Из окошка подвала выглядывает стриженая головка мальчика.
- Дяденька, теперь можно? - спрашивает паренек Чупрахина.
- Теперь вылезай, - отвечает Иван и протягивает руку, помогая мальчишке выбраться из подвала. Мальчик по-взрослому докладывает Чупрахину:
- Геннадий Захарченко, разведчик из катакомб.
Иван тащит его за угол, в безопасное место, и рассказывает мне:
- Подполз к дому, вижу: из подвала смотрит на меня эдакая симпатичная рожица и серьезно предлагает мне свою помощь. Сиди, говорю, там, без тебя управлюсь. Ты как же сюда попал? - спрашивает Иван у Геннадия.
- Я из катакомб. Ночью ходил в село за картошкой, а когда возвращался, фашисты взорвали вход в каменоломни. Наши, конечно, там погибли. Пришлось обратно в село идти. Спрятался в подвале. Пять дней сидел... И тут вы пришли. Возьмите меня с собой. Я здесь все тропы знаю, умею стрелять из автомата. Возьмите, не пожалеете. У меня даже граната есть, - похвастал вдруг он и достал из кармана завернутую в тряпицу лимонку. - Настоящая, только нет запала.
- Нет, хлопец, останешься здесь. Вот тебе дом, и хозяйничай в нем, решительно возражает Чупрахин и отводит мальчика в подвал.
Политрук вновь поднимает роту в атаку. Огородами и садами выходим на западную окраину поселка. Далеко в складках местности теряются мелкие группы отступающего противника.
Поступает распоряжение окопаться.
- Фриц бежит, а мы остановились, - недовольно замечает Кувалдин, па минуту разогнув спину.
- Разговорчики! - обрывает его Шапкин, примостившийся в воронке от снаряда. Его лицо испачкано пороховой гарью, вырван кусок шинели, и сквозь дыру виднеется нательная рубаха. Вспоминаю, что в моей ушанке приколота иголка с ниткой. Предложить разве взводному в роте, не сообщать о нем тому "косолапому матросу", который запер его в подвале.
- Как же ты сюда попал?
- Как все, - с серьезным видом отвечает он. Я советую ему залезть в нишу и сидеть там, пока не наступит ночь.
- И ты никому не говори. Ладно? - выглядывая из укрытия, обращается он к Мухину.
- Хорошо, - соглашается Алексей.
В траншее появляется Замков. Вытирая платком лицо, лейтенант интересуется:
- Ну, как вы тут, товарищи, устроились? Что-нибудь заметили подходящее для нас? Мои огневики не подведут! - Он ползет к Шапкину и оттуда наблюдает в бинокль за противником.
Кувалдин развязывает вещевой мешок и открывает банку консервов.
- Ешь, - предлагает мне, но сам не ест, а, сев напротив, молчит.
- О ней думаешь? - спрашиваю Егора. - Может быть, выплыла. Говорят, многих спасли, - утешаю Кувалдина, а заодно и себя.
- Не до них было.
- Почему?
- Ладно меня успокаивать. Вон Кирилку успокой, а то совсем парень скис. Попрыгай - замерзнешь, - советует ему Егор.
- Вот бездельники, - укоряет нас Чупрахин, появившийся с большой вязанкой поленьев на спине. - Я и дров принеси, и соломы для растопки, и нишу для очага ковыряй. Черти невысушенные, ведь простудитесь. Сейчас устрою вам комфорт.
Он быстро разводит костер.
На левом фланге гулко разрывается несколько снарядов.
- Злится, - замечает Иван, старательно отвинчивая крышку медальона и извлекая оттуда кусочек терки и спичку.
Политрук сообщает, что наши части подошли к Керчи, десант успешно справился с боевой задачей.
- Это хорошо, но вот остановились мы напрасно, оторвется фашист и уйдет, - басит Кувалдин.
Я замечаю, с какой строгостью посмотрел на него Шапкин.
- Ты что все долбишь: напрасно, напрасно! - прикрикивает он на Егора, когда уходит политрук. - Ты что, лучше командующего разбираешься в стратегии?
В костре шевелятся синеватые языки пламени. Падают легкие, пушистые снежинки. Слышатся раскаты шторма.