НЬЮ-ЙОРК
4 августа 1928 года
1
В тот день, когда Элизабет-Энн Хейл и ее четверо детей оказались в самом центре Манхэттена, жара достигла девяноста шести градусов по Фаренгейту, и Нью-Йорк напоминал раскаленную печь. Асфальт на улицах плавился под ногами, а здания, казалось, расплывались в душном воздухе, обволакивающем их стены.
- Куда едем? - спросил шофер такси, нанятого у Пенн-стейшн, как только Элизабет-Энн уселась рядом с ним на переднее сиденье. Он озабоченно поглядывал на детей, возившихся сзади, но, взглянув на Элизабет-Энн, смутился.
В свои тридцать три года она не была красавицей, но волнение делало ее лучезарной. У нее было приятное лицо с прямым тонким носом и блестящими глазами, напоминающими великолепные аквамарины чистой воды. Несмотря на это великолепие, главным ее украшением были длинные пшенично-золотистые волосы, на зависть густые и здоровые. Она безжалостно заплетала их в косу и закалывала, чтобы они ни за что не цеплялись. Белая блузка и длинная серая юбка из набивного ситца выгодно подчеркивали талию. Шею украшал медальон - цветок анютиных глазок в стекле, подаренный ей мужем ко дню помолвки.
Элизабет-Энн взглянула на водителя широко открытыми глазами, блестящими на загорелом лице.
- Вы не могли бы порекомендовать нам какую-нибудь гостиницу? Приличную, но не слишком дорогую? - спросила она.
- Конечно, могу. В этом городе сотни гостиниц.
В зеркало ему были видны три девочки и маленький мальчик на заднем сиденье. Багажник машины, заполненный вещами, не закрывался до конца. Автомобиль даже присел немного под таким весом.
- "Мэдисон Сквайр" - хороший отель. Не дешевый, но и не дорогой.
- Пусть будет "Мэдисон Сквайр", - ответила женщина, подумав при этом, что они все равно там остановятся, хотя бы и на одну ночь, даже если это окажется слишком дорого. Путешествие всех утомило, а утром они смогут найти другую гостиницу. А потом она первым делом займется поисками квартиры для себя и детей.
Такси влилось в поток машин.
- Откуда вы приехали?
- Из Техаса. - Ее голос звучал чисто и резко.
- Никак не могу понять вас, людей из провинции. Зачем ехать на каникулы в этот грязный, шумный город, когда у вас дома свежего воздуха сколько душа пожелает?
- Мы не на каникулы. Мы будем здесь жить.
Таксист покачал головой.
- А я-то не могу дождаться того дня, когда смогу бросить все это и купить маленький домик где-нибудь в глуши. Особенно когда такая жара.
- Мы к жаре привыкли.
- Да уж, в Техасе-то, верно, жарковато.
- Жарковато.
- И чем вы там занимались? У вас было ранчо?
- Ранчо? - Она по-детски рассмеялась. - Нет, в Техасе не только ранчо. Там есть много чего другого. Очень много. - Застенчиво улыбнувшись, Элизабет-Энн отвернулась к окну и задумалась, разглядывая город.
Она была хозяйкой трех владений в Квебеке, штат Техас: "Меблированные комнаты Хейл", кафе "Вкусная еда" и мотель "Хейл, гостиница для туристов", который она построила рядом с новым шоссе. Меблированные комнаты и кафе были проданы, и не за бесценок. Она, конечно, не собиралась трубить об этом, но у нее в кошельке лежал чек почти на тридцать тысяч долларов. Это задел для исполнения мечты, дорожка в другую жизнь, в новое будущее для нее и детей. На это будущее будет работать и доход, все еще получаемый ею от мотеля, оставленного в крепких и надежных руках. Элизабет-Энн знала, что денег хватит. При надежном финансовом обеспечении ей будет легче одной вырастить четверых детей.
Она повернулась на сиденье и улыбнулась детям, но они этого, видимо, и не заметили. Их глаза были прикованы к открытым окнам, необыкновенно высокие здания и хорошо одетые люди, толпящиеся на тротуарах, завораживали.
Элизабет-Энн переводила взгляд с одного ребенка на другого, начиная с Регины. Она с любовью и гордостью смотрела на свою старшую шестнадцатилетнюю дочь. Регина обещала превратиться в прелестную женщину. Своими густыми пшеничными волосами, спускающимися до пояса, она напоминала мать в молодости. Крепкое тело не портил ни один грамм лишнего жира. И все благодаря бесконечной домашней работе там, в Квебеке. Регина была серьезной девушкой, уже почти взрослой, но веснушки на носу были совсем еще детскими. В ее живых, пытливых глазах Элизабет-Энн увидела жизненную энергию и силу. Когда повитуха-мексиканка шлепнула ее, она не заплакала, а возмущенно завопила.
Элизабет-Энн перевела взгляд. Четырнадцатилетняя Шарлотт-Энн досталась ей тяжелее всех, но зато, с иронией подумала Элизабет-Энн, она и лучше всех удалась внешне. Те же длинные золотистые волосы, но невероятно густые и шелковистые. Высокий - для ее возраста - рост, грациозность, белая безупречная кожа, бледно-розовые губы маленького рта и аквамариновые глаза, так похожие на ее собственные, но такие ясные, одновременно завораживающие и пугающие. Светлые волосы, сложение и глаза придают ей особую красоту, Элизабет-Энн может признать ее выдающейся.
Ребекка - самая младшая из девочек, ей всего одиннадцать, и самая чувствительная. Она не так невероятно красива, как Шарлотт-Энн, нет в ней и врожденного ума Регины, но она изо всех сил старается компенсировать это со всей присущей ей настойчивостью. Если в Регине и Шарлотт-Энн черты Элизабет-Энн и ее мужа были смешаны в равных долях, то в Ребекке этот баланс был нарушен. Крупная и неуклюжая, она лицом походила на отца, унаследовав его крепкие и тяжелые черты. Ее глаза были темнее глаз матери, под золотистыми бровями, повторяющими цвет волос. Из трех дочерей Элизабет-Энн щадила Ребекку больше других. И не потому, что она моложе остальных, а потому, что ей недоставало красоты, грации, интеллекта, и девочка уже достаточно поработала, стараясь справиться со своими недостатками. К тому же Ребекке плохо удавалось скрывать неуверенность в себе. Эта уязвимость делала ее еще дороже сердцу матери.
И, наконец, маленький Заккес. Ему только что исполнилось четыре, но каждый раз, когда она смотрела на него, у нее перехватывало дыхание. Он - точная копия своего отца, Заккес Хейл-старший в миниатюре. Тот же целеустремленный, умный взгляд и та же потрясающе загадочная улыбка. Вот и теперь ее сердце сжалось, она наклонилась и поправила белокурые пряди, упавшие ему на глаза. Мальчик не обратил на мать никакого внимания. Его мечтательный синий взгляд не отрывался от городского пейзажа. "Это действительно сын Заккеса, - подумала она, - его глаза, губы, жутковатое переселение душ, живое напоминание, которое я должна холить и лелеять".
Элизабет-Энн грустно покачала головой. У нее прекрасная семья, но у детей нет отца. Уже четыре года она живет без Заккеса. Четыре года, как счастливые дни ее замужества кончились так неожиданно. Маленький Заккес уже жил в ней, когда его отец оставил ее. Любовь, с которой они зачали сына, которая должна была продлиться всю жизнь, разлетелась вдребезги так же легко, как тонкая хрустальная рюмка разбивается о каменный пол.
Заккес был для нее всем. После трагической смерти родителей, фермеров, а впоследствии циркачей в Квебеке, Элизабет-Энн росла у приемной тетки, доброй и любящей женщины, воспитавшей девочку так же хорошо, как она управлялась с делами в меблированных комнатах и кафе. Элизабет-Энн унаследовала этот бизнес после смерти тетки. Тяжелая работа и одиночество - с этим она выросла и жила. При воспоминании о прошлом Элизабет-Энн часто казалось, что она не знала счастья до встречи с Заккесом. Как и все дети фермеров, он приехал в Техас со Среднего Запада в надежде сделать состояние. Они полюбили друг друга с первого взгляда. Блестящий, быстрый, остроумный рассказчик и великолепный слушатель, к тому же красивый, настолько красивый, что у нее даже заболело сердце. Они поженились молодыми, но Заккес оказался достойным человеком, отличным отцом, терпеливым и надежным, великолепным любовником и другом.
И вдруг все это кончилось. Неожиданно и ужасно. Конец всему положил глупый и бессмысленный несчастный случай, разлучивший их.
Заккес был на строительстве мотеля, который они с Элизабет-Энн возводили рядом с шоссе. Это была идея жены, ее мечта, и он с готовностью согласился. Хотя стройка и заберет все отложенные деньги, но он уже убедился в правильности ее поступков. Но теперь, когда работа была в самом разгаре, дела шли плохо. Все откладывалось снова и снова, потому что странным образом срывались поставки материалов со складов Секстона. У них уже кончались деньги, но ни Элизабет-Энн, ни Заккес не видели решения проблемы. Они оба знали, что Секстон, влиятельный человек в графстве, намеренно саботирует строительство. Ему принадлежала большая часть земли, он вел дела, у него не было ни малейшего желания получить конкурентов в лице Хейлов.
Однажды поздно вечером, когда все уже разошлись, Заккес отправился на стройку поговорить с Секстоном о сорванных поставках. Мужчины поссорились, и Заккес стоял рядом, когда Рой Секстон в порыве гнева бросился вперед, споткнулся на неровной земле и упал, ударившись головой о край трубы.
Хейл сбежал. Он понимал, никто не поверит, что смерть Секстона не его рук дело. Они с Элизабет-Энн слишком много выигрывали от такого поворота событий. Он оставил жене записку с объяснением случившегося и извинениями за то, что по глупой случайности оказался теперь на волосок от смерти, - суд, контролируемый семьей Секстонов, приговорил бы его к повешению, и за то, что уезжает без нее. Он не имеет права, говорилось далее, разрушать ее жизнь и жизнь детей. Но Хейл умолял ее остаться, вырастить детей, достроить мотель и воплотить в жизнь их общую мечту.