* * *
Стрелки на часах показывали половину пятого. Но летом светает рано, и первые, самые смелые утренние лучи робко теснили ночь, смешивая свет и тьму в тесное и нестойкое объединение - сумерки.
Молодой человек, не спеша, вышагивал по улице. Он видел в спящем городе грозное животное, проглотившее огромное количество жителей и теперь, во сне, переваривающее ужин в темном бездонном чреве. Затем его воображение, наскучив прежним образом, нарисовало новую картину: широкую и длинную дорогу из белого камня, бегущую через бескрайние желтые пески. Дорога уводила человека в белом развивающимся хитоне вдаль. К царственным, загадочным, ослепительно-белым в лучах восходящего солнца, пирамидам.
Проехавшая мимо машина разбила иллюзию вдребезги, забрызгав её коричневой липкой грязью, брызнувшей из-под колес. С циничным равнодушием, пачкая сокровенные видения о сакральных тайнах бытия банальной вязкой жижей.
Мишка едва успел отскочить в сторону, с удивлением осознавая, что его чуть-чуть не сбили.
Из приоткрытого окна понеслась низкая матерная брань.
- Сам козел, - огрызнулся парень. - Смотреть нужно, куда прешь, придурок!
- Что ты сказал?! - мужик, распахнув дверь, стал тяжело выбираться из нутра автомобиля наружу. Объемное пузо упрямо упиралось в руль, пытаясь мудро предотвратить намечающийся конфликт.
Мишка про себя отметил, что, несмотря на несколько растекшийся каплеобразный внешний вид, потенциальный противник был ещё в силе. И вдобавок, явно привык не церемониться со случайными недоумками, ухитрившимися не вовремя выскочить у него из-под колес.
Видения сказочного Египта окончательно разбились о суровую реальность и испарились.
Намечалась драка.
- Я сказал, - сам козел, - отряхивая брючину и исподлобья посматривая на приближающуюся гориллу, нарочито небрежно повторил Мишка.
- Да я тебя сейчас!
- А если я тебя… - договорить Мишка не успел. Массивный жирный кулак незнакомца полетел ему прямо в нос. Парнишка попытался уйти в сторону, к сожалению, безуспешно. Нос с кулаком все-таки встретились. Удар отозвался резкой болью в переносице. Хорошо ещё, что по касательной, а не по прямой, - иначе нос, попросту, скорее всего, сломался бы.
Мишка в ответ на такое беззаконие зловредно и злонамеренно, со всего маха заехал ногой в то чувствительное и ранимое место, где, согласно народным верованиям, находится пресловутое мужское достоинство. Толстопузый согнулся, вспоминая всю Мишкину родню, вплоть до седьмого колена.
Пока мужик матерился, Мишка не тратил времени даром и быстро-быстро "испарялся". Он всегда считал, что вовремя убежать, ещё не значит струсить.
До дома оставалось ещё с половину квартала. Не такое это маленькое расстояние, если нос обильно кровоточит и болит так, что в глазах появляется резь.
Консьерж обеспокоено проводил Мишку взглядом, пока тот, пошатываясь, прижимая к лицу окровавленный платок, пробирался от входной двери к лифту. Вид консьержа Мишке показался забавным, - на его лице испуг причудливо перемешивался с неодобрением и не выветрившимся сном.
Чтобы не будить мать и отчима, Мишка решил не трезвонить, продавливая кнопку дверного звонка, а открыть дверь ключом.
Открыл дверь и застыл.
Напротив него стоял, тоже замерев, высокий, накаченный парень. Лет на пять, не больше, старше самого Мишки. Живот брутальными кирпичиками. С брутальными бицепсами на руках. И с брутально же выделяющимися мышцами нижней челюсти.
Парень был в одних трусах. Симпатичных трусах, - нужно отдать должное. Но Мишка "такие" не носил.
Парень ему категорически не понравился с самого первого взгляда.
За чернобровым красавчиком нарисовалась Зоя. По раскрасневшемуся лицу матери, по её маслянистым глазам с рассеянным взглядом сын сразу понял, - мать изрядно выпила. И теперь пребывает в том пограничном состоянии, в котором от эйфории до ссоры с мордобоем часто остается сделать только шаг.
- Миша? - удивленно пропела Зоя, вальяжно опираясь рукой о стену, чтобы обрести утраченную с принятием алкогольных градусов устойчивость, - Я думала, ты сегодня дома не ночуешь.
- Это кто? - прорычал Мишка, кивнув на парня в трусах.
- Это Костя. Мой новый знакомый.
- И почему этот твой новый знакомый разгуливает по нашему дому в одних трусах?!
- Ты же большой мальчик. Что? - подбоченившись, мать шагнула ближе. - Тебе все объяснять надо? Боже, сыночек, что с тобой случилось? - ужаснулась она, увидев, что приключилось с Мишкиным лицом и в частности, с его носом.
- Отстань! - зло отмахнулся сын. - Заботливая ты моя. Пользуешься тем, что Олега опять нет дома? И когда тебе только гулять надоест?! - Мишка повернулся к брутальному красавцу, бросая тому, словно нож, разъяренный взгляд.
Ответный взгляд, доставшийся Мишке, был чуть смущенным, чуть сочувственным.
Разозлиться на парня у Мишки не получалось. Ну, не этот красавчик был здесь главным паршивцем!
- Знаешь что? - Вместо ярости, в голосе у Мишки прозвучала горечь. - Ты бы убрался отсюда, что ли? А?
"Качок" нерешительно посмотрел на Мишкину мамашу:
- Может я, это…того…и, правда, пойду?
- Нет, Костик, ты не можешь уйти! Подожди… - затараторила, заволновавшись, мать.
Мишка, от злости почти не чувствуя боли, прошагал на кухню. Из аптечки достал марганцовку, развел кипяченой водой. Стал промывать расквашенный нос.
Кровь, успевшая запечья в кровавую корочку и остановиться, вновь потекла, обильней прежнего.
Глухо хлопнула входная дверь. А затем в дверном проеме на кухне нарисовалась мама Зоя. Расстроенная и очень злая:
- Что ты себе позволяешь? - Зло зашипела она на Мишку, не обращая внимания на неуклюжие попытки того оказать себе первую помощь. - Кто давал тебе право вмешиваться в мою личную жизнь?!
- Сама дала, - запрокидывая голову назад, чтобы кровь не капала вниз, на ковер, хрюкнул Мишка. - Рожать не нужно было. Вот и была бы тебе полная свобода и независимость. Шла бы ты мать отсюда, а?
- Сам шатаешься, бог знает где! Черт знает с кем! Ночами на пролет…
- Ни черт знает с кем. Елена Григорьевна, между прочим, твоя лучшая подруга. Такая же перезрелая шлюха, как и ты.
- Да как ты с матерью говоришь?! - возмутилась Зоя.
- Как заслуживаешь, так и говорю, - парировал Мишка.
В коридоре снова хлопнула входная дверь. Затем зажегся свет. Вскоре на кухне их было уже не двое, а трое - услышав громкие голоса, Олег поспешил полюбопытствовать, что происходит:
- Так-так. Что у нас тут? - пропел он, растягивая слова. - Опять семейная ссора? - Поглядев на Мишку, отчим присвистнул. - Малыш, что у тебя с лицом?
Малыш, к слову сказать, был ростом ничуть не ниже отчима, и даже, пожалуй, чуть-чуть повыше.
- С БМВ поцеловался, - отмахнулся "малыш".
- Нос цел? - деловито осведомился Олег.
- Кажется, цел, - кивнул Миша.
- Вот! - Размахивая руками, возмущенно закричала Зоя. - С отчимом ты говоришь по-другому. Это мать тебе - шалава, дура, пустышка! Все! Вы мне надоели. Оба!!! Я для тебя, выродок ты несчастный, - набросилась мать на сына, как на наименее опасного из противников, - сделала всё, что могла! Теперь буду жить только для себя. И делайте вы оба, что хотите! - гордо развернувшись, Зоя удалилась.
Олег окинул взглядом красноречивый беспорядок, царивший на кухне: окурки, бокалы, стаканы, остатки еды.
- Хоть бы посуду за собою вымыли! - процедил он сквозь зубы.
Мишка потупился. К сожалению, ему было не привыкать стыдиться за мать. Проблемы с женой Олегу были настолько привычными, что тот давно перестал придавать им значения.
Мишка только дивился долготерпению Олега.
- Ну ладно, - вздохнул Олег, - давай лечиться.
Усадив пасынка за стол, отчим внимательно осмотрел его лицо.
- Завтра глаза заплывут, - вынес он свой вердикт. - Но, поскольку кости не сломаны, полежишь денек-другой, все пройдет. Будешь, как новенький.
Проснувшись на следующий день, мужчины вместо Зои обнаружили записку, в которой в витиеватых и высокопарных фразах, она объявляла, что между ней и Олегом все кончено. Навеки! Что она уходит к единственному человеку, которого по-настоящему любит и с которым надеяться стать, наконец, счастливой.
Олег вздохнул и отправился на кухню. Мыть горы посуды после вчерашней вечеринки и пить утренний кофе.
За последние пять лет Зоя писала это уже в пятый, если не в шестой раз. Так что истерировать по поводу ставшего почти привычным, события, никто не собирался.
Михаил на всякий случай старался не глядеть Олегу в глаза. Олег, в свою очередь, делал вид, что не замечает в поведении пасынка ничего странного.
Когда заголосил телефон, мужчины вздрогнули, переглянувшись. Раздраженно предвкушая очередные семейные разборки.
Но тон, каким Олег произнес: "Котенок?", - заставил Мишку подобраться и напрячься. "Котенком" отчим называл только одну единственную женщину на свете- свою дочь, будь она неладна!
Олег и сам не знал, почему так обращался к Лене, которая ничем не напоминала кошку, и куда больше походила на сказочную пушистую белую волчицу.
Мишка уверял себя, что отношения Олега к дочери его забавляют. На самом деле они его раздражали, заставляя ревновать человека, заменившего отца к неизвестной девушке.
- Что? - с тревогой переспросил Олег, хмурясь. На протяжении довольно длительного времени говорили на другом конце провода. А Олег хранил молчание.
Зная словоохотливость отчима, Мишка был почти удивлен.