* * *
Проходить все это во второй раз было не страшно. Леру жгло тоскливое ожидание и осознание неизбежности происходящего. Ей никак не удавалось перестать нервно ерзать на стуле. Мелькнуло перед ее взором перо, колба. Пискнула где-то на периферии сознания мышь, брызнула кровь… Очень скоро очутившийся перед ней Александр полоснул по не до конца зажившему запястью пером. Больно. Лера абстрагировалась от происходящего настолько, насколько могла - даже переборщила. С полнейшим нездоровым равнодушием она взирала, как Александр чертит загадочные знаки вокруг неподвижной беленькой тушки и замирает в ожидании. И не отреагировала, когда вдруг на столе вспыхнуло слепящее пламя, поглотившее тельце мышонка. Пламя вспыхнуло и моментально погасло. Секунда - и мышонок, живой, истошно верещащий, со всех лапок удирал со стола. Только его и видели.
Александр ловить свою жертву не стал, отпустил с миром. Затем, повернувшись к сидевшей на диванчике в прострации Лере, он возвестил:
- Ты готова.
В ответ Лера протянула ему порезанную руку:
- А лечить кто будет? Может, хотя бы повязку сделаете, как в прошлый раз?
Александр указал на столик слева:
- Там найдешь все необходимое. Мне нужно идти готовиться. Ритуал проведем сегодня ночью - зачем откладывать?
В голосе Александра слышалась несвойственное ему веселье и торопливость. Лера поплелась к столику, старательно держа руку запястьем вверх, и здоровой рукой стала копаться в содержимом небольшого чемоданчика. Быстро нашла бинты и обезболивающую мазь. Повязка вышла на удивление крепкой, но не тугой, и впервые аккуратной. Леру это почему-то огорчило.
- Я могу идти? - произнесла она ненормально спокойным голосом.
- Да. Я буду позже.
И тут Лера осмелилась попросить:
- А… можно портал?
- Что? - спросил Александр, с трудом отрываясь от каких-то записей. - Что?
- Мне нехорошо. Можно вас попросить портал открыть? Чтобы пешком не идти?
- Портал. Да, разумеется.
Александр вновь уткнулся в толстенные тетради. Вроде и не произносил ничего, и даже в пляс не пустился, и формулы на стене длиннющие не расписывал, а перед Лерой возникла чернота. Будто сама собой, из ниоткуда. "Тоже мне, выпендрежник", - раздраженно подумала Лера, хотя была бы последней, кто Александра в подобных вещах заподозрил. Баюкая руку, она поколебалась, и когда поняла, что он сейчас к ней обернется и торопить начнет, сделала шаг вперед. Через какое-то время она очутилась в своей спальне. И в тот самый момент услышала, как замок на двери, словно бы издеваясь, громко щелкнул.
"Вот ведь…" И что прикажете делать?
* * *
Матвей сидел на работе и пытался сосредоточиться. Но даже такое элементарное дело, как проверка книг на актуальность была ему не под силу. Отвлекали собственные мысли. Хотя иногда казалось, что это даже не его мысли, а той самой загадочной темноты, что вольготно обосновалась в его голове и время от времени подавала голос. Командовала, требовала, советовала, грозила, ругала и хвалила.
И хотя в данный момент темнота молчала - то ли ушла по своим делам, то ли просто притихла, собираясь с силами - все одно, сосредоточиться было невозможно.
"Что со мной?" - спрашивал Матвей, но не находил ответа.
"Куда я лезу? Куда меня толкает этот голос? Кого я собрался побеждать? Что за бред сивой кобылы? На кой мне вообще сдался этот Александр? Я его в глаза ни разу не видел…"
"Посоветоваться бы с мамой, она подскажет… Да, надо рассказать и послушать, что она обо всем этом думает. Мама выход найдет, она всегда находит…"
"Нет, нет, нельзя! Ни в коем случае! Я вполне здоров и сам могу справиться! Я докажу, что способен на поступки, на настоящие дела!"
"Боги, какие глупости… Почему я не умер до рождения? Почему вообще появился на свет? Зачем? Это невыносимо…"
"Сколько можно мусолить одно и то же? Тебе тридцать лет, а ты как сопливый подросток, не знаешь, куда деваться…"
"Или все-таки прав? У меня бред? Или это у окружающих бред? Почему они так смотрят? Что-то видят? Что-то знают? Они следят за мной?…"
Когда мысли принимали нежелательный оборот, у Матвея словно моторчик включался, и он с утроенным пылом брался за разбор книг. Он ничего не видел, ничего не осознавал, кроме своей задачи, машинально пролистывая страницы. Так ему становилось легче - вроде как отвлекался. Потом он вооружался влажной тряпочкой и шел протирать пыль - тоже помогало. Он бы и полы помыл - даже швабру приобрел для этих целей, и ведро, но пару недель назад уборщица застукала его за этим крайне постыдным для волшебника занятием, и с тех пор при встрече как-то странно на него косилась. Матвей подозревал, что она теперь считает его не только хлюпиком и маменькиным сынком, но и больным на всю голову, и всячески от встреч с ней уворачивался. Едва завидев уборщицу, он моментально брал в сторону, либо делал вид, что оч-чень занят и её не заметил, то есть просто опускал голову и на всех парах летел мимо. Лишь бы не видеть в ее глазах насмешливое недоумение.
Пыль протерта, книги, отобранные сегодня, просмотрены. А времени только двенадцать часов дня. Перспектива провести в безделье оставшуюся часть рабочего дня приводила Матвея в совершеннейший ужас. Он решил сделать перерыв на обед и как следует обдумать, чем бы заняться.
Он полез в пакет, собранный матерью. В промасленной бумаге обнаружился бутерброд с сыром и колбасой, в литровой стеклянной банке - вчерашний суп. Не в том смысле, что он со вчерашнего дня в банке обретался, а в том, что вчера был сварен самим Матвеем. Получилось не боги весть что, но мать вроде одобрила, и в унитаз, как вышло с прошлым кулинарным экспериментом сына, не отправила. Там же, в пакете, нашлась ложка.
Осилив треть заявленной порции, Матвей без аппетита гонял в жирном бульоне рваный кусок мяса, когда ему в голову пришла очередная мысль: "Ты веришь в богов, Матвей? Веришь в то, что они за тобой следят постоянно, неусыпно, неустанно?"
Волшебник даже ложку уронил, потом потряс головой, поморгал и с ненужным усердием принялся выуживать ложку из банки. Это оказалось занятием не только увлекательным, но и трудным, поскольку ложка была в разы меньше банки и утонула там целиком. Матвей ее поддевал пальцем - ладонь в горлышко не лезла - и наклонял банку, но ничего не выходило. На фоне произошедшей трагедии у него наступило блаженное мысленное затишье. И только спустя пару минут, когда ни одна попытка не увенчалась успехом, кто-то в его голове вздохнул - досадливо, с намеком - и губы волшебника словно сами собой выговорили заклинание. Ложка выскользнула из банки и дружелюбно ткнулась Матвею в руку - мол, бери, орудуй!
Матвей хотел было удивиться своеволию тела - что хочет, то и творит - но тут недавняя мысль в голове всплыла: "Ты веришь в богов, Матвей?"
Волшебник спешить не стал - аккуратно положил ложку на стол, выпрямился и ответил непонятно кому - ведь нельзя же в самом деле предположить, что он с голосом в голове ведет диалог:
- Что значит "верю"?
"Веришь ли ты в их власть, силу, мудрость? Веришь ли, что они вездесущи?"
Для Матвея - равно как и для любого другого жителя королевства Таан - никогда такого вопроса не стояло. Боги существовали - и все тут. Ни убавить, ни прибавить. Это как солнце всходит каждый день, это как за летом приходит осень, которая в свою очередь сменяется зимой, весной и опять летом и так по кругу. То есть, это есть, было и будет… это непреложная истина, то, что не подлежит сомнению или оспариванию. И боги - да, всесильны. Они - творцы, создатели и каратели. Они - то, на чем держится жизнь; собственно, то, что эту жизнь в живые существа вдохнуло. Как это "веришь"? А что, можно "не верить"?
Глупости все это, глупости. Интересно, это бред? Он медленно сходит с ума? Он серьезно болен? Откуда такие мысли?
"Веришь?" - колоколом забило в голове, отчего Матвей - невольно - зажал уши руками. Очень громко, страшно прозвучал вопрос.
- Верю, - выпалил скороговоркой, лишь бы мучения прекратить. - Верю, только не надо так кричать.
"Боги велят тебе… - пронеслось в мозгу, - боги велят тебе…"
- Что? - от страха Матвей даже привзвизгнул и руками голову стиснул еще сильнее. - Что?
"Победи своего врага… одолей своего врага… Александра! Боги даруют тебе силу…"
- Не хочу! - застонал волшебник. - Нет у меня врагов… не надо. Я не знаю никакого Александра…
"Врешь! - гневно взвился голос. - Твой истинный враг - Александр! Уничтожь его! Иначе боги уничтожат тебя! Ты будешь навеки опозорен перед всеми! Ты будешь обезглавлен!"
Матвей тут же отнял руки от головы и схватился за шею, будто над ней уже топор палача навис. И в панике пробормотал защитное заклинание - единственное, которое знал. И с удивлением обнаружил, что когда заклинание сработало, голос в голове пропал. Все так же держась за шею, он встал со стула, пошатнулся, но рук не отнял, нетвердым шагом доковылял до двери, распахнул ее пинком - впервые в жизни - и вышел в коридор. И тут же попался на глаза уборщице. Она посмотрела привычно неласково, затем оценила его наружность - руки на шее, всклокоченная шевелюра, дикий взгляд - и прошамкала неодобрительно:
- Тут еще? Жена-то дома не потеряла?