— Это перевод с французского? — спросил он.
— Нет, — ответил Дрейк. — Автор — американец.
— Значит, это не бедняга Арто. А я было подумал… После поездки в Мексику он, как говорят англичане, сбрендил. Насколько мне известно, сейчас он занимается очень любопытными астрологическими картами, связанными с канцлером Гитлером.
Романист погрузился в молчание, а затем спросил:
— Какую строку вы считаете здесь самой интересной?
— «Мальчик никогда не плакал и не рвал тысячу ким» [6] , — процитировал Дрейк, поскольку его больше всего беспокоила эта строка.
— О, образ такого ребёнка трансперсонален, просто подавленный гомосексуализм, обычное дело, — нетерпеливо отозвался романист. — «Когда я зашёл в сортир, парень вышел на меня». Я полагаю, что автор каким-то образом причинил этому ребёнку вред. Здесь чувствуется нечто большее, чем обычная гомосексуальная вина.
«Господи,— подумал Дрейк, —Вине Коля. Он был достаточно молод, чтобы в глазах Шульца выглядеть мальчишкой. В том сортире в Нъюарке Голландец решил, что в него стреляет призрак Колла».
— Смею предположить, что в настоящее время автор либо покончил жизнь самоубийством, либо находится в психиатрической клинике, — задумчиво добавил романист.
— Он мёртв, — неохотно выдавил Дрейк. — Но больше подсказок не будет. Интересно понаблюдать, в состоянии ли вы справиться самостоятельно.
— Вот ещё любопытное место, — сказал романист. — «Я это слышал, это слышал окружной суд, возможно, даже Верховный суд. Это расплата. Прошу вас, придержите дружков Китайца и Командира Гитлера». Вы уверены, что автор был американцем?
— Вообще-то родом он из Германии, — сказал Дрейк, вспомнив юнговскую теорию генетической памяти. — Но канцлер Гитлер никогда бы с этим не согласился. Его предки не были арийцами.
— Он еврей? — воскликнул романист.
— А почему вас это так удивляет?
— Вряд ли за пределами внутреннего круга нацистской партии в целом мире найдётся более двух-трех человек, которые поймут, что подразумевается под словами «Китаец» и «Командир Гитлера». Должно быть, автор весьма глубоко изучал оккультную литературу, читал Элифаса Леви, или Людвига Принна, или же докопался до самых строго охраняемых розенкрейцерских секретов, а потом высказал совершенно удивительную догадку в верном направлении.
— О чем вы, черт побери, толкуете?
Романист смерил Дрейка долгим взглядом, а затем сказал:
— Мне даже не хочется это обсуждать. Некоторые вещи слишком ужасны. Как говорил ваш мистер Эдгар По, не позволяйте себе читать некоторые книги. Даже сам я многое зашифровываю в моей знаменитой работе, которой читатели совершенно неоправданно восхищаются. В поисках мистического я узнал вещи, которые предпочёл бы забыть, и реальная цель герра Гитлера относится к таким вещам. Но вы должны мне сказать: кто этот загадочный автор?
(— Он только что мне звонил, — Лучано рассказывает Малдонадо, — и, по крайней мере, я понял, что он не шантажист. Это большой человек, который вынашивает далеко идущие планы. Я вытащил из постели моего адвоката, велел ему проверить все лучшие бостонские семьи и выяснить, в какой из них есть сын, проявляющий склонность к присвоению чужого. Держу пари, что это семейство банкиров. Я слышу хруст купюр в его голосе.)
Дрейк упорствовал, и наконец романист сказал:
— Как вы знаете, я отказываюсь жить в Германии из-за того, что там происходит. Тем не менее, это моя родина и мне действительно кое-что известно. Если я попытаюсь вам объяснить, вам придётся перестать мыслить с точки зрения обычной политики. Когда я говорю, что у Гитлера на самом деле есть Хозяин, это вовсе не значит, что он подставное лицо в обывательском политическом смысле. — Романист помолчал.