– Тем не менее, по-видимому, этот образец совершенства все еще не достоин тебя. Разве что переспать по-быстрому.
– Ты самый лучший человек, которого я знаю, – пробормотал он.
О, пожалуйста…
– Ты только что осквернил лучшего человека, которого ты знаешь. Я боюсь представить, как ты относишься ко всем остальным.
Одри отодвинула свой недопитый кофе в сторону и поднялась.
Эти отношения определенно закончились.
– Вот что ты сейчас сделаешь, – начала она, прилагая все усилия, чтобы не выдать боль в своем голосе. – Ты вызовешь сюда автомобиль и скажешь водителю, чтобы меня отвезли в аэропорт. По дорогое мы высадим тебя у твоего отеля, и к утру все превратится в сюрреалистическое воспоминание.
Она опустила ту часть, где она проплачет весь обратный полет в Австралию и никогда не заведет других отношений в своей жизни. Это не добавляло достоинства прощальной сцене.
– Я поеду с тобой в аэропорт…
Она остановилась и посмотрела на него:
– Потому что так не достаточно безжалостно?
– Потому что тогда и для меня все будет кончено. Мне нужно увидеть, как ты уйдешь.
– Почему, Оливер? Почему просто не отпустить меня? Сделай все правильно.
– Я уже делаю все правильно. Однажды, я надеюсь, ты поверишь в это.
Одри отвернулась от него и пошла к лестнице, с трудом сдерживая слезы. Позади нее Оливер бормотал что-то в телефон, и, когда ее нога коснулась последней ступени, со стороны старого здания подъехал лимузин.
Она села в него, не произнеся ни слова.
Оливер последовал за ней.
Они сидели далеко друг от друга, насколько позволяло просторное заднее сиденье.
Всю дорогу обратно в Центральный Гонконг Одри смотрела в окно на сложную комбинацию зеленых холмов и переполненных, многокультурных жилых районов. Скорее всего, она еще вернется в Гонконг, разыскивая очередной инструмент, но она знала, что это будут исключительно мимолетные визиты. Это место потеряло для нее свое очарование.
Сейчас все было разрушено.
Она проглотила комок, подступающий к горлу.
Когда они приблизились к туннелю "Вестерн-Харбор", соединяющему остров с полуостровом Коулун и материковым Китаем, она взглянула на восток и увидела ту же джонку, на которой они завтракали, проплывающую – с огненными парусами – между больших судов в оживленной бухте. На ней уже были другие люди, которые представляли себе, что это их особенная сказка. Только чтобы затем обнаружить, что ничего особенного в ней не было.
Прямо как это ее приключение.
Возможно, она проецировала слишком много собственных чувств на Оливера. Возможно, ей не стоило потакать им, когда они спустились обратно в ресторан. Это она разожгла тогда страсть между ними, не он. Она должна признать это. Она думала, что способна на интрижку на одну ночь, но это было тогда, когда между ними было обстоятельство, а не какой-то ее гипотетический недостаток.
Как бы то ни было, Оливер не представлял себе, что сможет любить ее так же, как она. Ей показалось, что он вздрогнул рядом в машине, как будто мог слышать ее мысли и знал, что будет дальше, – любит его.
Тут сомнений не было: она обожала Оливера Хармера много лет. Единственный таинственный момент заключался в том, когда же это обожание превратилось в любовь. Ее тело отчетливо поняло это в сегодняшние предрассветные утренние часы, когда, зарыв пальцы ей в волосы, он находился глубоко в ней, и его глаза смотрели на нее и горели так, словно он был готов ей поклоняться…
Она не знала наверняка, на что похожа любовь, но была уверена, что любовь выглядит именно так. В тот момент, когда ее душа соединилась с его душой. Она поняла это на подсознательном уровне.
Но откуда ей знать?
Может быть, он выглядел так во время каждого оргазма?
Что, если она действительно была не готова к отношениям с таким мужчиной, как Оливер? Что, если вся ночь была лишь одним большим старательным экзерсисом с ее стороны, а он просто пытался как-нибудь выбраться из неудобной ситуации?
Что, если она перестаралась, в конце концов?
Слезы, которые она сдерживала все это время, отказались оставить эту последнюю мысль без ответа. Они наполнили ее глаза, просочились через ресницы и бесшумно покатились вниз по щекам. Она позволяла им бежать, и только стены тоннеля были свидетелями этому.
Но ручейки превратились в настоящую реку, а река – в дрожащий поток, и, когда они выехали из тоннеля и попали на автостраду 5, она уже не могла скрывать, что происходит.
– Одри…
Ее рука взлетела в предупреждающем жесте, и ее тело согнулось от двойной боли из-за его отказа и унизительности этого момента. Только стекло окна остановило ее, и она прижалась лбом к его прохладной утешающей поверхности.
– Одри…
Нет. Только не сострадание, только не от Оливера. Она отбивалась изо всех сил от него, когда он подвинулся ближе и положил руку ей на плечи, но ее жалкое сопротивление не могло противостоять его нежной силе.
– Тсс…
Он притянул ее к своей груди и просто держал в объятиях. Никаких банальностей. Никаких обещаний. Никакой лжи. Просто безмолвное сострадание.
И это только ухудшило все.
Она теряла любимого мужчину и одновременно своего лучшего друга.
Она плакала, когда они проезжали мимо острова Камнерезов. Она плакала, когда они повернули к острову Цин И. Она плакала, когда они въехали на подвесной мост и преодолели два километра над океаном к острову Лантау. Она плакала, проезжая мимо поворота к самому волшебному тематическому парку в Китае, и она плакала на протяжении всей автострады 8, ведущей к аэропорту.
И все время Оливер просто гладил ее по волосам, подавал салфетки и обнимал ее.
В самый последний раз.
Голос затрещал по внутренней связи, и она распознала название главного аэропорта Гонконга. Этого было достаточно, чтобы она выскользнула из нежных рук Оливера и вернулась в свой дальний угол, где приложила несколько свежих сложенных салфеток к своим опухшим глазам.
А Оливер все еще не говорил.
Да и что тут можно было сказать?
Она только раскисла на его глазах уже во второй раз за эти сутки. Он уже говорил, что не знает, что делать с ней, когда она в таком состоянии. А движение в Гонконге предвещало, что это будет долгая поездка с истеричной женщиной.
"Не повезло, приятель. В этом ты сам виноват". Это было его решение. Это была его проблема.
– Я не хочу, чтобы ты заходил, – процедила Одри сквозь стиснутые зубы. – В аэропорт.
– Мне нужно проводить тебя до выхода на посадку.
Чтобы убедиться, что она на самом деле улетит? Она повернула к нему голову:
– А я прошу тебя сделать то, что мне нужно, а не тебе.
Его потухший взгляд впился ей в затылок.
– Хорошо, Одри.
– Спасибо.
Лимузин преодолевал препятствия в виде такси, автобусов и легковых автомобилей, столпившихся на подъезде к аэропорту, и наконец выехал на дорожку. Это заставило Оливера действовать.
– Тебе не кажется, что мне было бы легче просто плыть по течению, – сказал он. – Просто сказать "Увидимся в Сиднее" и заскочить к тебе для страстной ночи, когда буду в городе? Я не захотел быть таким.
Это заставило Одри вновь взглянуть на него.
– Я должна аплодировать тебе?
– Я хочу, чтобы ты поняла. Хотя бы мои мотивы, если не мои доводы.
– Ты избегаешь обязательств. Все предельно ясно.
Он выдохнул с шумом.
– Я избегаю. – Он не договорил. – Я не хочу причинять тебе боль, Одри. Просто не хочу. Мне очень жаль, но, как бы нам сейчас плохо ни было, в конечном счете так будет лучше.
– Тебе незачем извиняться, Оливер. Ты оправдал свою репутацию и подарил мне ночь, которую я никогда не забуду. По многим причинам. – Натянуто улыбнулась. – Я понимаю, правда.
– Серьезно?
– Я собираюсь вернуться в Сидней, зароюсь в работу и с этого момента сосредоточусь на тех, до кого могу дотянуться. – Это была ложь, ее еще долго никто не сможет заинтересовать.
– Одри, не поступай так с собой. Дело во мне, не в тебе.
Оливер, казалось, вздрогнул от банальности своих собственных слов.
– Ты прав. Дело в тебе и твоей неспособности отпустить прошлое. Все дело в том, что ты настолько боишься стать похожим на отца, что вообще избегаешь каких-либо обязательств. Ты маскируешь это под рыцарство и заботу обо мне, но, давай будем честными, все дело в тебе самом.
Его лицо черствело.
Лимузин подъехал ко входу в здание аэропорта, и Одри открыла свою дверцу еще до того, как машина успела остановиться. Оливер выскочил за ней, пока водитель обходил машину, чтобы достать из багажника ее чемодан.
– С тех пор как я встретила тебя, Оливер, я думала, что и в подметки тебе не гожусь. Ты был всем, чего я хотела и чего не заслуживала, как мне казалось. Ты стал чем-то символическим в моей жизни, состоящей из недостатков, и я носила их с собой как символ стыда.