* * *
В эту же ночь по дороге, огибающей хутор, ехал в телеге одинокий человек, закутанный в тулуп. Неотрывно глядя на хуторские хаты, маячившие в темноте, он думал, что вон в той крайней хате спит теперь женщина, которую он любит. Глаза не отрывались от хаты, а душа разрывалась от тоски. Вот она рядом, а увидеть ее нет никакой возможности. Невозможно даже заехать в эту хату и попросить Харитона вызвать ее. По насмешке судьбы она теперь его жена. И ничего не изменишь. Возница не заметил, как под передние ноги лошади выскочил из темноты волк. Это была старая волчица. Она опять голодала, поэтому решилась на отчаянный шаг, хотя понимала, что вряд ли осилит молодую резвую лошадь. Лошадь осела на задние ноги, пытаясь копытом задеть зверя. Волчица, сверкая глазами, опять сделала прыжок, но промахнулась. Лошадь, всхрапнув, дернула сани вперед и понеслась в степь, не замечая вылетевшего из саней седока. Егор, размахивая кнутом, материл лошадь за норовистость, а себя за неосмотрительность. Он рванулся было ей вслед, не особо, правда, надеясь в темноте догнать ее. Ружья с собой у него не было. Впопыхах он не подумал, что в степи могут быть голодные волки. Но волчица, видимо, не слишком рассчитывая на собственные силы, не стала нападать на человека. Егор, стоя посреди степи, думал, что теперь придется идти пять верст до деревни пешком. Искать среди ночи лошадь не имело смысла. "Сама прибежит, дом знает, - думал Егор, - если не будет съедена стаей, раньше меня овса на ужин попробует". Он шел по степи, как шел год назад. Воспоминания об этом согревали его, и дорога, такая знакомая, уже не казалась длинной. Ведь живет она где-то рядом, он может видеть ее, когда захочет. Главное - чтобы ей было хорошо. Если она выбрала Харитона, значит он, хотя бы, нравится ей. И возможно, ее тоже греет мысль, что она может хоть изредка видеть его.
* * *
Глашка торопилась на хутор. Давно с подругой не виделись. Та совсем от деревни отбилась и глаз не кажет. Вон и Лука не может толком о сестре ничего рассказать. Не часто видит ее. "Совсем обабилась, - рассуждала Глашка, отмеряя валенками немереные версты. - Прикипела к чужим детям, даже домой не ходит". Ну ничего: она вставит ума подружке! А Харитона отчитает: словно на привязи Дашка у него! Если жена молодая, так теперь ей никуда и носа высунуть нельзя? Ничего, она наведет там порядок. Настроенная решительно, румяная от мороза, она переступила порог Харитоновой хаты. Даша была дома и обрадовано кинулась навстречу. Обнимая ее, Глашка заметила круги под глазами подруги. Было похоже, что та недавно плакала. Глашка, делая вид, что ничего не заметила, весело щебетала, одаривая детей пряниками. Она отметила, что Харитона нет дома и теперь можно поговорить обо всем, не думая, что может ляпнуть лишнее. Расположившись на полатях, Глашка, подобрав под себя ноги, рассказывала главную деревенскую новость.
- Ты слыхала, что про Агафью говорят?
Она загадочно смотрела на подругу. Даше было неприятно слышать об Агафье, ведь она до сих пор не могла прямо обвинить ее в своей порче. Но Глашка, понимая, что причиняет неприятные воспоминания, тем не менее продолжала:
- Бабы наши решили проверить, правда ли она колдунья? - Даша заинтересованно посмотрела на подругу.
- Ну и вот, - помолчав для важности, Глашка продолжила свой рассказ, - передала через людей Надька Мещерякова, будто у нее спина очень болит, и попросила Агафью заговорить. Та все ломалась, не шла. Ну ты ж знаешь Надьку. Упрашивала, уговаривала, рассказывала, как у нее где болит, да ломит, так слезы от жалости у людей текут. Уговорила она Агафью. Та пришла к ней. А люди научили Надьку… Она воткнула в столешницу с тыльной стороны булавку. Вроде можно определить так колдунью. Агафья почитала над ее спиной, рукой помяла. Домой засобиралась. - Глашка опять замолчала, многозначительно глядя на подружку.
Та нехотя спросила:
- Дальше-то чего?
- Вот тебе и чего… Уходить надо, а она не могет! Надька говорит, мечется, мечется, а от стола отойти и не может…
- Это еще ни о чем не говорит, - возразила Даша в защиту Егоровой тещи.
- Ой, ну ты добрая душа, - удивилась Глашка, - мало она тебе насолила? Егора простить не могла тебе Паранька, вот ты и мучилась. А как Надька вытащила булавку, она ушла. Вот! А ты говоришь!
Даша задумчиво смотрела на подругу, говорить о колдунье ей не хотелось. Ведь где Агафья, там недалеко и до разговоров об Егоре. Даша боялась услышать о нем, боялась выдать себя. Но Глашка не могла умолчать о деревенских новостях. Она начала рассказывать, что поведал ей Никита о ночном приключении друга. Даша побледнела, когда услышала, как на Егора напал волк. Сердце ее отчаянно билось, когда в хату с охапкой соломы вошел Харитон. Он увидел непрошеную гостью и, недовольно шаркая подшитыми валенками, прошел к печке. Свалив охапку, он отряхнулся, и взор его обратился к Глашке. Та первая поздоровалась с ним. Харитон недовольно пробурчал приветствие и уселся на лавку. Некоторое время он сидел молча, видимо о чем то думал. Наконец, решившись, он повернулся к Глашке:
- Ты вот чего, Глафира, нечего тебе на хутор шастать, дома делов мало ли? У моей жены невпроворот. Разные у вас теперь интересы. У нее семья. Ты не части на хутор.
От таких слов у Глашки перехватило дыхание. Она не ожидала, что Харитон будет запрещать ей видеться с подружкой. И пока Глашка приходила в себя, Харитон повернулся к жене:
- И про безногую забудь. Тоже мне подружка!
- Ты, Харитон, в своем уме? - вскипела Глафира, - Мы с Дашкой вместе с малых лет. С чего мне отказаться от нее? По какой такой необходимости я к подруге ходить не стану? - взбешенная неприветливыми словами вскочила она перед Харитоном.
Тот молча встал и удалился в горницу. Даша растерянно теребила фартук. Всего могла ожидать она от мужа, но прогнать близкого ей человека! Дети молча залезли на печку и оттуда сверкали глазенками, боясь своим присутствием вызвать родительский гнев. На глазах у Даши выступили крупные слезы. Харитон обидел не только Глашку, но и ее. Ведь без своей суматошной подруги она жить не могла. Ей доверяла она то, что вряд ли сказала бы когда-нибудь матери. А чем не угодила ему Маришка? Безвинная душа. Ведь для нее Даша единственная радость. Даша вспомнила, как тянется к ней Маришка, как радуется ее приходу, приносимым гостинцам… Слезы сами хлынули из глаз. Глашка обняла ее одной рукой, а другой сдергивала с вешалки свою шубейку. Ее всю трясло от возмущения. Еще никто так не обижал ее. Она быстро оделась, помахала рукой детям и вышла в сенцы, увлекая за собой Дашу.
- Твой совсем спятил! - немного успокоившись от свежего ветерка произнесла она стоя уже на крыльце. - А может и раньше таким был? Не замечали просто? Жил себе тут бирюком… Ты, подруга, не горюй, я как приходила так и еще приду, только уж к тетке Катерине. А ты прибежишь, тут недалече. - она обняла Дашу и заспешила по дороге.
Даша смотрела ей вслед и думала: "Что же я наделала? Детей пожалела, доверилась Харитону. А он вон как все повернул, несмотря на обещания". Она, как была не одетая, выбежала из сеней и побежала к родному дому. Там было все как прежде; сверкали надраенные чугунки, строго стояли ухваты. И даже запах был таким, как помнила она его с детства. Пахло хлебом, взваром и, конечно, чабрецом. Пучок его бабка Авдотья всегда вешала в уголке при входе. У Даши защемило сердце. Как можно было променять все это на другую жизнь? Она опустилась на сундук и тихо заплакала. Бабка Авдотья, сразу почуявшая неладное, подскочила к ней. Дед вопросительно-тревожно смотрел, сидя на табуретке возле печки. Катерина, строго сложив руки на животе, выпрямившись, стояла посреди хаты, где ее настиг неожиданный приход дочери.
"Видимо остальных нет дома" - c облегчением вздохнула Даша. Ей было легче выплакаться на плече у бабки, чем видеть вопрошающие взгляды своих братьев. Те, чего доброго, пойдут к Харитону заступиться за сестру. И неизвестно чем может кончиться такое разбирательство. Усевшись рядом с внучкой, бабка Авдотья гладила ее по плечу.
- Ты расскажи, чего случилось? Вместе и придумаем как дальше быть?
От спокойного голоса бабки, от того, что родные сразу прониклись ее бедой, Даше стало легче. Она понимала, что за молчанием матери кроется тревога за нее, свою единственную дочь. Глубоко вздохнув, Даша поведала о выходке Харитона. Все сразу приняли ее сторону. Дед Василий, несмотря на простреленную спину, вскочил с табуретки и объявил, что пойдет к Харитону. Но бабка Авдотья махнула рукой:
- Cиди уж, c тебя заступник… Начнешь проповедь читать: побойся Бога, сын мой, усмири свою гордыню… Катерине надо идти к нему!
Катерина молча накинула на голову пуховую шаль и пошла к зятю. Харитона она недолюбливала и считала, что Дашка была не в своем уме, когда пошла за него замуж. Она до сих пор недоумевала, как тот мог уговорить ее дочь. В душе кипела злость на Харитона. Войдя в избу и увидев того, подкладывающего в печку солому, она силой воли пригасила свои чувства. Здороваться, однако, не стала, сразу выложила зачем пришла:
- Ты, Харитон, думай, прежде чем указывать моей дочери! В обиду мы ее не дадим. А ежели обидишь хоть словом, мы назад ее заберем, не посмотрим на пересуды. До мужиков своих я доводить не буду про скандал этот. Но помни, мы рядом! - она посмотрела на Харитона таким горящим взором, что у того, сроду никого не боящегося, мурашки пробежали по спине. Катерина повернулась, и молча, не прощаясь, вышла из хаты. Дома она вела себя сдержанно, не бранила Харитона, но и не сочувствовала дочери.
- Ты домой поди, - сурово произнесла она, - не ровен час, отец с братьями нагрянут, сразу все поймут.