Пока Клаус представлял ее Фиме, как совершенно свидетельницу, которая может опознать труп, и приносил извинения за опоздание на изысканном языке Шевченко и Петлюры, секретарша ему заговорщицки подмигивала. А после того как они, наконец, прошли регистрацию и паспортный контроль, и Клаус сбросил свою поклажу, и довольный удалился в туалет, Зиночка чмокнула Фиму в щеку и горячо зашептала ему в ухо.
— Только ты, пожалуйста, не ревнуй. Я тебе все объясню. У тебя ведь нет серьезный намерений по отношению ко мне. Ничего не говори, что я дура и не вижу что нет. А если даже… Мы с тобой бедные как две мышки, а у Кольки дом в Вене с виноградником и «опель». Он, конечно, мне ничего не обещал, но прибалдел от меня. Это видно, скажи… Я ему пожаловалась, что не отдохнула летом и он мне сразу предложил прошвырнуться в Испанию на недельку. Ты ведь мне этого не предложил, а еще ревнуешь.
— Да кто тебе это сказал?
— Женское чутье мне подсказывает, но ты не должен этого делать. Если человек по-настоящему любит, то он должен всегда желать добра своему предмету, даже если добро поступает со стороны.
— Да кто тебе говорил про любовь?
— Твои глаза
— Минус три, что там можно увидеть?
— Добрую душу и мягкое сердце.
— Ты еще скажи — шоколадное.
Тут вернулся Кучка и объявили посадку на самолет авиакомпании «Иберия» следующий рейсом Москва-Барселона.
Полет прошел легко и весело. Фима даже забыл, что совершенно неестественным образом летит по воздуху в железной «дуре», и все благодаря Зиночке. Она смеялась, кокетничала не только со своими спутниками, но и с соседями, требовала у бортпроводников то вина, то сока и вообще была в ударе. Путешественники не успели оглянуться. Как приземлились в Барселоне.
В аэропорту их встречал бритый наголо молодой человек с квадратной челюстью и глазами навыкате в форме офицера испанской полиции. Он предложил всем сразу же проехать в морг и опознать труп, а уж потом направиться в гостиницу, чтобы в этот день к делам уже не возвращаться. Так и сделали.
Мертвый Афанасий, как это не кощунственно было сознавать, выглядел лучше чем живой. С лица сошла порочная одутловатость, и оно обрело некую определенность, не бог весть какую, но все же. Теперь Афоня стал похож на школьника переростка, в котором дебильность сочетается с природной жизнерадостностью. Но все же это был образ человека.
— Да это он, — сказала Зина, и в глазах ее засверкали две очаровательные слезинки, которые были ей очень к лицу.
Полицейский закрыл труп простыней и рассказал, как Афанасия занесло под машину.
Судя по обнаруженному в крови коммерческого директора количеству алкоголя, он пил беспробудно несколько дней подряд, переходя из одного бара в другой. Когда все известные ему питейные заведения закрылись он решил, видимо ехать в Барселону. Вышел по нашей московской привычке чуть ли не на середину на шоссе и стал останавливать машину. Шел дождь и шоссе было мокрым, Афоня поскользнулся и угодил под колеса «сеата» на котором пожилая сеньора, служащая местной телестудии, возвращалась домой с ночной смены. Вот и вся история бесславного мытищинского гангстера, которого неласковая судьба занесла за Пиренеи и бросила под безжалостные колеса автомобиля. В карманах у него нашли российские загранпаспорт, несколько сотен песет и кредитную карточку «Альфа-банка» и бумажку с адресом виллы «Вероника», где он жил. Он не слова не знал ни на одном из иностранных языков и видимо кого-то попросил написать записку, которую он показывал таксистам.
После опознания полицейский отвез гостей в отель «Плаза», где им зарезервировали номера. Это был большой и шумный отель, где останавливались туристы со средним достатком. Фиму поселили в номере, окна которого выходили на площадь, посреди которой возвышалась Арка, окруженная фонтанчиками.