Панака заволновался, но, по уговору, Чалык должен стрелять четыре раза.
Чалык взял вторую стрелу и натянул тетиву сильнее. Стрела молнией метнулась и ударила в табакерку. Удар оказался метким, и табакерка разлетелась вдребезги. Облако табака поднялось над головой оленя. Олень поднялся на дыбы, оборвал ремень и унесся в тайгу.
Все побежали ловить оленя, только гость стоял, сдвинув брови, плотно сжав тонкие губы.
С трудом поймали оленя и пустили в стадо пастись.
Гостя пригласили в чум. Он был недоволен.
- Табакерка - подарок Лантогирского князя, да и табаку ваш мужичок не оставил мне даже с ноготок белки.
Панака молча подал свою табакерку. Лицо его расплылось от счастья, в узких щелках-глазах навернулись слезы, а сердце билось и стучало, будто хотело выпрыгнуть, крикнуть: "Огэ, Панака, сын-то у тебя - ладный сын!"
От котла валил густой пар. Чум наполнился запахом вареного мяса и рыбы. Панака улыбнулся.
- Сначала животам дадим еду, потом - еду ушам нашим: гостя будем слушать.
Гость, при молчаливом одобрении мужчин, съел мозг и язык оленя.
Панака засучил рукава, жена подала ему огромный кусок мяса. Варевом остался доволен: жена знает, что Панака любил вареное мясо с кровью. Первый кусок он подал гостю, второй взял себе, потом потянулись руки Одоя и Чалыка, а остатки Панака бросил женщинам. Ели не торопясь, обглоданные начисто кости кололи ножами и, припав губами, сосали полусырой душистый мозг. Мясо запивали жирным наваром, разлитым в деревянные чашки. Собаки на лету хватали объедки, надоедливо совали носы к чашкам.
Чалык первый раз в жизни сидел во время еды на мужской половине чума. Теперь он настоящий охотник, может, как взрослый мужчина, говорить о мужских делах. От счастья и гордости Чалык высоко держал голову, так что косичка его выбилась из-под шапки, и он так же, как остальные мужчины, бросал женщинам недоглоданные кости, презрительно поджимая при этом нижнюю губу.
Поели сытно, закурили трубки. В знак дружбы гость и хозяин обменялись на одно курево своими трубками.
- Весть привез... - начал гость.
- Худую? - перебил Панака.
В чуме все насторожились, устремили глаза на гостя. Гость не торопясь потянул из трубки, выпустил густое облако дыма и громко сказал:
- Люди не нашего рода в тайге бродят...
- Война! - неожиданно крикнул Чалык, да так громко, что и сам испугался.
- Плохо, когда самый маленький кричит громче большого. - Гость строго поглядел на Чалыка.
Отец сурово скосил глаза. Чалык все понял: гостя обидеть - счастья не видеть.
- Люди эти - с большими красными бородами, волосы у них желтые, как камыш на болотных кочках, а глаза круглые и синие, как снег при луне.
- Лючи (русские), - сурово сдвинул брови Панака. - Добра не будет.
- Лючи, - подтвердил гость. - А ведет лючей эвенк Андогирского рода. Род этот кочует у страшного моря Байкал.
- Худой род! - рассердился Панака и сплюнул на мягкие шкуры.
Гость кивнул головой и тоже рассердился:
- Привел эвенк лючей к верховьям нашей реки - Нижней Тунгуски. Дальше вести - смерти боится. Трусливая мышь!
- Андогирский род еще не залечил ран от стрел нашего рода, - вмешался Одой.
- Наши стрелы и ножи они тоже не забыли! - с гордостью добавил гость.
- Видно, им этого мало, изменникам! - сжал кулаки Панака. - Ножи надо точить, к стрелам наконечники острые готовить. Изменники хуже дикого волка!
- Война! - не утерпел Чалык, но его дернул за рукав Одой.
Стиснули люди зубы до боли, бились сердца, переполненные ненавистью. В гневе забыли гости спросить, зачем ведет в тайгу людей эвенк Андогирского рода.
- Лючи с войной идут? - забеспокоился Панака.
- Без воины, - спокойно ответил гость. - Пушнину хотят менять, товар давать. Огненной воды везут много.
Задумались люди.