Исходная позиция в обоих случаях фальшивая, дурная.
Ольга Дмитриевна с удовольствием слушала мужа, это было именно то, что она так ценила и любила в нем. Конечно, он не только не вынуждает Люду встречаться с нужными людьми, но и сам никогда с ними не встречается, и ход рассуждения был удивительно характерен для него.
– Ты сильно преувеличиваешь, мой милый, – сказала она, – ты действительно ничего ей не запрещал, ты всего лишь высказал свое мнение о человеке, которого ты знаешь больше, чем она. И Люда это правильно поняла. Я думаю даже, что в данном случае она разумнее нас. В самом деле, что произошло? Ничего, в сущности. Задержалась на танцульках, а мы когда то не задерживались? Только тогда танцевали в саду, сейчас танцуют в ресторанах, вот и все.
– Да, – согласился Николай Львович, – ты права и, главное, сама не волнуйся.
Николай Львович успокоил жену, но сам не успокоился: что то тревожило его в этой истории.
7
Ресторан, наконец, закрыли, и Миша со Славкой отправились домой.
Славка рассказывал об оркестре. Среди музыкантов есть люди одаренные, даже талантливые, например, контрабасист, человек с консерваторским образованием, но не смог найти места в настоящем оркестре, их считанное количество, и вот вынужден играть в ресторане, где прилично платят и где кое что перепадает от гостей, заказывающих музыку.
Своим бесстрастным рассказом Славка как бы подчеркивал примитивность своих нынешних интересов, отделял себя от возвышенного мира, в котором живет Миша, жил когда то и он, Славка. Был пионером, комсомолец – и вот пожалуйста: пианист в ресторане «Эрмитаж», играет фокстроты для нэпманов, аферистов и растратчиков, веселит их, ублажает, зато у хозяина бесплатный ужин – правда, не такой, как гостям, а что остается от гостей.
– Не надо делать из этого трагедию, – сказал Миша, – эпизод в биографии артиста. Напрасно тебя это так сильно угнетает.
– Человек не может двадцать четыре часа в сутки визжать от восторга, – возразил Славка.
– Временный, случайный заработок, – продолжил Миша. – Поступишь в консерваторию, получишь стипендию – все переменится. Кстати, завтра в фабричном клубе выступает наша живая газета. Может быть, проведешь? Как, бывало, раньше.
– Не знаю… В котором часу?
– В шесть. Тебе в ресторан к девяти, можешь не оставаться на диспут, проведешь выступление и уедешь.
– О чем диспут?
– Влияние нэпа на молодежь.
– И как с этим бороться? – не без насмешки добавил Славка.
– Да, и как с этим бороться.
– Не знаю… Если не будет сыгровки…
– Не приедешь – проведет Яшка Полонский, – заключил Миша, – а приедешь, я лично буду рад и буду ждать тебя. Постарайся, пожалуйста.
Они подошли к дому.
В воротах стоял Витька Буров.
– Привет!
– Привет! – ответил Славка.
– Здорово! – сказал Миша.
Витька повернулся к Славке.
– Иди домой, Славка, ложись спать.
– Ты меня отправляешь спать? Может быть, еще в постельку уложишь?
– По хорошему говорю: уходи! Нам с ним, – Витька кивнул на Мишу, – поговорить надо.
Миша усмехнулся:
– Славка нам не мешает. Славка, скажи, не будешь мешать? Очень тебя прошу. Не вмешивайся в наш интимный разговор. Что, Витя, ты мне хочешь сказать?
– Еще раз полезешь не в свое дело – схлопочешь! Арцы – и в воду концы!
– И этот грубиян носит имя великого писателя! – Миша насмешливо покачал головой, – кстати, Витька, почему тебя зовут Альфонсом Доде? Ты его читал когда нибудь?
Витька поднял кулак:
– Это видел?
Славка попытался встать между ними.
– Бросьте, ребята, прекратите!
– Отойди! А то и тебе вмажу! – закричал Витька.
– Ты ведь обещал не вмешиваться. – Миша отодвинул Славку. – Дай нам спокойно поговорить. Так вот, Витенька, к твоему сведению: Альфонс Доде был великий французский писатель.