- Несколько хороших есть, - поправила она зятя, не желая смягчать слова. - Но по-настоящему легендарный отель? Нет, ничего подобного у нас нет. И я намереваюсь подарить городу такую гостиницу. Когда мы купили отель "Шелбурн", у меня на него были свои виды. И теперь я хочу, чтобы мои планы исполнились. Я собираюсь отремонтировать все здание, снизу доверху, все до единой комнаты. Это будет флагман всей сети отелей, и я изменю его название. Он будет называться "Палас Хейл".
- Мама! - рассмеялась Шарлотт-Энн. - Ты никогда не изменишься, правда? Все время строишь, строишь, строишь.
Элизабет-Энн слабо улыбнулась:
- А чем еще заниматься на этом свете? Человек может строить, разрушать или почивать на лаврах, наблюдая, как проходит время. Лично я из тех, кто не может усидеть на месте.
Семь дней пролетели так быстро, что Шарлотт-Энн показалось: не успели мать и Лэрри приехать, как уже пришла пора снова собирать чемоданы и уезжать. Лэрри в Германию поехал на поезде, а Элизабет-Энн - с ним вместе до Венеции.
- Мне бы хотелось, чтобы вы остались намного дольше, - с сожалением говорила Шарлотт-Энн в "даймлере" по дороге на станцию. Вечерело, глубокие пурпурные тени прочертили тротуары, медленно растекаясь по плитам.
- При других обстоятельствах мы бы остались дольше, - заверил ее Лэрри. - Но имея тридцать семь отелей и мотелей, твоя мать превратилась в необыкновенно занятую женщину. Что же касается меня, то я хочу покончить со всеми нашими делами здесь как можно быстрее и вложить полученные деньги в Штатах. Мир погружается в пучину бедствий у нас на глазах. Словно поставили бомбу с часовым механизмом. Осталось недолго ждать, чтобы кто-нибудь вывернул предохранитель.
Шарлотт-Энн вздрогнула.
- Не пугайте меня, Лэрри, - проговорила она тихо.
На его лице отразилась боль, и он похлопал ее по руке.
- Меня это тоже пугает, но я реалист. Таково положение вещей. Самообман никому не поможет. Кроме того, у любого события есть две стороны. Во времена войн и беспорядков меняется экономический порядок в стране. Иногда к лучшему, иногда к худшему. Сейчас самое время вложить часть наших денег в военные и авиационные заводы в нашей стране. Это вложение в будущее.
- Ты ни о чем не забыл? - поинтересовалась Элизабет-Энн, искоса глядя на него.
- Конечно же, нет. - Хокстеттер рассмеялся, снимая напряжение. - А отели, - подчеркнул он с насмешливой серьезностью, - продолжают расти.
На платформе вокзала Лэрри отвел Шарлотт-Энн в сторону и прижал к себе.
- Послушай, если тебе что-нибудь будет нужно, все равно что, ты нам сообщишь?
Она кивнула. Впервые молодая женщина смотрела на него не только как на второго мужа своей матери, но и как на своего отца. Шарлотт-Энн привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
- Да, палочка, - нежно сказала она, впервые не назвав его по имени.
Лэрри выглядел глубоко взволнованным и крепко обнял ее.
- Ты уверена, что не хочешь вернуться домой в Штаты и переждать там немного? Пока не кончатся все эти беспорядки? У нас всегда найдется местечко для тебя.
Шарлотт-Энн подумала, каким заманчивым было это предложение, но все впустую. Не могла же она признаться Лэрри и матери, что ей не разрешено выезжать из Италии.
- Я уверена, - просияла дочь самой радостной своей улыбкой, потом тихо добавила: - Мой дом здесь, рядом с Луиджи. Он мой муж, и я люблю его. И все-таки спасибо.
Ее переполняла печаль, когда она провожала их. Словно Шарлотт-Энн предчувствовала, что ее жизнь должна изменяться. Если Лэрри прав, то привычный порядок вещей будет нарушен. Она скоро не сможет управлять своими мыслями и поступками. Выйдя замуж, Шарлотт-Энн переступила черту, из-за которой не было возврата.
- Мы беспокоимся о тебе, - призналась дочери Элизабет-Энн, обнимая ее.
Шарлотт-Энн прижалась лицом к материнской груди.
- Почему? - прошептала она. - Я похожа на тебя, мама, такая же неукротимая. И потом, обо мне хорошо заботятся. - Молодая женщина мягко отстранилась, взяла Луиджи за руку и крепко сжала ее.
Дребезжащий свисток кондуктора разнесся по платформе, они обменялись последними быстрыми поцелуями, и Лэрри помог Элизабет-Энн подняться в вагон первого класса.
Шарлотт-Энн и Луиджи смотрели, как состав медленно отходит от перрона. Дочь следила за машущей рукой матери и махала в ответ белым платком. Вскоре рука и поезд исчезли из вида.
- Они очень милые люди, - заметил Луиджи, когда они возвращались к машине. - И очень тебя любят.
Шарлотт-Энн кивнула.
- И ты понравился им обойм, хотя Лэрри и не согласился со всеми твоими взглядами.
- Он очень умный человек. Может быть, Лэрри и не соглашается, но он понимает.
- Лэрри считает, что все это кончится трагедией. - Шарлотт-Энн остановилась и какое-то мгновение молча смотрела в темные завораживающие глаза мужа. - Ты тоже такого мнения, Луиджи? Ты никогда не говоришь об этом.
Тот пожал плечами:
- Я многое могу, cara, но не могу предсказывать будущее.
Тут Шарлотт-Энн рассмеялась и просунула руку ему под локоть. Этот визит им обоим пошел на пользу. Давно она не чувствовала себя такой живой, давно у нее не было так легко на душе. И как же давно они не проводили с Луиджи так много времени вместе, не разлучаясь.
- Но вот чего я никак не могу понять, - продолжила разговор Шарлотт-Энн, покачивая в недоумении головой, - так это того, что можно долететь из Германии в Нью-Йорк всего за пятьдесят один час. Лэрри доберется домой из Франкфурта за два дня, а мама будет плыть дней шесть-семь. Мир словно сжимается прямо у нас на глазах.
- Это все пустяки по сравнению с будущим, - задумчиво произнес Луиджи. - Когда-нибудь на это потребуется всего несколько часов.
- В тебе заговорил летчик, - поддразнила его жена.
- Так и есть.
- Что ж, нам остается только подождать, и мы все увидим. Лично я этого не понимаю. Но когда-нибудь мне захочется перелететь через Атлантику, как собирается сделать Лэрри. Это должно быть здорово.
- Однажды ты это сделаешь.
- Может быть, ты будешь моим пилотом.
Луиджи скорчил гримасу.
- Нет, до тех пор пока пассажирские самолеты не смогут летать на такие расстояния. Я пилот самолета, cara, и не считаю эти дирижабли летательными аппаратами. Это всего лишь гигантские шары.
- Но летают они довольно быстро.
- Ты считаешь, что у них большая скорость? Они ни в какое сравнение не идут с самолетами. Они медлительны и неуклюжи.
И как показало 6 мая 1937 года, еще и небезопасны.
Ровно через год после открытия регулярного пассажирского сообщения между Нью-Йорком и Франкфуртом дирижабль "Гинденбург", чье место стоянки находилось в Лейкхерсте, Нью-Джерси, взорвался и сгорел. Из девяноста семи пассажиров, находившихся на борту гигантского дирижабля, тридцать шесть человек погибли.
Лэрри Хокстеттер был в их числе.
16
Много позже, когда Шарлотт-Энн вспоминала эти события, она поняла, что Лэрри по-своему повезло. Ей были известны слова, что смерть ужаснее для тех, кто остается в живых, любивших ушедших и оставшихся один на один с миром. Когда она думала о горе Элизабет-Энн, которое выражалось в длинных и многословных письмах, то не сомневалась в истинности этого утверждения. В чернильных строчках чувствовалась тоска Элизабет-Энн, нежелание поверить в то, что она снова потеряла мужа. Да и сама Шарлотт-Энн ощущала странную опустошенность после гибели отчима. Но ее мать недолго предавалась отчаянию. Она приучила себя к новой жизни в одиночестве и целиком посвятила себя работе, находя поддержку и утешение в управлении империей Хейл.
Но судьба уберегла Лэрри не только от этой борьбы за выживание. Несмотря на всю тяжесть личной трагедии, Шарлотт-Энн поняла, что ее намного больше пугает и подавляет надвигающаяся политическая драма. Потому что Лэрри оказался прав. Кровопролитие, предсказанное им, действительно началось, захлестывая всю Европу. Гитлер жаждал власти, и вместе с Муссолини они начали проглатывать целые страны и народы. Ситуация в Европе достигла крайней точки.
В 1937 году Италия захватила Эфиопию.
В 1938 году Италия последовала примеру своего союзника Германии и приняла антиеврейские законы.
31 марта 1938 года после четырехлетнего правления диктаторов Дольфуса и Шушнига Гитлер двинул войска из Баварии в Австрию, и последовавший аншлюс превратил самостоятельное государство в неотделимую часть Германии.
В январе 1939 года дуче объявил об аннексии Албании, что явилось сознательной имитацией "побед" Древнего Рима.
В 1939 году Гитлер подписал Пакт о ненападении с Советским Союзом.
Этот договор был очень скоро нарушен.
Тем временем Шарлотт-Энн перестала посещать светские увеселения, если Луиджи не было в городе. Она не могла больше выносить самодовольные речи или взволнованные дискуссии о новой, возрождающейся Римской империи. Казалось, никто не принимает в расчет то, что большинство из покоренных народов едва еще достигли только начала эпохи механизации. Слишком часто победа оказывалась не чем иным, как резней невинного народа, еще живущего в каменном веке, при помощи танков и автоматического стрелкового оружия.
И наконец, между 1 и 27 сентября 1939 года пороховая бочка взорвалась. Нацистская Германия и Советский Союз одновременно напали на Польшу, поделив между собой страну, пытавшуюся защитить себя в войне двадцатого века оружием века девятнадцатого.