– Но вы ведь жулик, правда?
– Ну, может быть и да. Но жулик не того сорта.
– Простите. Я не понимаю разницы между жуликами разных сортов.
Поскольку я не пустился в объяснения классификации различий, она просто слегка кивнула и встала. Я потянулся за ней по длинным, высоченным галереям с картинами, картинами и картинами. И негде было найти уголок, чтобы приткнуться.
Иногда она останавливалась взглянуть на картины. Она просто глядела на них, так же, как разглядывала меня. Не подходила близко, чтобы оценить мазки, не кивала, не улыбалась, изображая мудрость и сокровенное знание. Короче, не уподоблялось людям, обозревающим шедевры, когда они предполагают, что на них смотрят. Она просто останавливалась и смотрела.
Когда мы уже добрались до конца, я спросил:
– Что вы здесь делаете? Я думал, вас интересует только то, что продается.
– Я сегодня утром заглянула к нескольким продавцам, и завтра увижу остальных. Понадобится несколько дней, чтобы все обговорить. А здесь я просто чтобы освежить в памяти курс по голландской школе. Можете это так расценивать.
Разумно.
– Я полагаю, что Манагуа настаивало на вашем участии, чтобы не попасть впросак со старой жабой?
– Я думаю, им в любом случае были нужны или мы с Анри, или кто-то еще.
Тут меня озарила новая мысль. Довольно поздно, но вероятно вину, по крайней мере сегодня, можно было отнести на счет моей травмированной головы.
– Я полагаю, в Манагуа согласовывали и мою кандидатуру?
– Догадываюсь, что да.
– Так что остаюсь я в деле или выхожу из него, не зависит от нашей хозяйки?
– Скорее всего – да.
– Любопытно, как там воспримут это событие.
В этот раз ее голос звучал чуть суше.
– Я тоже хотела бы знать.
Когда мы вышли, было около четырех, как раз стало смеркаться. На улице продолжал свирепствовать сырой безжалостный ветер. Конечно, она не слышала о голландской традиции употребления в такой день можжевеловой. Может быть потому, что я только что его изобрел. Так что мы стояли на широкой Стандхаускаде и ждали такси.
Через какое – то время я спросил:
– Как вы думаете, не ведет ли эта парочка двойную игру?
– Что?
– Карлос и донна Маргарита. Не ведут ли они двойную игру?
Она уставилась на меня.
– Я не могу…
– Ладно-ладно. Я имею в виду, что он мог использовать ее, как большой барабан, и под шум исполнять свое соло. Ну, я не знаю, замешан он или нет…
Она наконец поняла, что я имею в виду, как раз когда я уже пришел к выводу, что ей не справиться. Но даже она должна была наконец задуматься.
Мисс Уитли продолжала внимательно взирать на меня.
– Вы уверены, что стоит выяснять, как в действительности обстоят дела? Я лично не знаю…Не уверена. Это не наше дело.
– Ну хорошо, она мне представляется нормальным человеком. Но этот тип… Я не против небольшой игры, не против провести с ней комбинацию самому. Но хотелось бы знать, что случиться, если я решу, что пришло время обозвать Карлоса обалдуем. Понадобится ли мне открывать огонь?
Она поморгала и снова стала высматривать такси.
– Я могла бы предположить, что Карлос способен проворачивать такого сорта фокусы по собственной инициативе. Но сейчас для вас безусловно не самый благоприятный момент открывать огонь…
Я мрачно кивнул.
– Полагаю, вы правы.
Через несколько минут, не поймав такси, она спросила:
– Почему вам хочется его оскорбить?
– Этот человек – обалдуй. Он бы завалил доставку груза в Цюрих, как бы я не действовал, что бы не предпринял. Я предполагал, что он не слишком сведущ в контрабанде картин. Я чертовски хорошо это знал. Но он сам пришел ко мне, я не напрашивался.
Она опять кивнула.
– Может быть.
Около музея из такси выбирались пассажиры.