- В таком случае тебе скоро придется оставить; девушка эта, как мне кажется, воспитана в самых строгих правилах, ухаживания за собою не одобрит, да и отец смотрит за нею.
- Я не забочусь о будущем. Она хороша и мне нравится. Я непременно увижу ее, буду видеть часто, часто посещая ее отца, и она поймет, наконец, зачем я хожу к нему. Не знаю, влюблюсь ли я или нет, но во всяком случае - это развлечение, и такими приятными развлечениями нужно дорожить, особливо если у нас много праздного времени. Прав ли я?
- Прав, - отвечал Густав, и молодые люди еще раз оглянулись на заветный дом, оставшийся уже далеко за ними.
Молоденькая девушка все еще не покидала своего наблюдательного поста.
Всему свету известны романтические наклонности молодых девушек; нет надобности говорить о впечатлении, произведенном на Елену утреннею встречей.
Она терялась в предположениях и вопросах. Ее интересовало, о чем говорили молодые люди с привратницей.
Это нужно узнать, и она непременно узнает!
Что же и делать девушкам и над чем же изощрять воображение?
После выпуска из пансиона и до замужества, от шестнадцати до восемнадцати лет включительно, девицы много работают над разрешением великого вопроса любви. Первые опыты редко им удаются: первая любовь почти всегда их обманывает.
Но потребность любить развивается в эти годы чрезвычайно сильно.
Воздушные замки строятся на самых незаметных основаниях и, разумеется, при первом прикосновении действительности рушатся.
Задумчивость и мечтательность возбуждаются самыми приключениями.
Незнание света и людей сообщает особую прелесть этой мечтательности.
Сердце редко принимает в ней участие: действует воображение и из глубины души подымающаяся потребность любви.
Спросите у самой добродетельной женщины, сколько имен до ее замужества отрадно щекотали ее слух, и она поведает вам три или четыре страсти, волновавшие ее хоть бы в течение одного дня, но непременно казавшиеся ей вечными.
Теперь она смеется над ними, если ей приведется встретиться с людьми, их внушавшими.
А сколько теней промелькнет перед чистым зеркалом юного воображения, на мгновение отразившихся и без следа исчезающих!
Кто же удивится, что настойчивость молодых людей занимала Елену Дево?
- Завтра же я увижусь с отцом Елены, - заметил Эдмон.
- Ты уже называешь ее Еленой? - заметил его друг.
- Да ведь как она хороша! Что за ножка? Какая грация в движениях! Какая томность! Я теперь понимаю, что с одного взгляда можно влюбиться, как влюблялись в романах восемнадцатого столетия.
- Я понимаю тоже; только любовь этого рода непродолжительна.
- Отчего?
- Оттого, что здесь влюбляются глаза, а настоящая любовь требует участия рассудка. Истинная любовь развивается от сравнения, от красоты частей, а не от первого впечатления, произведенного целым.
- Может быть, только если бы сейчас я мог сделать Елене предложение, я бы сделал и женился на ней.
- Это уже совсем неблагоразумно.
- Что ж делать, когда я так создан!
- Через два дня ты ее совершенно забудешь.
- Не думаю.
- Сколько раз с тобою бывали подобные истории, и ты говорил точно так же!
- Правда, только мне не попадалось никогда такой девушки. Попадались женщины, более или менее опытные, искусившиеся в науке любви, а теперь встретилась девушка, никого еще не любившая.
- Как знать!
- По крайней мере есть вероятность.
- Женщины ни под какие вероятности не подходят.
- Все-таки я узнаю. Это не может пройти бесследно, как тебе кажется, потому что я встречал много женщин одних лет с нею и, может быть, лучше нее, но ни одна из них не производила на меня такого впечатления.
- Мне так Нишетта нравится больше нее.
- Нишетта добрая, миленькая девушка, но не думаю, Густав, чтобы ты стал серьезно сравнивать ее с Еленой.
- Нишетта именно такая женщина, какую нужно человеку твоих лет: всегда весела, добра, мила и болтлива. Если же ты влюбишься в эту Елену - не может быть, чтобы ты уже был влюблен - выйдет непременно одно из трех: или ты сделаешься ее любовником, или мужем, или она не захочет ни того, ни другого.
Во всех трех случаях для тебя результат один - скука, если даже не несчастье.
Положим, что она согласится быть твоею любовницей, хотя это почти невозможно: не говоря уже о том, что вряд ли это согласно с правилами, в которых она воспитана, за нею неусыпно следит отец. Но положим, она согласилась. Что предстоит тебе? Страдания, потому что вам нельзя будет видеться часто.
Тысяча трудностей и препятствий, требующих постоянного напряжения и изобретательности.
Упреки совести, потому что, совратив с пути долга невинного ребенка, ты не можешь быть нравственно спокоен.
Наконец неизбежное следствие всего этого - охлаждение.
Нравственно утомленный, ты будешь принужден бросить ее - а можно ли бросить доверчиво предавшегося нам ребенка, оставаясь честным человеком?
Выйдет она за тебя замуж - рано или поздно ты согласишься, что сделал глупость. Глупость, потому что жениться на девушке на том только основании, что, переходя через улицу, она подняла платье и выказала при этом хорошенькую ножку, - глупо как нельзя более.
В последнем случае - если тебя отвергнут - с твоим расположением к сентиментальности ты сделаешься современным Вертером: тип превосходный в романе, но в действительности жизни окончательно несносный.
Мимо тебя прошла хорошенькая девушка, с маленькой ножкой и бойкими глазенками; ты пошел за нею, поднял ее перчатку, отдал ей, узнал, где она живет и как ее имя; чего тебе еще надобно? Каких еще последствий можешь ты ожидать от таких пустяков?
- Густав, многое начинается пустяками. Я фаталист и верую в старинное изречение: от причин самых, по-видимому, ничтожных порождаются важные последствия. Каждое обстоятельство имеет смысл в судьбе человека.
Многое найдут в своем прошедшем подобные ничтожные случаи и, определив им настоящее место в ряду событий своей жизни, согласятся, что именно эти ничтожные случаи оказали на их судьбу решительное влияние. Я молод, у меня есть состояние, делать мне решительно нечего; мною руководят мои чувства, а не рассудок, как бы следовало, может быть; но я честный человек и не решусь сделать ничего несправедливого и беззаконного.
Я сознательно предаюсь обстоятельствам, приготовленный к бурям и к тишине, - куда вывезут!
Говорю откровенно: я не влюблен в Елену, но утверждаю так же чистосердечно, что теперь меня ничто не занимает так, как она, - и я занимаюсь ею. Мне все равно, что бы из этого ни вышло: любовь или разочарование, горе или счастье, - я на все готов.
- Твое дело! - ответил Густав. - Большого несчастия я не предвижу ни в каком случае. Время теперь летнее, и ты можешь блуждать под окнами своей красавицы, сколько угодно, - даже и насморка не получишь. Мечтай себе вволю и смело на меня рассчитывай, если это приключение примет размеры страсти и я в чем-нибудь могу быть тебе полезным.
Густав и Эдмон пожали друг другу руки и вплоть до улицы Трех Братьев, в которой жила мать Эдмона, ни разу не упомянули о Елене.
Доведя Эдмона до дому, Густав хотел с ним проститься.
- Ты разве не пойдешь к моей матери? - спросил Эдмон.
- Нет, мне некогда.
- Куда же ты?
- К Нишетте; я уж два дня не видал ее.
- Когда ж мы увидимся?
- Сегодня ж вечером.
- Так до вечера.
Друзья разошлись.
III
Взойдя на второй этаж, Эдмон позвонил.
- Маменька дома? - спросил он отворявшего ему слугу.
- Дома, - отвечал слуга.
Эдмон миновал обширный, богато убранный зал и вошел в будуар матери.
Женщина средних лет сидела у открытого окна за работой.
На вид ей казалось не более тридцати двух лет, но ей было уже тридцать девять. Она очень походила на Эдмона и была еще так хороша, что казалась скорее его сестрою, чем матерью.
Легкое кисейное платье прекрасно обрисовывало ее стройный стан; часть ее головы прикрывал один из тех крошечных чепчиков-лент, переплетенных кружевами, которые Бог весть каким чудом держатся на головах женщин.
При входе Эдмона г-жа де Пере подняла большие кроткие глаза, и ее лицо оживилось радостною улыбкой.
Мало, если мы скажем: нежность - почти любовь выразилась в этой улыбке.
Постараемся объяснить отношения матери к сыну.
Г-жа де Пере вышла замуж рано, шестнадцати лет. Ей было семнадцать лет, когда родился Эдмон; на двадцать первом году она лишилась мужа.
Выйдя замуж, г-жа де Пере любила мужа по обязанности. Обязанность сменилась привычкой, а потом и привязанностью. Она искренно плакала над могилою де Пере, и, не так как другие вдовы, не думала о новом замужестве, и не воспользовалась предоставленною вдовам свободою.
Но она еще была хороша, очень хороша, и поклонников явилось множество. Ни один из них не был удостоен ее внимания.
Г-жа де Пере была тогда очень молода: потребность любить, вложенная Богом во все молодые, благородные сердца, требовала исхода: Эдмон наполнил собою все сердце матери.
Он был хворым ребенком; ему нужны были материнские, самые нежные попечения. Г-жа де Пере отдалась ему всею душой, без мысли о самопожертвовании, без усилий. Ребенок рос, согретый ее нежностью, не зная других привязанностей, и его природная любовь к матери удвоилась.
Г-жа де Пере отказалась, или почти отказалась, от света: она никуда не выезжала.
Все ее общество состояло из небольшого кружка друзей ее мужа, сделавшихся и ее друзьями. С ними она советовалась о воспитании сына.
Так рос и развивался ребенок.