Задумался еще больше Чалык: "Как долг отдавать буду, где найду доброго хозяина?" Он тяжело вздохнул и быстро зашагал прочь от сайбы. За ним следом в легких унтах спешил Артамошка.
Шли долго, шли без остановок. У реки, на золотисто-желтом песке, увидел Чалык четкие оленьи следы. Склонившись низко, обрадовался:
- Олень ходил!
Чалык всматривался в каждую бороздку на песке.
- Однако, дикий олень, - безнадежно сказал он и вновь стал внимательно смотреть на песок, чтобы найти хоть одну примету и узнать, какие же олени оставили следы на песке.
Но примет таких не было.
Ч А С Т Ь Ч Е Т В Е Р Т А Я
БРАТСКИЙ ОСТРОГ
Синяя река гладкая, с отливом. Лижет она берега - крутые яры, играет волна желтым песком, на солнце переливается. Тишина вокруг, лишь чайки-рыболовы, рассекая размашистыми крыльями воздух, с криком падают на гладкую равнину воды и плавают белыми цветами.
Чалык и Артамошка с трудом пробираются через прибрежные заросли и осторожно шагают по авериной тропе. Первым реку увидел Артамошка. Солнечный луч отблеском брызнул по глади реки. Артамошка невольно сощурился:
- Река!
- Худая река, - бросив беглый взгляд, мрачно ответил Чалык. - Синяя река - счастья на ней нет...
Оба замолчали. Подошли к крутому яру, опустились на золотистый песок и сладко задремали.
По реке неслась песня. Песня плыла, рвалась и терялась, утопая в бесконечной синеве. Артамошка приподнял голову. Песня приближалась.
- Что это? - испугался Артамошка, не открывая глаз. - Никак, сон?
Ухо поймало первые неясные слова, которые принес прибрежный ветер. Ветер бросил слова, и вновь все затихло. Артамошка отрывисто дышал, рвалось и металось сердце. Он всматривался в блеск реки. Но вот наконец донеслись с реки дорогие, понятные слова:
Издалече, из чистого поля,
Да из раздолья ши-ро-о-ко-ого...
И катилось эхо, и неслась по гладкой равнине бунтарская, раздольная, хмельная песня. Артамошка вскочил, а за ним и Чалык.
С хребта Шингальского,
Из-за белого камня,
Из-за ручья глубокого
Выкатилось знамя,
Знамя вольное...
Песня неслась близко, плыла над головой, а сердце Артамошкино чуяло радость.
Вместе с песней из-за крутой горы выплыли стружки остроносые. Ветер трепал паруса, взлетали весла, и резали стружки синюю гладь, оставляя за собой бугры волн да снежно-белую пену.
Гремели людские голоса:
А были у вольницы
Три пушечки медные
Да ружья долгомерные...
Три пушечки...
Дрогнуло сердце Чалыка, он сжал в руках лук храброго Саранчо. В страхе перекосилось лицо:
- Лючи!..
С криком Чалык пустился бежать в тайгу. За ним кинулся и Артамошка.
Стружки повернули круто к берегу. Грохнули выстрелы, черные клочья дыма повисли над рекой. Артамошка и Чалык притаились в прибрежных зарослях. Со стружков бросились люди в воду и кинулись на берег.
- Лови лесных!
Артамошку схватили за ворот чьи-то руки-клещи и подняли на воздух. Слетел малахай, и рыжие Артамошкины волосы вздыбились копной. Перепуганные глаза его встретились со злыми глазами разъяренного человека. Артамошка глянул человеку в лицо, голубые глаза человека расширились, руки бессильно опустились, и, пятясь назад, он закрестился. Артамошка вытянулся и смущенно сказал:
- Тот... Тот и есть!
Артамошка ближе подошел к незнакомцу, пристально всмотрелся:
- В Иркутском городке бывал?
- Бывал.
- Не тебя ль били смертоносно купцы Парамоновы?
- Били, били... Но какие купцы, мне то неведомо.
- Сенька! - надрывался чей-то охрипший голос. - Хватай!
- Хватай! - орали со всех сторон.
Артамошка увидел, как волокут перепуганного Чалыка, и бросился к нему:
- Пустите, то мой брат!
Опешили люди, остановились. Сенька Косой вылетел вперед, ударил себя в грудь, сорвал с головы рваную шапчонку:
- Люди вольные! Парень - Иркутского городка беглец.