- Ты?! Ты будешь говорить с ним сам? Но ведь здесь как раз еще одна проблема - он не выносит тебя, разве не заметил? Считает, что ты, подло обольстив меня, завладел моим разумом, и через то осуществляешь реальное правление в землях наших, которые по достижении им совершенных лет перейдут в его законное управление. А ему мерзко будет править там, где пользуясь глупой симпатией его матери, распоряжался шут!
Все это Анна выдала так эмоционально, что Енот откинулся назад, и смотрел на нее с некоторой иронией.
- Я сумею справиться, поверьте мне! - и улыбнулся одной из своих хитрых, интригующих улыбок. Анна поняла - так оно и будет!
- Ах, ну что бы я без тебя делала?
С утра моросил дождь, один из тех неприятных, сеющих как сквозь мелкое сито, серых осадков, что так изматывают душу. Двор раскиселился, сад стоял, понурив листву, хмурый и унылый. Графиня сидела в гостиной, ожидая, когда накроют стол, и дети выйдут к позднему завтраку. Оцепенение сошло на весь замок, и Анна, не имея сил ему сопротивляться, лениво следила, как Енот вяло перебирает в руках цветные веревочки, плетя крестьянские браслетики, по заказу Марихен. Он делал это молча - Анне даже его слышать не хотелось. Скрипнула дверь, графиня, будто проснувшись, подняла голову. Хмурый и дурно причесанный Готлиб - Ян подошел и поцеловал ее руку:
- Доброе утро, матушка!
- Доброе утро, дитя мое! Ты дурно спал? У тебя нездоровый вид!
- Да матушка, я не совсем здоров. Голова что–то кружится! Но лекарь мне не нужен вовсе! - поспешил он опередить готовое вырваться повеление матери. Она отчего–то смешалась и замолчала.
- А чем это так занят наш любезный шут? - неожиданно мягко спросил он, садясь в кресло рядом с матерью.
- Исполняю повеление сестры Вашего сиятельства, плету браслеты из вышивальной нити - мулине.
- А ну, дай–ка посмотреть! - и граф с интересом поднес к глазам разноцветное плетение: - И что, это носят на грубых руках ваши крестьяночки, деревенские красавицы? - лукаво спросил он.
- Брось, Готлиб - Ян, какие же они красавицы? - удивленно подняла брови Анна: - Они грубы и неотесанны, ходят в серых платьях, гадость! - и поморщилась.
- Оттого и стремятся они сделать серую жизнь свою ярче хотя бы на ширину тонких полосочек, тяжким трудом добывая цветное мулине! - резонно ответил шут, и тихо добавил графу: - Они хоть и грубые, да ласковые!
Тот усмехнулся:
- А не скажите, матушка, среди этих грубых девок, как вы изволили выразиться, попадаются очень даже отесанные и прехорошенькие! - кошачьим огоньком блеснули глаза юного графа.
- Фи, Готлиб - Ян, как не гадко! - нарочито скривилась Анна и махнула рукой: - Не будем об этом!
- А что, много в деревне твоей хорошеньких крестьяночек, Енотская морда? - не унимался подрастающий господин.
- Да, есть, есть, как же без них! - криво усмехнулся шут, не отрываясь от рукоделия и покосился на подростка. Достаточно и юных невест, только и ждущих сеньора, готового воспользоваться своим исключительным правом…
- Енот! - очнувшись, крикнула Анна: - Ты перегибаешь палку! Мой сын еще слишком юн для подобных богопротивных разговоров!
- Матушка, он не сказал ничего особенного! Разве же он говорит не о законом закрепленном праве сеньора…
- Доброе утро, матушка! - чудесный голосок остановил слишком далеко зашедших в словоблудии шута и господина. Все головы обернулись к Марихен.
- Доброе утро, дочь моя! Что–то ты бледна, моя маленькая графиня!
- Я не очень хорошо спала! Доброе утро, любезный братец!
- Доброе утро, любезная сестрица! - и дети поцеловались, под довольным взглядом матери.
- А, Енот, и ты здесь… - как–то вдруг смутилась, порозовев, девочка, и мать с неприятным удивлением отметила это смущение: "Что бы вдруг такое с ней?"
- Осанна Вашей красоте! - вскочил карлик и с поклоном протянул Марихен цветные веревочки: - Я исполнил Ваше желание, а любое из них свято для меня!
1 Ах ты моя радость! Есть ли что–то, чем ты не владеешь!
И внимательный взор матери поймал, какими затаенно нежными взглядами они обменялись.
"Что за чушь?" - пронеслось в ее голове, но она списала все на чуткость души обоих - ведь как не отозваться сердцу на красоту и кротость ее дочери, и доброту и понимание шута! "Они же оба просто дети!" - успокоила она себя мыслью, и встала:
1 Ну что ж, друзья мои, к столу!
Со времени ночных сетований Анны прошло уже больше двух месяцев, близилось 15-летие Готлиба - Яна, и, значит, его отъезд в университет. Благодаря стараниям ученых преподавателей, он был вполне к этому готов, но сердце матери болело - готова ли душа расстаться с родным гнездом, с родовым замком и поместьем, с матушкой и сестрой, без которых он не прожил и дня в короткой своей жизни! И пуще того, беспокойно присматривалась она, не увезет ли ее мальчик злобы в сердце, затаенной обиды на мать за следование советам шута и легкомысленное вдовство? И чем дальше, тем с большим облегчением отмечала она, что проныра Енот не обманул, пообещав исправить дело, излечив страдание и злобу в сердце мальчика. Она не знала, что и как сделал мудрый скоморох, но вся исполнилась благодарностью к нему, видя, как любимое дитя ее переменилось. Маленький граф и в самом деле стал спокоен и мечтателен, гордыня его и злословие растворились в добрых беседах с шутом. Он больше не бил безответного Локи, и не отдавал бессмысленно жестоких приказаний слугам, охотнее участвовал в забавах матери и даже почти уже признал ее право на повторное замужество. Но особенно ласков стал юный граф с Енотом, и воскликнул однажды:
- Он обижен природой, но то весьма щедро компенсировал ему наш добрый Господь, наделив удивительным умом и чутким сердцем! - Счастливая мать нарадоваться не могла таким переменам в единственном наследнике, и всячески обхаживала Енота: выделила ему особую превосходную комнату, где все было специально по его росту обустроено, позволила в любое время находиться где угодно (кроме, конечно, господских покоев, куда он был обязан являться по приказанию), и говорить едва ли не все, что заблагорассудится, и даже пить не скрываясь, отчего Енот, порой теряя чувство меры, становился и вовсе развязен. Но восторженная хозяйка этого будто не замечала, и на редкие робкие замечания слуг о поведении шута, горячо отвечала: "Я даровала ему право быть самим собой в этом замке! Он наставил на путь истинный сына моего лучше любого пастора, и за это пусть делает, что заблагорассудится, а возможно и больше!".
Однако ж, шута за незлобивый нрав и неистощимость на выдумки любила вся челядь, и жалобы поступали нечасто.
Так и протекала спокойная, с яркими вспышками развлечений и балов, жизнь в прекрасном замке Готтен, и уж развеселое Рождество было позади, и пятнадцатилетие Готлиба - Яна отпраздновано как подобает - пышно и с размахом. Естественное течение жизни принесло их к весен. Замок будто проснулся, и огромный сад у стен его распахнул глаза, умытый безудержно счастливыми ливнями. Слуги резво сновали туда–сюда по всем комнатам, собирая молодого хозяина в большую жизнь… Увы, дороги подсохли, и университет готов был раскрыть объятия новым птенцам родовитых и знатных гнезд. Весь двор печалился с графинями, а граф держался как и положено истинному наследнику благородного имени Готтен - сурово и мужественно, лишь иногда тайком вздыхая, когда, как он считал, никто не видел. Но зоркие глаза вездесущего шута подмечали и это. Однако ж, он ничем не выдавал, что поймал секундные слабости юного господина, и он только деликатно отворачивался, опуская печальные ореховые глаза.
- Ах, Ваше сиятельство, не забывайте только свою драгоценную матушку, терзающую сердце свое беспрестанной тревогой за Вас! - говорил он, и Его сиятельство лишь сурово кивал головой, устремляя взгляд вперед. Будто непосредственно в свое славное будущее.
Печальный день прощания все же настиг обитателей замка. Несчастные графини тайком утирали слезы, служанки откровенно плакали, слуги вздыхали - все любили мальчика. Он был капризен, порою жесток, но временами как–то неуклюже добр, и все помнили, каким ласковым и нежным ребенком был их маленький граф, и понимали, что он просто переживает гибель отца, защищавшего их же, свою чернь.
А шут вытворял свои шутки, прыгал и кричал так, что даже решивший быть суровым, граф не мог сдержать хохота.
- Ты просто невыносим, мой ужасный jester! - кричал он, и его била то ли дрожь, то ли смех.
Огромное поместье, оставшись без любимого наследника, словно вздохнуло и замерло в недоумении. Слуги толклись взад–вперед, будто не понимая, что им делать и как ходить. Графини утешали друг друга, договаривались не плакать, но тут же обе этот договор и нарушали, заливаясь слезами.
- Право же, - удивленно восклицал шут, - сезон дождей позади, все живы, а два прекрасных лица так мокры, что я, пожалуй, поищу зонт, как бы меня не залило!
И обернувшись к дверям, звонил в бубенчики на своем колпаке:
2 Эй, слуги, несите тряпки, и зовите каменщиков! Здесь так сыро, что придется перестилать полы!
Графини грустно улыбались стараниям Енота, но плакать не переставали.
Вечером они уселись друг против друга в саду, и тихо вздыхая, слушали грустные любовные баллады шута Кристиана. Он выводил их сладким, кристально–мелодичным голосом не похожим ни на мужской, ни на женский.
- Должно быть, так поют святые бесполые ангелы! - шептала маленькая графиня, нежно улыбаясь.