпит неудачу, то в конце концов огромный вес её раздавит.
Колдо знал не понаслышке.
– В том-то и дело, что не могла. Глубоко в душе, как с тобой, я это чувствовала. Знала, что должна остаться с ним. И думаю, Лайла тоже это чувствовала. Вот почему она такая какая есть – решительно настроенная жить, не оглядываться назад. Она не хочет помнить свою роль в гибели Робби.
– И ты тоже.
– Знаю. На протяжении многих лет мы пытались притвориться, будто этого никогда не было. Думаю, так было легче. Но это несправедливо по отношению к Робби, а он заслужил лучшего. Сейчас я это понимаю.
Это может объяснить почему Колдо не удалось найти никаких записей о Робби в небесных архивах. То, от чего отказались здесь, потеряно и там.
– Ты должна простить себя. Разве не ты мне это говорила? – Колдо потянулся. Движения давались ему все легче и легче. Силы по крупицам возвращались. Колдо обхватил заднюю часть шеи Николы и надавил, притягивая ее к себе, но она впервые сопротивлялась.
– Знаю, ты не женился на той девушке, – сказала она. – Аксель рассказал мне. Но ты сказал парню с татуировками, что возьмешь ее, а ты никогда не лжешь.
Она ревновала? Он почти надеялся. Ему нравилась такая мысль:
– Ты права на счет моих слов. Я сказал, что возьму ее. Он предположил, что я говорю о Сирене... но я подразумевал тебя.
Ее глаза округлились:
– Ты хочешь... жениться на мне?
Хотел он? Нет. Нет, он не мог. Он запятнан, напомнил себе:
– Взять женщину не тоже самое что жениться.
– Ох, – сказала она, ее плечи поникли.
Он потянул ее, сокращая оставшееся расстояние. Она устроилась на его груди – голова легла в углублении шеи, как она любила.
– Ты разочарована?
Почему? И почему он рад ее реакции? Он хотел, чтобы она жаждала большего?
– Я? Я рада, что все разрешилось.
– Потому что я лучше чем твои свидания все вместе взятые?
– В большей степени. – Она играла с кончиком его бороды. – Хотела спросить тебя о последнем свидании.
– Зачем?
– Потому что я не знаю, какое у меня положение.
– Не надо быть сильно опытным, чтобы все понять – простые наблюдения доказывают, что ты для меня единственная.
– Только наблюдения? – по крайней мере ее тон стал веселее.
– На протяжении веков я слышал, как многие женщины говорят своим друзьям, что мужчина должен принимать ее такой какая она есть, иначе он ее недостоин. Но если она лжет, распускает сплетни, жестоко ведет себя с окружающими, часто злиться, часто ненавидит, он, конечно, не может принять ее. Ему лучше без нее.
Она усмехнулась:
– Хорошая точка зрения, но все это также касается и мужчин.
– Да.
– Итак... как ты узнаешь, что я так себя не веду?
Она серьезно?
– Я наблюдал, как ты общаешься с сестрой, всегда ставя ее нужды выше своих. Ты провела время с Акселем, но не убила его... для любого подвиг. А со мной ты... добрая, заботливая, милая, внимательная, любезная, доброжелательная, сострадательная, любящая...
Она снова улыбнулась:
– В принципе все эти слова означают одно и тоже.
– Красивая, изящная, ошеломительная, великолепная, прекрасная, яркая...
– Так ты хочешь меня, да? – спросила она хрипло.
– Да. – Так сильно.
– Хорошо, потому что ты получишь меня. Всю меня, – она подняла голову, встретив его взгляд. – Я уволилась с работы, и теперь ты мой официальный хранитель.
Колдо это понравилось.
Слишком.
– Тогда лучше начать охранять тебя должным образом, – он обхватил ее щеки и отклонил голову назад, от чего его руки раскалились. Дрожь прошла по ее телу от нежного поцелуя Колдо.
Никола сразу же открылась, приглашая.
Он сдерживал давление, переучивал ее, вновь знакомил себя с ее сладостью, действовал медленно, пытаясь сдержать себя перед накаляющимся водоворотом желания.
Это была Никола. Каждое мгновение должен быть идеален.
Но когда она застонала, издав пьянящий, возбуждающий звук, ее руки вернулись к его бороде, и мягкость проиграла битву, уступив необходимости... не то, чтобы он стойко боролся. Колдо отбросил простыню и перекатился, наполовину придавив ее своим весом. Ноги Николы раздвинулись, позволяя ему прижаться к ней. Жесткость к мягкости. Необходимость к необходимости.
Он потянул руку, срывая резинку с её волос и наблюдая, как клубничные кудри ореолом рассыпаются по подушке. Все, что он мог – это смотреть на нее. Он хотел смотреть на нее хотя бы недолго, и сейчас она намного красивее, чем он когда-либо мог представить.
– Что? – спросила она, елозя под ним.
– Ты... – Было только одно подходящее слово. – Моя. Ты моя. – С требовательным звоном в ушах он подарил ей еще один поцелуй.
Она приветствовала его напор. Ее руки исследовали его грудь, плечи, спину, ее ногти оставляли царапины.
– Прости. Прости, – произнесла она, задыхаясь. – Тебе больно, а я...
– Не останавливайся.
Она продолжительно поцеловала его шею:
– Хорошо.
– Эта футболка тебе сильно дорога?
– Нет.
Он разорвал материал посередине, открывая взору белый кружевной бюстгальтер и мягкий, плоский живот самого лучшего оттенка. Небольшое количество веснушек усеивали ее кожу.
Он всегда ненавидел веснушки. Но здесь? Ему казалось, что он... любит их. На Николе они словно дорожная карта, по которой он жаждал следовать, облизывая путь от одной к другой.
– Бюстгальтер? – проскрипел он.
– У тебя есть пунктик по уничтожению одежды?
– Бюстгальтер? – настаивал он.
– Избавься от него.
Он так и сделал. Раздевая Николу, он пристально за ней наблюдал. И, ох, новый водоворот желания накрыл его, практически смыв. Его мышцы содрогались. Кости дрожали. Душа кричала: "Да". Да, ради обладания этой женщиной я был создан. Единственная, кто окрыляет его, и никогда не даст упасть.
Он мог только упиваться ею, каждый из его органов чувств пел колыбельную. Раньше такого не было. Опьяняющая песня окружила его, ласкала, захватила. Его соблазняли, не ради оцепенения, а ради сокрушительных изменений.
Он никогда не станет прежним.
Корица и ваниль, которые были частью Николы, окутали его, проникая через поры. Она клеймила его собственной эссенцией... он принадлежал ей. Половинка целого.
Эти неистовые глаза смотрели на него, в них отражалось сильнейшее желание. Свет окутал ее. Наслаждение добавляло её коже сияние.
– Ты пялишься на меня, – прошептала она.
– Мне жаль, – затем, – нет, мне не жаль. Мне это нравится.
– Ну, тогда я рада.
Он не мог удержаться, чтобы не сказать следующие слова:
– Я хочу быть с тобой, Никола.
– Я тоже.
Он двигал пальцами вдоль ее шеи, мягко, легко:
– Я буду осторожен.
Никола покачала головой, ее волосы на подушке задвигались в огненном танце:
– Не хочу осторожности.
– Но ты ее получишь. – И он убедится, чтобы ей понравилось. Неважно, что для этого придется сделать.
Он исследовал ее, и каждая новая точка соприкосновения отправляла его глубже и глубже в океан желания, пока безжалостно не накрыл Колдо с головой. Но он знал, в глубине души, что каждым своим действием заявляет о своих чувствах к Николе.
Она была ценна. И ее стоило спасать. Ему хотелось видеть Николу на своей стороне. Все, в чем он раньше нуждался, теперь ничего не значило.