Я отметил это "нас", столь любимое адвокатами. Однако Сильви думала так в действительности и говорила от души.
"Нас спасти"! Она добровольно делила со мной мою судьбу. Она дрожала от того же страха, что и я. Это меня утешало!
- Что же он хочет нам продать?
- Письма!
- Чьи письма?
Сильви помолчала, растерянно моргая, затем снова взглянула на меня.
- Вашей жены!
- Письма моей жены? - я не мог понять.
- Да.
- Объясните ясно!
- Ваша жена в самом деле была любовницей Стефана!
На миг моя жизнь оборвалась, будто я врезался в стену на скорости сто километров в час… Я перестал думать. Сознание помрачилось. Но постепенно мозг снова заработал. Возникло множество противоречивых мыслей. Андре - любовница Стефана! Смешно! Я знал, что это ложь!
Андре не была ничьей любовницей! Почему же Ли пытался уверить в обратном? Может быть, он обнаружил у своего хозяина письма от женщины, подписанные "Андре"? И сделал из этого вывод… Да, наверняка речь шла о такого рода недоразумении.
Наверняка!
- Послушайте, Сильви, тут безусловно какое-то Недоразумение!
- Да нет же, уверяю вас…
- Почему же он не передаст эти письма следователю?
- Он предпочитает превратить их в деньги.
- Вы не пригрозили ему обо всем рассказать?
- Пригрозила.
- И что он ответил?
- Он улыбнулся. Никогда не знаешь, что у этих людей на уме. Он заверил, что станет все отрицать, и скажет, будто, напротив, я сама попросила его выдумать это, чтобы вас спасти. Письма в надежном месте. Он отдаст их за двести тысяч франков. В некотором смысле это недорого!
- Но он просто хочет выманить у нас деньги! За письма - это недорого, но дорого - за вранье! Липа - вот все, что он может продать, Сильви! Сплошная липа!
Я был страшно разочарован. Я сердился на нее за ту напрасную надежду, которую она в меня вселила.
Она открыла на этот раз не портфель, а ужасную безвкусную сумочку.
- Он дал мне в качестве доказательства часть письма. Вы узнаете почерк вашей жены?
Дрожа, я взял прямоугольный обрывок бумаги. У меня возникло ощущение, будто через мою руку пропустили электрический ток. Да, это был действительно почерк моей жены. Ровный почерк, с наклоном, с огромными завитушками. Пол-страницы…
Я прочел текст.
"Если мы не видимся несколько дней, я чувствую себя совершенно потерянной. Милый, моя жизнь без тебя делается такой серой… И потому умоляю, приходи скорей".
Отрывок из письма Андре!
Все поплыло перед моими глазами. Задыхаясь я прислонился к стене. Мне было больно.
- Это в самом деле почерк вашей жены? - настаивала Сильви.
- Да.
- Вы уверены?
- Абсолютно!
Я еще раз внимательно изучил обрывок письма. Несомненно, то был почерк Андре.
- Она написала это Стефану?
- Видимо, да. Слуга утверждает, что обнаружил несколько писем, весьма красноречивых. Если мы сможем их заполучить, связь вашей жены со Стефаном будет таким образом доказана…
Ей ни к чему было ставить точки над Я так же, как и она, понимал, какую пользу можно извлечь из этих посланий. Они, попросту говоря, спасали мне жизнь.
- Сильви, нам необходимы эти письма! Срочно!
- Разумеется, но он потребовал двести тысяч франков и…
Она покраснела и замолчала.
Конечно, она не располагала такой суммой. Проблема заключалась в том, что я не мог дать ей денег, поскольку все мои счета были блокированы, а на мое имущество наложен арест.
- У вас нет друга, который мог бы…
У меня был только один друг, способный мне помочь, но я выпустил в него несколько пуль.
- Нет, Сильви, ни одного!
- И никаких родственников?
- Только дальние, где-то в провинции. Они и раньше не дали бы мне ни гроша, а тем более в нынешней ситуации!
- Однако необходимо что-то придумать… Ли спешит. Он нашел себе работу на Лазурном Берегу и завтра уезжает… Он хочет получить деньги до отъезда.
Я пытался найти выход. Двести тысяч франков, это не так уж много… Но когда вы сидите в тюремной камере по обвинению в двойном убийстве - нелегко их достать.
- Подумайте… А что, если я пойду в ваш банк?
- У меня там один пассив.
- Что же делать, Господи! Что делать?
Она нервно ходила по узкой камере, заложив руки за спину, сплетая пальцы.
- Хорошо, я справлюсь сама.
- Но, Сильви…
- У меня есть фамильные драгоценности, доставшиеся мне после отца. Я заложу их в ломбард без ведома матери!
- Нет!
- Почему?
- Я не хочу, чтобы вы делали это ради меня, Сильви. Я не достоин этого.
Если б у нее было побольше опыта, она бы заметила, что мои слова звучат так же фальшиво, как текст из какой-нибудь дешевой пьесы. Но она переживала свое приключение со всей страстью.
- Вы поможете мне их выкупить позднее, Бернар, когда все трудности будут позади.
- Вы сказали "Бернар"!
У нее на губах появилась и тут же исчезла робкая неуверенная улыбка. Я протянул к ней руки. Наверное она устремилась бы в мои объятия, но в дверь постучал надзиратель.
- Время истекло, мэтр…
Слегка пошевелив пальцами, она сделала знак рукой, как бы благославляя меня. Многообещающий знак спасителя.
Когда дверь за ней закрылась, я заметил на полу небольшой прямоугольный обрывок зеленой бумаги… Андре всегда писала на зеленой бумаге. Бледно-зеленой, цвета морской волны, очень скромной. Это соответствовало ее эстетическим принципам… Изменила ли она мне? Да. Если верить этим нескольким строчкам у меня перед глазами.
В общем, осуществив свою махинацию, я лишь реконструировал истину!
Какую же шутку сыграла судьба!
Часть третья
Глава XII
Опасность отступала. Благодаря этому обнаружившемуся факту мне удастся убедить присяжных… Меня переполняла какая-то совсем новая надежда, и я вновь обрел веру. Напрасно меня повергли в уныние блестящие аргументы следователя Лешуара. Для того, кто отказывается признать свое поражение, еще не все потеряно.
Теперь, узнав эту новость, я буду сражаться до конца. Я всех стану уверять в своей невиновности. Буду кричать во все горло, пока мне не поверят. Я придумаю свою правду, я сам поверю в нее. Прежде всего я должен забыть о том, как все произошло, и думать только о своей версии. Для того, чтобы убедить других, надо как следует убедить самого себя! Преисполненный решимости и уверенности в себе, я сразу уснул…
Но ночью внезапно проснулся. Открыл глаза и взглянул на синеватый свет ночника, черный прямоугольник окна, расположенного столь высоко, что оно почти походило на слуховое. В фиолетовой темноте скудная обстановка камеры выглядела особенно безобразно. Умывальник, унитаз светились мертвенно-белым светом, напоминая больницу. С бьющимся сердцем я приподнялся на локте. Внутри меня зародилась новая боль. Мне не удавалось определить ее происхождение; я не мог разобрать, страдаю я физически или морально. Так или иначе я был сражен силой этого ощущения.
Я сполз с кровати и, добравшись до крана, стал пить медленными глотками безвкусную и ржавую воду тюрьмы. Кран, когда его открывали, издавал звук, подобный шуму старого мотора, натужно работающего на подъеме. Он разбудил обитателей соседней камеры, и те принялись стучать в стену… Я закрутил кран, утер тыльной стороной руки мокрые губы. Я не понимал, что со мной. Меня бросало в жар, я был на грани обморока.
Сев у деревянного стола, я заплакал. Я испытывал не горе, а настоящее отчаяние. Необъяснимое, огромное отчаяние, которое полностью меня опустошало. Я думал об Андре. Она обманула меня… Я прожил рядом с ней годы, ее пассивность, ее спокойная любовь меня тяготили. А она в действительности меня не любила… Она предпочитала мне другого мужчину… Как же она сумела меня провести!
В общем, она умерла, потому что слишком хорошо притворялась. Вызови она во мне ревность, она пробудила бы во мне и интерес, вместо того, чтобы стать для меня обременительным грузом, который мне было все тяжелее тащить по мере того, как увеличивалась моя усталость! Я вновь видел ее в нашем доме, спокойную, внешне счастливую, встречающую меня улыбкой и подставляющую щеку для поцелуя…
Перед моим внутренним взором возникало множество картин. Мирные картины, которые я прежде считал невыносимыми! Какими они казались мне сладостными теперь…
Я подобрал обрывок бумаги и приблизился к ночнику.
Если мы не видимся несколько дней, я чувствую себя совершенно потерянной. Милый, моя жизнь без тебя делается такой серой…
У меня по лицу все текли слезы, обжигая его, словно едкая кислота.
- Андре… - пробормотал я, - Ах, Андре… Я не только тебя убил, но и отучил любить меня…
"Я мог бы сделать тебя счастливой, но вместо того, едва женившись на тебе, я начал медленно тебя убивать. Я задушил тебя скукой…"
Как же этому негодяю Стефану удалось добиться ее расположения? А я, дурак, ничего не заметил… Теперь я понимал, почему он стремился отправить меня на свои марганцевые рудники. Он хотел, чтобы я исчез, но добивался этого осторожно, по-своему. Если говорить о преступлении, не оставляющем улик, то в некотором смысле он сумел бы совершить его лучше, чем я. Еще я понимал теперь его готовность оказать мне помощь… Он это делал не ради меня, а ради Андре…
Определенно у него было немало причин меня презирать…
Я задыхался. Подтащив табуретку как можно ближе к окошку, я взгромоздился на нее, чтобы вдохнуть свежий ночной воздух. Но и здесь он был насыщен миазмами. То был воздух, проникавший сквозь железную решетку.