Как бы нам…
— Ладно-ладно, дядя Коля, как-нибудь проскочим. Кроме офицерской штабной группы, на дорогу вытягивались две батареи, будка связи и бронебойщики. Словом, все, что оставалось от полка в селе. Причем это треть общей массы, а две трети — лошади.
Больше половины пути прошли на рысях спокойно. С каждой сотней метров росла уверенность в том, что до окраины города мы дойдем без помех. Уверенность? А на чем она основывалась? Для полка это был первый бой. Первый… И для меня тоже.
Придержав чуть коня, я приотстал от штаба, чтобы со стороны посмотреть. В голове мелькнуло: «Ну, словно на параде или на показательных учениях. А что, если немцы остались на окраине? Наши-то затемно прошли в город, завязали там бой. Но окраины очищены или нет? Быть может, не случайно из города ни одного раненого не привезли и сам никто не пришел. Уж больно заметная наша кавалькада. Ее бы растянуть, рассредоточить…»
Я дал шпоры Разбою, догнал голову колонны, поравнялся с Шаповаловым и вполголоса высказал ему свои опасения. Он искоса посмотрел на меня, но по глазам можно было прочесть: «Эх и молод ты, брат, меня учить, да и зелен».
— Ничего, проскочим.
Придержав коня, я встал на свое место в третьей шеренге, а шли по-уставному, тройками.
До первых домиков на окраине оставалось метров 200–300. Слева, вдоль высокой железнодорожной насыпи, валялись сброшенные под откос сгоревшие вагоны, цистерны. И вдруг из-за насыпи, с левой стороны, из серой громады элеватора застучал крупнокалиберный по звуку пулемет, пули со свистом пронеслись у нас над головой. Пригнувшись в седлах, резко свернули влево, под насыпь.
— Слезай! — раздался чей-то крик.
— Спокойно! Без паники! Коноводам взять коней и галопом обратно, в деревню! Батареи! Справа от дороги, в поле! С передков и к бою! Лошадей убрать, пушки на руках! Огонь по элеватору! Диментман! Слышал команду? — прокричал начальник штаба полка майор Денисов.
Лев Диментман, почти мой ровесник, командир батареи 76-миллиметровых орудий, чуть пригибаясь, придерживая одной рукой полевую сумку, а другой кобуру с пистолетом, побежал к своим пушкам. Шаповалова в этот момент я не видел, спешился, отдал коня Николаю.
— Бери Разбоя и галопом в Рождествено. Понял?
— Товарищ начальник, а как же вы?
— Делай, что говорю! — крикнул я строже. — Тут город рядом, и пешком дойдем.
Николай, взяв в повод Разбоя, под прикрытием насыпи галопом поскакал назад в деревню.
Батарея Диментмана снялась с передков, лошадей галопом повели тесной группой в Рождествено, а расчеты засуетились у пушек. Через минуту несколько снарядов полетели в элеватор. Их разрывы хорошо были видны на его бетонной стене. Но как стоял он, так и остался стоять.
— Еще несколько выстрелов. Стало тихо. Решили двигаться к городу.
Но в этот момент из-за домов на окраине вылезли два танка. Чьи? Наши-то ведь тоже были в городе. Танки белые, крашенные под снег, и наши тоже. По типу не вдруг опознали, если бы наши «тридцатьчетверки», а то у нас были английские «Матильды» да «Валентайны» — подарок союзничков. Танки не двигались и не стреляли. Словно присматривались к нам, а мы к ним. Но вот на одном из них повернулась башня, раздался раскатистый выстрел, и одна из пушек Диментмана закрылась дымом разрыва. Тут же еще выстрел, еще, еще! Ужас какой-то! Минуты не прошло, все четыре пушки были разбиты. И это все у нас на глазах. Даже не верилось, что это правда, казалось, что все это так, несерьезно, как в игре, на занятиях…
— Пэтээрщики! К бою! — прокричал кто-то рядом. — Ложись за вагоны и по танкам огонь!
Я подбежал к казакам, помог им развернуть их длинное ружье около большой обгорелой цистерны. Лег, прицелился. Грохнули один за другим два выстрела.