Хнумхотеп
Время, одарившее одних счастьем и радостью, оставило печать уныния на лице Хнумхотепа, первого министра и верховного жреца. Он сидел в доме правительства, следил за событиями безрадостным взором, с тяжелым сердцем внимал тому, о чем говорят. Затем он решил уповать на терпение, насколько его хватит.
Указ фараона изъять храмовые владения причинил ему невыразимую боль и воздвиг ряд психологических барьеров на пути действенного управления царством, ибо множество жрецов встретили извещение в этой связи с тревогой и недовольством, большинство из них немедленно стали писать петиции и прошения и отправляли их первому министру и распорядителю двора фараона.
Хнумхотеп заметил, что фараон не уделяет ему и десятую часть того времени, какое находил для него раньше, а теперь ему и вовсе редко представлялся случай встретиться с ним, дабы обсудить дела царства. Повсюду ходили слухи, что фараон влюбился в куртизанку из белого дворца на острове Биге и проводит ночи в ее обществе. Более того, множество искусных мастеров направлялись в ее дворец вместе с партиями рабов, везших роскошную мебель и драгоценные камни. Важные чиновники шептались, что дворец Радопис становится местом средоточия золота, серебра и жемчуга, а его колонны свидетельствуют о бурной любовной связи, стоящей Египту несметных богатств.
У Хнумхотепа была умная голова, он отличался проницательностью, но его терпение иссякало, и он не мог больше оставаться безучастным. Первый министр долго и основательно размышлял о сложившемся положении и решил сделать все возможное, чтобы изменить направление событий. Он отослал посыльного к распорядителю двора фараона Софхатепу, любезно прося того встретиться с ним в доме правительства. Распорядитель тут же выполнил его просьбу. Первый министр пожал ему руку и сказал:
- Благодарю вас, почтенный Софхатеп, за то, что вы откликнулись на мою просьбу.
Распорядитель двора фараона склонил голову и ответил:
- Я без промедления выполняю священный долг, обязывающий меня служить повелителю.
Оба сели друг против друга. Хнумхотеп обладал железной волей и стальными нервами, его лицо выглядело безмятежным, несмотря на тревожные мысли, не дававшие покоя его голове. Он молча выслушал слова распорядителя и сказал:
- Почтенный Софхатеп, мы все преданно служим фараону и Египту.
- Вы правы, о Богоподобный.
Хнумхотеп решил сразу прейти к неотложному делу и сказал:
- Однако мне неспокойно на душе из-за того, какой оборот в последнее время принимают события. Я сталкиваюсь с трудностями и неприятностями. Я придерживаюсь того мнения - и убежден в своей правоте, - что встреча между нами, несомненно, принесет большую пользу.
- О Богоподобный, видят боги, мне очень приятно, что чутье вас не подводит.
Первый министр одобрительно кивнул своей крупной головой, и, когда он заговорил, в его словах звучала мудрость:
- Нам лучше говорить откровенно, ибо откровенность, как заметил наш философ Кагеми, является признаком честности и искренности.
Софхатеп согласился:
- Наш философ Кагеми говорил правду.
Хнумхотеп какое-то время обдумывал свои следующие слова, затем с ноткой печали в голосе сказал:
- В последние дни мне редко выпадает удобный случай встретиться с нашим повелителем.
Первый министр выжидал, как на это отреагирует Софхатеп, но тот молчал, и Хнумхотеп продолжил:
- А вы знаете, почтенный, что я не раз просил назначить мне встречу с ним, а мне сообщали, что повелителя нет во дворце.
- Никому не подобает просить у фараона отчета о том, куда он направляется и когда возвращается, - без колебаний ответил Софхатеп.
- Я не это имел в виду, - ответил первый министр. - Но я считаю, что мне, как первому министру, должна быть предоставлена возможность время от времени являться пред очи нашего повелителя, с тем чтобы выполнить свои обязанности как можно лучше.
- Прошу прощения, но фараон ведь вас принимает.
- Такая возможность предоставляется мне крайне редко, и вы обнаружите, что мне неведомо, как поступить, чтобы вручить нашему повелителю петиции, коими заполонены правительственные учреждения.
Распорядитель внимательно смотрел на него некоторое время, затем сказал:
- Быть может, они касаются храмовой собственности?
В глазах первого министра вдруг вспыхнул огонь.
- Вот именно, сударь.
- Фараон не желает слышать ничего нового относительно этого предмета, - тут же ответил Софхатеп, - ибо он уже сказал свое последнее слово.
- Политика не знает, что такое последнее слово.
- Это вы так думаете, - резко ответил Софхатеп, - и может случиться так, что я не разделяю вашего мнения.
- Разве храмовая собственность не переходит в наследство по традиции?
Софхатеп был недоволен, ибо почувствовал, что первый министр собирается втянуть его в разговор, в котором он не хотел участвовать. Воистину, он только что совершенно ясно дал понять о своем несогласии и тоном, не оставлявшим сомнений, сказал:
- Я доволен тем, что воспринимаю слова нашего повелителя буквально, и не стану обсуждать их.
- Самыми верными его подданными являются те, кто предлагает ему здравые и искренние советы.
Распорядителя двора фараона весьма рассердили эти колкие слова, но он подавил свой гнев и, не выдав уязвленной гордости, заявил:
- Я знаю, в чем заключается мой долг, о Богоподобный, но судьей тому может быть лишь моя совесть.
Хнумхотеп вздохнул от отчаяния, затем тихо и смиренно сказал:
- Ваша совесть вне всяких подозрений, почтенный сударь. Я никогда не сомневался ни в вашей преданности, ни в мудрости. Может быть, я именно поэтому решил просить у вас совета в этом вопросе. Если же вы считаете, что это идет вразрез с вашей преданностью, тогда мне, к сожалению, придется обойтись без вас. Я хочу просить вас лишь об одном.
- Что это за просьба, повелитель? - поинтересовался Софхатеп.
- Мне хотелось бы, чтобы вы обратили внимание ее величества царицы на то, что я желаю удостоиться чести быть принятым ею сегодня.
Софхатеп опешил и с удивлением уставился на первого министра. Хотя этот человек, выражая такую просьбу, и не перешел границ дозволенного, она оказалась совершенно неожиданной, и распорядитель не знал, как поступить.
- Я прошу об этом как первый министр царства Египет, - твердо добавил Хнумхотеп.
Софхатеп встревожился.
- Может, мне лучше подождать до завтра, дабы сообщить фараону о вашем желании?
- Никоим образом, почтенный сударь. Я хочу заручиться поддержкой ее величества царицы, с тем чтобы преодолеть преграды, вставшие на моем пути.
Это прекрасный случай, который я не могу упустить, дабы служить фараону и моей стране.
Софхатепу не оставалось ничего иного, как ответить:
- Я немедленно сообщу ее величеству о вашей просьбе.
- Я дождусь вашего посыльного, - сказал Хнумхотеп, пожимая Софхатепу руку.
- Как вам угодно, мой повелитель, - ответил распорядитель.
Оставшись один, Хнумхотеп нахмурился и стиснул зубы так крепко, что его широкий подбородок стал похож на гранитную плиту. Глубоко задумавшись, он начал расхаживать по комнате. Он не сомневался в преданности Софхатепа, но не очень рассчитывал на его храбрость и решимость. Хнумхотеп пригласил распорядителя потому, что хотел сделать все возможное, но он почти не надеялся на благополучный исход. Не без волнения он задавался вопросом, удовлетворит ли царица его просьбу, пригласив к себе. Как же ему поступить, если она откажет? К царице следовало относиться серьезно. Возможно, ее острый ум распутает туго завязанный клубок и не допустит разрыва отношений между фараоном и жрецами. Нет сомнений, Нитокрис известно о недостойном поведении юного фараона и она серьезно огорчена этим. Ведь она царица, славившаяся проницательным умом, к тому же она жена, переживающая радости и печали так же, как все жены. Разве недостойно сожаления то, что храмовая собственность конфискуется, отнимается у храмов, чтобы поступления от нее швырнуть к ногам какой-то танцовщицы?
Золото через окна и двери устремилось во дворец на острове Биге. Лучшие мастера страны стекались туда и работали днем и ночью, изготавливая мебель для покоев дворца, драгоценности для его хозяйки, украшения для ее одежды. А где… где же фараон? Он покинул жену, гарем, своих министров и больше ничего не желал, кроме как проводить время во дворце этой обольстительной шлюхи.
Хнумхотеп тяжело вздохнул и пробормотал про себя: "Тот, кто восседает на троне Египта, не должен проводить время в праздности".
Вскоре он погрузился в глубокие размышления, но ему не пришлось долго ждать, ибо вошел его распорядитель и просил разрешения принять посыльного из дворца. Первый министр разрешил ему войти. Он ждал появления этого человека затаив дыхание, ибо, несмотря на сильную волю и стальные нервы, в это решающее мгновение у него задрожали губы. Вошел посыльный и в приветствии склонил голову.
- Ее величество царица дожидается вас, - кратко сообщил тот.
Хнумхотеп тут же собрал кипу петиций и направился к своей коляске, которая умчала его во дворец. Он не ожидал, что посыльный явится столь быстро. Царица явно испытывала беспокойство и печаль, мучительную боль от своего одинокого заточения. Несомненно, она изо всех сил пыталась сохранять самообладание, хотя на нее давила тяжесть оскорбления и лишения. Она размышляла, скрываясь под суровой маской спокойствия и гордости. Хнумхотеп почувствовал, что царица разделяет его мнение и смотрит на события глазами жрецов, а также всех сообразительных граждан страны. Как бы то ни было, он выполнит свой долг и оставит дальнейший ход событий на усмотрение богов.