- Вась, а может, то не персиянка, а татарка?
- Сам ты татарин! - взрывается Васька. - Я татар с первого раза узнать могу. Наперво у них лицо круглое и глаза косят.
"Наперво лицо круглое и глаза косят", - непроизвольно записывает Гмелин. И тут же, опомнившись, размашисто перечеркивает написанное. Прочитают в Академии такое - за животы возьмутся. И, стараясь не слушать более разговор казаков, пишет далее строго и обстоятельно: "Населения в Дербенте четыре тысячи. Сиречь среди них народы разные, как-то: татары, армяне, персы. Подле города они разводят траву. Из травы сей готовят краску, именуемую хной. Оной хной персы красят бороды. Отчего здесь у всех бороды красные... Хлеба здесь сеют весьма мало, которого и для самой необходимости недостаточно. Для того здесь мука с превеликим барышом продается, и охотно покупают куль по семи и десяти рублей, часто и того дороже... А животных водится очень много, зайцев, кабанов, диких коз, лисиц, медведей и волков".
Голоса на улице смолкают. Мягко ступая, кто-то входит в дом. Гмелин отрывается от дневника, поднимает глаза и видит в дверях красного, лукаво ухмыляющегося перса.
- Наш хан и повелитель... - гортанно произносит перс и выуживает из халата мешок. Молча кладет на стол.
Гмелин не спеша считает деньги. Сто рублей мелкой персидской монетой. Если бы ученый имел право, он непременно сказал бы: "Ваш хан просто дурень". Разве может он, член Императорской Академии, начальник большой экспедиции, принять ханскую подачку?
Прикусив губу, Гмелин возвращает деньги. "Конечно, владыка обидится. Но аллах с ним! В конце концов, я ведь не какой-то заезжий медик. Я прежде всего - представитель великой державы Российской".
"Державы Российской..." - в который раз выводит он в дневнике эти торжественные строки. Но, к сожалению, "держава" пока мало помогает ему.
Итак, дописана последняя строка. Завтра снова в путь, теперь уже по суше в глубь чужой страны. Гмелин кладет перо, зовет Охотникова.
- Они тоже пишуть... - докладывает казачок Федька.
"Пишуть... - Лицо путешественника внезапно светлеет. - Значит, у экспедиции будет и иной дневник. Наверное, более веселый..."
Глава III. ПИСЬМО НА РОДИНУ
Дорогая моя Наденька! Бесценный и единственный друг мой!
Наконец-то, закончив дела дневные, могу спокойно поведать Вам о том, что случилось со дня отбытия моего в Персию. Прежде всего спешу сообщить, что я жив и здоров. Правда, на минувшей неделе было занемог, но, благодаря заботам и стараниям господина Гмелина, бог даст, теперь болезнь меня оставит совсем.
Письмо Ваше, кое я успел получить в Астрахани, чрезвычайно меня утешило. Так живо напомнило мне оно мою прошлую жизнь, Петербург.
Наденька, вы спрашиваете меня о причине моего столь внезапного отъезда. Не может быть! Неужели вам до сих пор ничего не известно?
Клянусь вам, я не виноват, не я хотел этой дуэли. Произошло все случайно.
Когда я входил в гостиную к Осиповым, господин Н., не заметив меня, изволил непочтительно отозваться о Вашей матушке. Я заставил его повторить свои слова и дал ему пощечину. На другой день мы дрались.
Вы знаете, Н. - известный дуэлянт и бретер. К сожалению, он близкая родня князю Михаилу и ему всегда все сходит с рук. Но меня-то, я знал, не помилуют. Тем более, тяжелое ранение соперника... И я уехал. Сами секунданты помогли мне в этом. Один из них дал мне рекомендательное письмо к господину Гмелину, начальнику персидской экспедиции.
Итак, Ваш покорный слуга теперь член научной экспедиции. Начальник мой - человек молодой. И для меня сейчас он не столь начальник, сколь друг.
Гмелин невелик ростом, худ телом. Высокий лоб, твердый подбородок, пышные бакенбарды, но губы... губы совсем детские.