Он знал — это было понятно. Откуда вот только?
— Мы, харитоновские, сильно на тебя злые, — прошипел мужик. — И у тебя есть выбор — прямо сейчас я тебя прирежу, как овцу, и утром твой женишок увидит твои кишки по всей комнате, или ты на нас поработаешь.
— Поработаешь — это как? — медленно спросила я.
Картина с кишками привела меня в полный ужас — если учесть, что этот садист провел ножом мне по животу, вспарывая кожу. Словно делая наметку для будущей ужасной раны.
— А так же, как и с Харитоном, — гнусно захихикал он.
Я чувствовала, как струйки крови стекают по моей коже вниз. Было дико больно. Но еще раз???
— Слушай, мне все равно умирать, — вздохнула я. — Так что — к чему слова? Раньше сядешь — раньше выйдешь. Отмучаюсь хоть, так устала бояться…
— А за женишка своего не боишься?
— А чего за него бояться, с таким — то папой, — равнодушно сказала я.
— Вот только папа нам сильно задолжал за Харитона. И баш на баш нас очень устроит. Пусть говорит спасибо, что его женушку драгоценную не тронем. Нет, все честно — жизнь за жизнь.
— Так а какие счеты, если ты меня сейчас убьешь? — устало спросила я. — Вот тебе и жизнь за жизнь…
— А ты кто такая — то, чтобы твою жизнь считать? — спросил он. — Ты не из Буйволовой семьи, с тобой просто произойдет несчастный случай сейчас.
Хорош несчастный случай… Кишки по всей комнате.
— А женишку мы устроим ту же смерть, что и ты Харитону. Знаешь, как он умер?
Я молчала.
— Он почему — то на ровном месте вдруг не справился с управлением и вылетел за ограждение дороги, — шипел мужик. — Несколько раз перевернулся на склоне, потом взорвался бензобак, и он заживо сгорел. Я его крики из машины до последнего слышал. Ясно тебе, мразь, как твой женишок умрет??? Чего молчишь?
— Думаю, — прошептала я.
— Думай, сучка, думай, — и он провел еще одну линию у меня на животе, поперек прежней, образуя крест.
Кровь полилась интенсивнее.
— Сколько человек мне надо будет убить, если я соглашусь? — превозмогая боль, спросила я.
— Пятерых, — бросил он, все еще ведя линию на животе. Я замерла, боясь вздохнуть или дернуться от жгучей боли. Ведь одно мое неправильное движение — и нож воткнется глубже.
— Красота, — удовлетворенно сказал он, закончив свое дело. Потом он обмакнул палец в рану и с видимым наслаждением пососал.
— Вкусно? — внезапно для себя злобно спросила я.
— Посолить бы, — в тон ответил он. — А у меня и соль есть с собой.
И он деловито выудил из кармана сверточек.
От первых крупинок я взвыла сквозь ладонь, которой он предусмотрительно зажал мой рот.
— Еще раз — и в глаз, ясно? — шепотом рявкнул он, приставляя нож к коже около глаза.
Я судорожно сжала веки и прерывающимся шепотом сказала:
— Я согласна.
Я поняла, что это — садюга. Он мне действительно вырежет глаз, вспорет живот, и потом будет слизывать кровь, соля ее для вкуса. Он непременно сожжет заживо Дэна.
Он на это способен.
У меня не было выхода.
— Давно бы так, — снисходительно сказал он и похлопал меня по животу, вызвав новую волну боли. — Оставляю пакет для тебя, в нем фотографии. Чтобы завтра они все вместе собрались и коллективно отправились на тот свет. Не по одиночке. Ясно?
— А почему так? — прошептала я. — Я не знаю, как это сделать…
— Придумаешь, — жестко отрезал он. — Вместе — это менее подозрительно, если их по разным углам города сжигать. Ясно?
— Буйвола там нет? — с внезапным страхом спросила я.
— А если б был — неужто отказалась б? — усмехнулся он.
Я молчала. Я не знала, какой ответ ему понравится, а какой нет, но я до жути боялась его рассердить. Его соль все еще разъедала мои раны…
— Завтра я не смогу, — прошептала я. — Максимум — послезавтра…
— Завтра! — Рявкнул он.