Две недели назад мы поднимались в гору, кою называют Биш-Бармак, то есть "пять пальцев". Гора эта и в самом деле вполне соответствует своему имени. Пять вершин, будто пять больших корявых пальцев, уткнулись в небо. Разные легенды рассказывают здесь о сем чуде...
Жил когда-то в давние времена великий, мудрый и богатый шах. Богатство и мудрость его были так велики, что люди его страны поклонялись ему равно как богу.
Но великий шах скучал.
- О аллах! - воскликнул он. - Меня окружают глупцы. Несовершенны их суждения и речь. Да будет милосердно имя твое, аллах, но мне трудно являть им свой глас.
Долго молил он небо. И тогда смилостивился и ответил всевышний:
- Пусть будет по-твоему. Ступай в пустыню, гордый человек, и воздень длани свои.
И пошел шах в пустыню и воздел длани. С той поры шаха не стало. Гордая скала высится в пустыне - каменные ее руки воздеты к небу. Знойные ветры из дальних стран сушили ее, жгучим песком нещадно било в лицо. В непогоду больно секли ливень и град. Но скала горда и молчалива в вечном своем одиночестве. Гордость, покой и одиночество - для нее высшее счастье.
И вот однажды, когда в пустыню пришла весна, проснулись травы и зацвели цветы, к одинокой скале прилетели ласточки. В каменной длани они свили гнезда. И все лето потом пели и щебетали.
Человек! Пусть бог наградил тебя каменным сердцем, но если ты услышишь голоса птиц весной, ты непременно очнешься! И очнулся, ожил гордый шах! Он радовался весне, солнцу и птицам. Но осенью ласточки взвились в небо, улетели. Лишь пустые глиняные гнезда - остаток некогда райской жизни - держал он в своей каменной руке. И впервые шах заплакал. Слезы упали на землю, и пыль пустыни запорошила их.
Верно, Наденька, прекрасная легенда?!
Впрочем, она и вправду имеет глубокий смысл. Поутру я видел у подножия скалы капли росы. Скала плакала...
Гаснет свеча. Завтра мы будем в Баку.
До свиданья, друг мой!
Преданный Вам Е в г е н и й.
Глава IV. ГОРНЫЕ ТРОПЫ
Баку издавна славился развалинами старого дворца Ширван-шаха, Девичьей башней, соленой землей, водой и сильными ветрами.
Нестерпимо жжет солнце. На пыльную дорогу ложатся густые тени. Большая разлапистая тень - дерево; квадратная - дом. И еще какая-то смешная, забавная - тень ослика. Ослик прядет ушами, машет хвостом.
- Ишь ты? - удивляется казак. - Тоже лошадь! Спаси и помилуй... И как персиянцы на них ездют.
- А ты, Иван, спробуй... - советует ему другой. - Спытай. Глядишь, и тебе приглянется.
- Тьфу ты! - Иван Ряднов, серьезный и обстоятельный казак, грозит насмешнику здоровенным кулаком.
Рябой рыжий казачок прыгает прямо под ноги здоровенному казаку.
- Федька! - строго приказывает Ряднов. - Осла кормить будешь. Вишь какой он тощий. Понял?
- Понял... - Казачок не спеша подходит к ослу.
Нещадно палит солнце.
- Как в сухой бане, - жалуется кто-то и вздыхает: - Ну и жисть, братцы! Когда же домой-то?
- Домой ищо рано. Не все дела ищо сделали... - поясняет обстоятельный Ряднов.
- А чего осталось?! - возмущается длинный, всегда чем-то недовольный Матвей Суслов. - Голь одна кругом.
- Тебе голь. А их благородию виднее. Прошлый раз хинное дерево нашли. Слыхал?
- Ну и што?
- Коль у тебя лихоманка какая случится, лечить станут... Понятие иметь надо!
- Одно и есть, что хина, - не унимается Матвей. - А цветья зачем берем?
- Цветья? - размышляет Ряднов. - Зачем, в самом деле, их благородие всякие цветочки, словно девка, подбирает? - И тут смекает: - Цветья тоже, значит, от хворобы!
- Дядя Ваня! - вступает в разговор Федька. - А я надысь ввечеру персианского черта видел. Величеством больше льва. Шерсть коротка. Глаза уголья. Голос велик и страшен. А сам хвостатый и весь, весь в пятнах.
- Дурак ты, Федька, - спокойно отвечает Ряднов. - То большая персианская кошка.