- А я - серая мышь, - вместе со стоном вырвалось у нее. - Меня Петька так и зовет: серая, бледная мышь.
- Я тоже такая была, - призналась я.
- Да ну?
- Честное слово. А затем поняла - хватит! Мышей и так слишком много, я не хочу быть одной из них.
- Да и кому я нужна с тремя детьми?
- Себе, - не раздумывая, ответила я. - Почему ты всегда думаешь о ком-то другом, но никогда не думаешь о себе?! Если ты нужна себе, то, несомненно, найдется человек, которому ты тоже станешь нужна. - Я внимательно посмотрела на Антонину и взволнованно произнесла: - Послушай, а ведь ты красивая женщина. Зачем же ты свою красоту прячешь?!
- Ты шутишь?
- Я серьезно. - Вынув шпильки из волос Антонины, я распустила ее густые, с ранней сединой, волосы.
- А ты что, волосы вообще никогда не красишь?
- Нет, - замотала она головой.
- Почему? Седина вовсю лезет. Завтра же купи краску и покрась волосы.
- А в какой цвет?
- А ты лучше сходи в парикмахерскую, там тебе посоветуют. Чтобы поэффектнее было, поярче, чтобы мужики начали оглядываться.
- Да что им на меня-то смотреть? - смутилась Антонина.
- Не скажи. Я же ведь тоже не красавица, просто умею свои недостатки превращать в достоинства. Я согласна, что писаной красавицей стать невозможно, но ведь можно попробовать! Можно быть красивой в своих словах, поступках. Нужно верить в собственную неотразимость, и всегда найдется мужик, для которого ты станешь королевой красоты.
- Послушай, откуда в тебе все это? Ты же такая молодая…
- Не знаю, это все Ялта. Она, родная. У меня в вашем городе произошла переоценка ценностей. Она заставила меня поверить в себя и в свою исключительность. Она, родимая, заставила меня взглянуть на себя другими глазами и понять, что мое сегодняшнее одиночество - это не расплата за неудавшуюся любовь, а божий подарок. Ялта подарила мне чувство собственного достоинства. Я знаю, что больше не хочу, чтобы мое тело считалось вещью, которое обязательно должно принадлежать какому-нибудь хозяину. Теперь оно принадлежит мне, и мое одиночество - совсем не одиночество, это моя свобода. Я свободна! Понимаешь? - На моих глазах закипели слезы.
- Понимаю, - кивнула Тоня и протянула мне носовой платок.
- Тонечка, я в Ялту еще вернусь. Я обязательно приеду в этот город, потому что я его полюбила. Она слишком многое во мне изменила.
- Возвращайся.
- Я вернусь сюда совсем другой, и мы пойдем с тобой в ресторан. Обещаешь?
- Да, - кивнула Тоня.
- А Петьку не будешь бояться?
- С тобой - нет. Твои слова придают мне силы.
- Ты покрасишь седые волосы, и мы гульнем на всю катушку. Я поняла, что Ялта для успешных людей, а тех, которые еще не достигли успеха, она обязательно изменит. А я стану успешной. Тонька, ты в меня веришь?
- Да, да, - не раздумывая, ответила она. - Ты не такая, как все. Я с тобой немного поговорила, и мне жить захотелось. Понимаешь, жить?!
- Ну вот и хорошо. Жизнь налаживается! Язакончу юридический, стану востребованным адвокатом, и ко мне обязательно придет успех.
- А я покрашу волосы в ярко-рыжий цвет, - пообещала мне Тоня.
- Мы с тобой пройдемся по набережной. Мужики будут, глядя на нас, шеи сворачивать, - говорила я сквозь слезы. - Понравился мужик - закрутила роман. Надоел - пинка под зад. Следующий!
Мы с Тоней смеялись и плакали одновременно.
- А давай сейчас напьемся? - предложила мне Тоня.
Она ушла и через пару минут вернулась с бутылкой самогонки.
Глава 21
Мы расположились на крыльце, пили самогонку, закусывали солеными огурцами и говорили про мужиков.
- А давай переоденемся? - предложила я Тоне. - У тебя же фигура хорошая. Какого черта ты в таких бесформенных платьях ходишь?
- У меня груди почти нет.
- Ерунда. Важно не то, какая у тебя грудь, а то, как ты умеешь ее подать. А ну-ка, переодевайся. Ты же Петьку не боишься?
- Нет, - замотала головой Тоня.
- Вот и отлично. Платье немного запылилось от взрывной волны, но ничего страшного. Переодевайся, я тебя отряхну.
- От какой взрывной волны?
- Да это я так, ерунду сказала.
Как только мы с Тоней поменялись одеждой, я отошла на пару шагов назад и воскликнула:
- Господи, какая же ты красавица! У тебя самая красивая в мире грудь! Понятно?
- Да.
- А размер обуви у тебя какой?
Выяснив, что у Тони тот же размер, что и у меня, мы обменялись с ней и обувью.
- Тоня, когда я к тебе в гости приеду, ты должна выглядеть так же. Обещаешь? - спросила я, наливая самогонку по рюмкам.
- Я постараюсь.
- А если Петька драться полезет?
- Я его сковородкой по голове огрею, - грозно ответила подвыпившая Тоня.
- Это правильно, - подметила я. - И посильнее.
- Достанет, так по башке дам, что он уже никогда не встанет. Убью гада, если хоть на сантиметр ко мне приблизится. На суде скажу, что это была самооборона.
Я посмотрела на Тоню восхищенно и покачала головой.
- Слушай, я тебя не узнаю. На тебя так самогонка благотворно действует…
- Замочу гада, - вновь повторила Тоня и пропустила еще рюмку. - Со мной шутки плохи: будет себя плохо вести - яйца оторву.
- Здоґрово! Он тогда гулять не будет: без яиц гулять не интересно.
- Да пусть прыгает, пока прыгалка работает, только бы в мою жизнь не лез. Я еще кафе в свои руки возьму, а он пусть белье за постояльцами стирает и собак кормит. Настька, когда ты в следующий раз приедешь, мы пойдем куролесить в самый лучший ялтинский ресторан. Ты мне веришь? - Тоня просто на глазах менялась в лучшую сторону.
- Верю.
- Спасибо. Я ВСЕ СМОГУ, И У МЕНЯ ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ! Петьку как работника держать буду. Он сам в сараях убирать будет, а выручку мне станет носить, - деловито продолжала Тоня.
- Ты что, разводиться собралась?
- Понятное дело - на хрен он мне нужен! Как ты думаешь: Петьку прямо сейчас сковородкой прибить или пусть пока поживет до более подходящего случая? - пошатываясь, спросила меня Тоня.
- Пусть пока живет, - вынесла я свой приговор. - Глядишь, в хозяйстве пригодится.
- Как скажешь. Нужно на права сдать, хочу машину у него отобрать, - решительно произнесла Тоня. - Пусть пешком ходит.
- Правильно. Нечего ему на машине ездить. Вон брюхо какое наел, пусть жир сбрасывает.
Допив бутылку, мы крепко обнялись и запели наши русские народные песни. Из своих чуланчиков стали выползать сонные постояльцы. Некоторые присоединились к нашему дружному хору.
- Видишь, Тонька, - говорила я пьяно. - Если хотим, мы все умеем быть добрыми. Просто жизнь, сука такая, делает нас злыми. А ведь мы - лапочки! Смотри, даже никто не возмущается, что мы нарушили их сон. Нам подпевают. Это солидарность! Понимаешь, у нас еще есть солидарность?!
- Понимаю, - кивала Тонька. - Мы все любим друг друга. Просто те, кто там, наверху, играют в свои игры и хотят, чтобы мы друг друга не любили. Ты кто по национальности?
- Русская, - ответила я.
- А я - украинка. Ты меня любишь?
- Очень.
- И я тебя тоже. - Тонька показала пальцем на небо и усмехнулась. - Пусть эти, кто там, наверху, хоть об стену головой бьются и натравливают нас друг на друга, но хрен они добьются, чтобы мы когда-нибудь друг друга разлюбили. Фиг им! Они просто делают деньги на всем, на чем можно, даже на любви. Они делают деньги ради денег, но им никогда не понять, что такое любовь и солидарность. Они не знают, что мы единое целое, родственные души. Мы родные! Невозможно разорвать связь между нашими народами! Мы - сестры по крови!
- Я с тобой полностью согласна, - поцеловала я Тоньку.
Антонина принесла еще самогонки, закуски и стала угощать постояльцев. Для этого она вынесла из дома все стулья.
В этот момент рядом с нами нарисовался Пётр.
- Что здесь творится? - свел он брови.
- Петь, а ты где был? - ответила ему вопросом на вопрос Антонина.
- Да так, - замешкался с ответом Пётр. - Лампочку одной постоялице вкручивал. У нее там что-то со светом, короткое замыкание. Пришлось чинить.
- Ну что, вкрутил лампочку-то?
- Вкрутил.
- А то иди, дальше вкручивай, пока патрон работает!
- А ты что здесь устроила?
- Петя, свали от греха подальше, - пьяно ответила Антонина. - Мы тут общим собранием постановили…
- И что же вы постановили?
- Мы тебя в должности разжаловали, - бесстрашно ответила Тоня. - Ты теперь не комендант общежития, ты - завхоз. Будешь хозяйственной частью заниматься и по совместительству лампочки вкручивать тем постоялицам, которые в этом очень сильно нуждаются. Благо патрон у тебя на троих рос, а одному достался.
- Ты что несешь?! Или совсем стыд потеряла? - зашипел Пётр. - А ну-ка брысь под лавку! - Пётр было поднял руку, чтобы ударить жену, но она выпрямилась и посмотрела на него так, что он моментально опустил руку.
- Только попробуй хоть пальцем тронь, - бесстрашно сказала Антонина. - Засажу, гад, за решетку. Вон сколько свидетелей, все подтвердят. Ты мне, Петя, за все ответишь! И за мою погубленную молодость, и за мое здоровье, подорванное твоими побоями, и за дочерей, которые живут в страхе и боятся тебя как огня!
- Что ты этим хочешь сказать? - прищурился Пётр.
- Развод, Петенька! Развод! - со слезами на глазах произнесла Тоня. - Развод и раздел имущества.
- Что?
- Что слышал! И вон из моего дома! Вон из моей жизни! Собирай свои пожитки и пошел прочь!
- Это мой дом!
Пётр хотел броситься на Антонину, но постояльцы не позволили ему это сделать.