Вот что нарисую у себя на лице — такой и буду.
— Ну утром — то ты красоткой была, — заметила она. — Может и мне имидж поменяешь? А то уж скучно мне как—то одной и той же ходить.
— Не, — помотала я головой. — Ты от природы темно-русая, у тебя краски в лице есть. То есть у тебя лицо уже есть. Улучшить — ради бога, но нарисовать что угодно, как на моем лице — не получится.
— Да уж…, — покачала она головой, вглядываясь в мое лицо. — Ненакрашенная ты — совсем другой человек… И правда какая — то бесцветная.
— Хо! — вспомнила я. — Это что! У меня случай как — то был! Поехали мы с Саблиными — Танькой да Иркой в деревню к их бабушке. Помнишь Саблиных?
— Помню — помню, подружки твои по школе закадычные, — отмахнулась она. — И что дальше?
— Ну так вот как приехали, тут же вечером пошли в местный клуб на дискотеку. Я расстаралась, личико нарисовала, и все парни были мои.
— Так уж и все? — хмыкнула она. — От скромности не помрешь.
— Не помру, — согласилась я. — Но штук пять на меня точно запали.
— Ну в общем парочка, если говорить точнее.
— Блин, ехидна! — с укором взглянула я на ее радостную физиономию. — Дай дорассказать!
— Все — все, молчу, — закрыла она ладошкой смеющийся рот.
— Вот и помолчи! — кивнула я. — Сказала пять — значит пять. Может даже и шесть — точно не помню, давно это было. Я ведь когда накрашусь — шибко красивая. Ну вот, значит, произвели мы там фурор. На следующий день идем с девчонками с речки, я понятно без макияжа, а нам навстречу — мой самый — самый настойчивый поклонник. Я уж рожу скривила, мол, сейчас пристанет как банный лист, а он взглядом по мне мазнул да принялся с девчонками болтать. Я в непонятках — что за фигня? А он тут этак застенчиво спрашивает, мол, а где Маша — то? Девчонки в полном офигении тычут в меня пальцами, а блею — мол, здравствуй, милок, не признал? А парень стоит столбом, в полном шоке, и изо всех сил в меня всматривается. Потом чего — то бормотнул, сбежал и больше я его и не видела.
— Верю, — кивнула она, внимательно глядя на меня. — С черными волосами и вовсе как не ты.
Тут пискнула микроволновка, Ирка тяжело поднялась, выставила из нее на стол разогретые кусочки пиццы и налила чай.
Снова зазвенел телефон.
— Алло!.. Сдал на Чапаева?.. Двух на два?.. Кого?.. Ясно, молодец.
Она положила трубку и что — то черканула в толстой тетрадке.
— Как работа? — поинтересовалась я.
— Да вот, семь часов с этими наскребли, — расстроено сказала она.
— Ты ж говорила что у тебя одна из сильнейших фирм, а сейчас на заработки жалуешься!
— Ох, Машка, — вздохнула она. — Ты что, думаешь у других дела лучше? Фирм развелось полно, а пирог на всех один, каждый урывает себе по крошке, вот и мучаемся все.
— А раньше что?
— Раньше — то мы спокойно двадцать часов делали. И пятьдесят не редкость было, ну да что теперь говорить… Это было — то год с лишним назад.
— Ясно, — кивнула я. — Купи мне завтра в церкви свечу из белого воска, сварю я в ней деньги и помогу тебе. Только это надо на растущей луне делать.
— Век благодарна буду! — расчувствовалась она. — А то расходов на фирму жуть как много — сотовые, крыша, реклама, квартиру эту оплачиваю, а доходов реально — кот наплакал!
Она схватила кусок пиццы и принялась в расстройстве жевать. Я уж не стала ей говорить что растущая луна начнется только восемнадцатого, почти через две недели.
— На крышу много уходит? — Я тоже взяла себе кусочек пиццы и пододвинула кружку с чаем.
— Пять тысяч ежемесячно дерут, а делать ничего не хотят, — буркнула она.
— Пять тысяч? — подняла я бровь. — Крыши берут десять процентов, значит у тебя заработки — пятьдесят тысяч. Очень неплохо, чего ж жалуешься?
— Пятьдесят тысяч? — усмехнулась она. — Держи губу шире.