- Я всегда думал, что ты самая красивая из всех Нефилимов, - говорит он.
- Это ирония, потому что я всегда думала, что ты самый уродливый из всех ангелов.
Это хорошая ирония. Думаю, Черное Крыло не имеет такого чувство юмора.
Никто из нас не ожидал, что поток пламени вырвется из его рук. Огневой удар был направлен в мамину в грудь, из-за чего мгновенно поджигает ей волосы. Ореол вокруг нас мигает. Второй ореол исчезает, и ангел подошел прямо к нам, обернув руку вокруг горла мамы. Он приподнимает ее в воздух, отчего ее ноги беспомощно болтаются. Ее крылья бьются. Я стараюсь вытащить свою руку из ее руки, чтобы бороться с ним, но она держится за меня очень крепко. Я кричу и бью в него свободной рукой, дергаю за руку, но все это бесполезно.
- Нет более счастливой мысли, - говорит он, смотря ей в глаза с печалью. Я же переполнена его горем. Ему жаль убивать ее. Я вижу ее его глазами, помню об ее коротких волосах, о том, как она курила сигарету и ухмылялась ему. Он хранил ее образ в своем уме в течение почти ста лет. Этот ангел искренне считает, что любит ее. Он любит ее, но, даже не смотря на это, собирается задушить ее.
Ее губы синеют. Я кричу все громче и громче.
"Тихо", - снова звучит ее голос в моей голове, удивительно сильный для кого-то, кто выглядит, словно она умирает прямо у меня на глазах. Крик замирает в горле. Мои уши оглушаются эхом. Мне больно глотать.
"Мама, я люблю тебя".
"Я хочу, чтобы ты сейчас думала о Такере".
"Мама, мне так жаль".
"Сейчас!" - настаивает она. Ее ноги становятся слабее, а крылья опускаются к спине.
"Закрой глаза и думай о Такере СЕЙЧАС!"
Я закрываю глаза и стараюсь сосредоточить свое внимание на Такере, но все, о чем я могу думать, так это о том, как рука матери обмякнет в моей, и никто не спасет нас.
"Думай о хороших воспоминаниях", - она шепчет мне на ум. - "Вспомни момент, когда ты его любила."
И я просто так делаю.
- Что сказала рыба, когда попала в бетонную стену? - спрашивает он меня. Мы сидим на берегу ручья, и он привязывает муху на мою удочку, одетый в ковбойскую шляпу и красную, в стиле лесоруба, фланелевую рубашку. Так очаровательно.
- Что? - говорю я, желая смеяться, а ведь он даже не рассказал мне концовку.
Он усмехается. Невероятно, насколько он великолепный. И Такер мой. Он меня любит, и я его люблю. Прекрасно, не так ли это?
- Черт! - сказал он.
Я громко смеюсь, вспоминая это. Я позволяю себе наполниться радостью, которую чувствовала в тот момент. Также я чувствовала себя в тот день в сарае, целуя его, держа его близко к себе, будучи рядом с ним и каждым живым существом на Земле.
Вдруг я понимаю, чего хочет моя мама. Она нуждается во мне, чтобы закончить ореол. Я должна стереть все остальное, но оставить ту часть себя, которая связывает все вокруг со мной, ту часть, которая питается от моей любви. Вот он - ключ, понимаю я. Вот она, та недостающая часть ореола. Поэтому я засветилась в тот день с Такером в сарае. Это не что иное, как любовь. Любовь. Любовь.
"Да, - говорит мама в моей голове. - Да, это она".
Я открываю глаза, и моим глазам требуется всего минута, чтобы приспособиться к интенсивному свету, который выходит из меня, окружает от меня. Я загорелась, словно факел. Свет рябит и искрится от меня, словно бенгальский огонь на четвертое июля.
Черное Крыло вздрагивает. Я все еще держу его за руку, и там, где я прикасаюсь, у него начинает осыпаться кожа, словно исчезает та фальшивая часть его сущности, которую он надел на себя. Человеческий образ исчезает, высвобождая существо, скрывающееся под ним.
Тепло исходит от моих пальцев.
- Нет, - шепчет он в недоумении.
Ангел отпускает мою мать, и она падает лицом вниз на землю. Я высвобождаю вторую руку и хватаю ангела за ухо, чего он совсем не ожидает. Он тянется назад, но я легко удерживаю его. Вся его великая сила испарилась. Я хватаюсь за ухо сильнее, и он воет от боли. Туманный дым льется с него, будто с сухого льда. Ангел испаряется.
Его ухо остается в моей руке.
Я так потрясена, что почти потеряла свой ореол. Выбросив ухо, я замечаю, как оно рассыпается на мельчайшие частицы в момент удара о землю, после чего снова тянусь к ангелу, думая, что могла бы поймать на этот раз его за шею. Но он слишком далеко. Кожа на руке, где я его схватила, растворяется также, как и зола во время дождя. Нет, как пыль. Как пыль рассеивается на ветру.
- Отпусти, - говорит он.
- Иди к черту, отвечаю я, отталкивая его от нас. Ангел отступает назад.
Рябь в воздухе, сопровождаемая холодным порывом ветра, и он исчез.
Мама кашляет. Я падаю на колени и медленно переворачиваю ее. Она открывает глаза и смотрит на меня, открывает рот, но не может издать ни звука.
- О, мама, - вздыхаю я, разглядывая синяки на ее горле.
Ореол начинает исчезать.
Мама тянется к моей руке, и я беру ее.
"Не позволяй этому произойти вновь, - говорит она в моей голове. - Держись за меня".
Я наклоняюсь над ней, окружив ее своим светом. Мне видно, как раны на голове и шее исчезают. Волосы, которые были сожжены, отрастают снова.
Она вздыхает, словно пловец, выбравшийся на воздух.
- О, слава Богу. - Я чувствую себя вялой от облегчения.
Она садится и смотрит постоянно через мое плечо на что-то позади меня.
- Мы должны убираться отсюда, - говорит она.
Я поворачиваюсь. Огонь Черного Крыла превратился в реальный лесной пожар, дикий и неудержимый, съедающий все на своем пути, включая и нас, если мы задержимся здесь.
Я смотрю на маму. Она медленно поднялась на ноги, двигаясь осторожно, напоминая мне из-за этого старого человека, вылезающего из инвалидной коляски.
- Ты в порядке?
- Я слаба, но я могу лететь. Полетели.
Мы поднимаемся вместе, держась за руки. Когда мы взлетаем достаточно высоко, я вижу, какой большой пожар разгорелся. Ветер усиливается. Это раздувает в огонь, и он моментально становится в два раза больше, нежели был минуту назад. Стена пламени неуклонно движется вниз с горы в Мертвый Каньон.
Я узнаю этот пожар. Я узнаю его где угодно.
- Давай, - говорит мама.
Мы двигаемся в сторону дома. Когда мы летим, я стараюсь сфокусировать свое истощенное сознание на том, что это огонь из моего видения, и теперь, после всего, что мы пережили, я смогу улететь, чтобы спасти Кристиана. Забавно, что видение никогда не упоминало Черное Крыло.
Или ада. Или что-либо еще, что могло бы быть полезным.
- Дорогая, остановись, - зовет меня мама. - Мне нужно передохнуть.
Мы спускаемся к краю небольшого озера. Мама садится на поваленное дерево, задыхаясь от напряжения, возникшего из-за того, как далеко и быстро летели. Она бледна. Что делать, если Черное Крыло причинил ей такую боль, которую ореол просто не в силах исцелить, думаю я. Что, если она умирает?
Вдруг я вспоминаю про свой телефон. Я достаю его из кармана и начинаю набирать 9–1–1.
- Не надо, - говорит мама. - Я буду в порядке. Мне просто нужно отдохнуть. Ты должна пойти к трассе Фокс Крик.
- Но тебе же больно.
- Я сказала, что я в порядке. Идем.
- Сначала, я отвезу тебя домой.
- На это нет времени, - подталкивает она меня от себя. - Мы и так уже потеряли много времени. Иди к Кристиану.
- Мам…
- Иди к Кристиану, - повторяет она. - Сейчас же.
Глава 21
Дым застилает глаза
(Переводчик: Наталья Цветаева; Редактор: [unreal])
Я направляюсь к дороге Фокс Крик. Я так измотана всем произошедшим, что просто лечу, и, кажется, мои крылья сами знают путь. Я опускаюсь на дорогу в том месте, на котором обычно начинаются мои видения, и осматриваюсь. Не видно ни серебристого "Аваланша", припаркованного на обочине, ни оранжевого неба, ни огня. Все выглядит совершенно нормальным. Даже умиротворенным. Поют птицы, мягко шелестят листья осин и кажется, что в мире все правильно. Слишком рано. Я знаю, что с другой стороны гор огонь уже движется в эту сторону. Он будет здесь. Все, что мне остается - это ждать. Я ухожу с дороги, сажусь напротив дерева и пытаюсь сосредоточиться. Невозможно. Что, думаю я, здесь делать Кристиану? Что может заставить его уйти так далеко от дороги Фокс Крик? Мне сложно представить его в резиновых сапогах, забрасывающим леску в ручей. Это не кажется правильным. Ничего из этого не кажется правильным, думаю я. В моем видении я не сижу здесь и не жду, пока он появится. Кристиан оказывается здесь первым. Я спускаюсь, когда его грузовик уже припаркован и иду в лес, а он уже там. Он смотрит на пожар, когда тот приближается.
Я смотрю на часы. Стрелки не движутся. Они остановились в 11:42. Я вышла из дома около девяти утра, возможно, ударила свою сумку около десяти тридцати, итак, в 11:42…
В 11:42 я была в аду. И я понятия не имею, который сейчас час. Надо было остаться с мамой. У меня было время. Я могла отвезти ее домой или в больницу. Почему она настаивала, чтобы я ушла? Почему она захотела остаться в одиночестве? Мое сердце сжимается от страха от того, что, возможно, она ранена гораздо сильнее, чем захотела мне это показать, и не могла долго скрывать это, поэтому и заставила меня уйти. Я представляю ее лежащей на берегу озера. Вода плещется у ее ног. Она умирает. Умирает в полном одиночестве.
Хватит, ругаю я себя. Если ты снова начнешь плакать, то не сможешь остановиться. У тебя все еще есть задание.