- Так и есть, - прогудел немец. - Но в Германии дела пошли совсем по-другому. Адольф Гитлер - теперь рейхсканцлер, и его первый приказ был укреплять связи с нашими итальянскими братьями. Видите ли, он восторженный почитатель вашего премьера Муссолини. Фюрер хочет для Германии того же, чего герр Муссолини хочет для Италии - тысячелетнего Рейха. А для этого Германия должна стать сильной. Кажется, ваш премьер столь любезен, что посылает вашего мужа ненадолго в Германию.
- Я… я не понимаю, - Шарлотт-Энн смотрела на Луиджи.
- Я сам узнал об этом всего несколько минут назад, - ответил ей муж. - Судя по всему, меня произведут в генералы.
- О, Луиджи! - прошептала она, выдавливая из себя улыбку. - Как это прекрасно!
Шарлотт-Энн спокойно обвела глазами комнату, мужчин в смокингах и мундирах, женщин в великолепных туалетах и драгоценностях. Все казалось таким обманчиво мирным и приятным, но уже сейчас она могла почувствовать что-то пугающее, какое-то скрытое течение. Словно что-то неприличное появилось посреди мраморного зала. Разговоры о тысячелетних империях пугали ее, хотя она и не знала почему.
- О, я вижу, вы уже познакомились с генералом Керстеном, - проговорил министр обороны, подходя к ним вместе с женой. Он улыбнулся Шарлотт-Энн, потом взглянул на Луиджи. - Я думаю, вы не будете возражать, если я украду очаровательную княгиню на несколько минут?
- Конечно, нет, - ответил Луиджи. - А я тем временем смогу похитить вашу красавицу жену.
Жена министра взяла князя под руку, ее улыбка лишь подчеркнула слишком длинные зубы.
Шарлотт-Энн склонила голову и взяла под руку министра, радуясь случаю избавиться от генерала Керстена.
- Как вам нравится наш маленький прием? - поинтересовался министр, ведя ее через зал.
- Здесь очень мило. - Шарлотт-Энн наградила его улыбкой.
- А вы, княгиня, самая очаровательная женщина здесь. Мне бы хотелось, чтобы вы внесли свою лепту в некоторые наши служебные дела.
- Как вам будет угодно. - Она покраснела и слегка поклонилась, ожидая, что он пригласит ее на танец. Но вместо этого министр провел ее через зал в одну из задних комнат. Шарлотт-Энн с удивлением смотрела на него, пока он закрывал обитую материей дверь. Музыка зазвучала глуше и отдаленнее.
- Я надеюсь, что вы простите мне мою таинственность, княгиня, - начал министр, поворачиваясь к ней. - Но мне хотелось поговорить с вами наедине.
Она почувствовала неожиданную тревогу.
- Что-нибудь случилось?
- Нет-нет, вовсе нет, - успокоил он ее. - Конечно же, нет. Мне просто хотелось поговорить с вами о будущем вашего мужа. И о вашем тоже.
- Боюсь, что не совсем понимаю вас.
- Минуту терпения, и вы все поймете. Простите меня, если я не стану вдаваться в подробности, но во многих странах сейчас поднимаются силы, которые изменят существующий порядок вещей в мире. Но это сейчас не главное. Важно то, что эти изменения будут к лучшему. - Министр сделал паузу и улыбнулся. - Ваш муж - влиятельный человек, княгиня. Дуче полагается на него все больше и больше. Он связывает с ним большие надежды.
Шарлотт-Энн кивнула. Все это ей приходилось слышать и раньше, а теперь она гадала, к чему все эти разговоры.
- Красивая жена, вне сомнения, отличная поддержка для карьеры мужа. В этом полковнику очень повезло.
- Вы льстите мне, - негромко сказала Шарлотт-Энн, встречаясь с ним взглядом. - Но есть одна вещь, мне непонятная. То вы называете моего мужа "полковник", то вы обращаетесь к нему "князь". Кто же он, господин министр? Князь или полковник?
- И то, и другое, конечно. - Министру стало явно не по себе. Потом он спокойно продолжил: - Как я уже сказал, вы отличная поддержка для своего мужа. И у вас есть шанс сделать для него нечто важное. Пол… князь скоро будет произведен в генералы, и, как вы знаете, даже среди генералов существует… ну, если говорить откровенно, множество каст. - Министр криво улыбнулся. - Ваш муж может стать очень могущественным генералом или одним из толпы. Многое зависит от вас. У вашего мужа есть то, в чем наша страна сегодня нуждается как никогда. Он уважаемый член старой и аристократической семьи. Дуче полагает, что для более устойчивой работы правительства ему необходима поддержка аристократии, которая в настоящий момент далеко не вся оказывает ему должное уважение. Времена меняются, княгиня. Италия входит в двадцатый век сильной страной, а опыт вашего мужа в области авиации и автомобилей… В скором будущем его опыт очень пригодится Италии. От этого будет зависеть успех или поражение.
- Каким образом?
- К сожалению, я не вправе вам сказать. Что бы там ни было, я и почти вся Италия будем очень благодарны вам, княгиня, если вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы помочь мужу быстро стать членом правительства. Кто знает? Вскоре он может оказаться вторым человеком после дуче.
- А чем же я могу помочь, по-вашему? - заинтересовалась Шарлотт-Энн. - Еще чаще бывать в свете? Устраивать больше приемов, заниматься делами благотворительности?
Министр улыбнулся.
- И это тоже. Но я думал о другом.
- Да, господин министр?
- Вы все еще американская гражданка, княгиня. Чтобы помочь вашему мужу попасть в правительство, а вам быть принятой обществом, завоевать больше доверия к вам и вашему мужу, вы должны отказаться от вашего американского гражданства и стать подданной Италии.
Шарлотт-Энн в изумлении смотрела на него, неожиданно оскорбленная его предложением.
- Вы сделаете это? - с надеждой спросил министр.
Она взяла себя в руки и постаралась ответить спокойно:
- Я, несомненно, подумаю над этим, господин министр.
- Конечно, - успокоил он ее, - но только, пожалуйста, не раздумывайте слишком долго. Для грядущих событий… Ну, я лишь хочу сказать, что важно выиграть время.
- Но, как мне кажется, получение подданства требует довольно много времени, разве не так?
- Обычно так, - улыбнулся министр. - Но в вашем случае, княгиня, можно сократить время прохождения бумаг. Все можно сделать с максимальной скоростью.
- Я понимаю, - кивнула, задумчиво нахмурившись, Шарлотт-Энн. - Как я уже сказала, я все тщательно и быстро обдумаю, господин министр.
- Я знал, что вы так поступите, - он выдержал паузу, - только не раздумывайте очень долго. - Министр поклонился, повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Шарлотт-Энн долго сидела одна. Она гадала, знал ли Луиджи о состоявшемся разговоре. Или все было спланировано заранее. Может быть, это и послужило причиной его необычного беспокойства.
Ее рука коснулась ожерелья на шее, бриллианты и сапфир холодили кожу. Чем, как не ошейником рабыни, было это ожерелье, - подумалось ей. И был ли у нее на самом деле выбор: согласиться или оставить американское гражданство.
Шарлотт-Энн знала только одно. Она любит Луиджи всем сердцем и сделает все, что в ее силах, чтобы помочь ему, не задавая никаких вопросов. Княгиня обещала министру подумать, прежде чем даст ответ, но ответ был ей уже известен. Она сделает так, как ее попросили.
И все-таки ей не удавалось отделаться от мысли, что бриллианты и сапфиры оказались всего лишь взяткой.
14
Уже значительно позже произошло третье событие, куда более зловещее, и только тогда предыдущие случаи приобрели свое истинное значение. А пока Шарлотт-Энн жила на Вилле делла Роза в блаженном неведении.
Рим кружился в водовороте светской жизни. Бесконечные вечеринки и приемы, на которых следовало присутствовать, и повсюду разговоры крутились только вокруг политики. Шарлотт-Энн мало интересовал этот предмет, и ее растущая с каждым днем популярность основывалась на легкой, очаровательной светской манере поддразнивать, которой она отдавала предпочтение. В ее обществе люди чувствовали себя легко. Им не приходилось следить за каждым своим словом или защищать свои взгляды. А причина этого оказалась простой: как только появлялась Шарлотт-Энн, она тут же прекращала все разговоры о политике и ловко переводила разговор на более легкие темы.
И все-таки молодая женщина начинала ощущать, как под внешним спокойствием римского света растет волнение, основанное на "событиях", упомянутых министром, которые явно начинали проявляться. Ходили слухи о беспорядках, о строительстве военных объектов. В воздухе витала угроза войны. Приемы и ужины, затягивавшиеся до поздней ночи, превращались в обсуждение военной стратегии. Жены использовали вечеринки, чтобы обеспечить продвижение мужей по службе. Генералы обхаживали промышленников, и наоборот. Происходил обмен любезностями, и заключались сделки среди льющегося рекой шампанского, икры и вальсов.
Шарлотт-Энн чувствовала: беззаботные дни подходят к концу, но она отказывалась верить, что это произойдет. Всеми доступными ей способами молодая женщина пыталась оградить себя от наступающей опасности, и иногда ей это удавалось. На Европу явно надвигалась буря, но столицы, казалось, стояли в центре урагана и производили обманчиво мирное впечатление. Тем не менее ее беспокойство все росло, его стало трудно не замечать. Но Шарлотт-Энн боялась поделиться своими тревогами с Луиджи: а что, если он согласится, что ее страхи оправданы? Его быстрое продвижение по службе - теперь происходившее поступательно - должно было скоро привести его к должности командующего авиацией. Ее все больше беспокоил политический беспорядок, но она пыталась успокоить себя тем, что это связано с их продвижением в более могущественные круги. Шарлотт-Энн отчаянно старалась убедить себя, что все увеличивающийся хаос не ощущался ею раньше только потому, что прежде в круг их друзей и знакомых не входило такое количество иностранцев. Ведь теперь Рим был просто переполнен ими.
Немцы были повсюду.