Какая-то птица, забившись в бурелом, громко и уныло вопрошала: «Куда-да вы? Куда-да вы?» — Сюда-да-а! — крикнул Ваня и даже присел от неожиданности: громкое эхо тотчас раскатисто ответило: «…юда-да-а!» Андрей молча озирался. Ему не хотелось кричать. Как-то обстановка не располагала. А лес вокруг шумел мощно и ровно. С деревьев с долгим шорохом сыпались сухие иголки, сучки. Прямо у дороги к толстой сосне была косо прибита доска с крупной надписью: «Эспедиция». Черная стрела указывала направление.
— «Эспедиция»… — не веря своим глазам, перечитал Андрей. — Нарочно, что ли?
— Ученые, академики… — засмеялся Ваня. — У тебя есть химический карандаш?
Карандаш нашелся, и Ваня, соорудив из камней пирамиду, взгромоздился на нее и приписал недостающее «к».
Постояли еще немного. Посмотрели друг на друга. Разом вздохнули.
— Надо идти, — сказал Ваня.
— Тут хорошо, птички поют, — кисло улыбнулся Андрей. Его совсем не радовала встреча с сестрой.
— Чего-то ты скучный стал, — внимательно посмотрел на друга Ваня.
— Да нет, я веселый, — сказал Андрей и неестественно громко хихикнул.
— Тебе чего горевать — к сестре в гости приехал.
— Говорить ты будешь?
— Вот что, Андрюха, я на аэродроме со всеми толковал, а теперь твой черед…
— Я могу все испортить… — испугался Андрей. — Ты же сам не велел мне рот раскрывать.
— Теперь смело раскрывай. Ничего уже не испортишь, — сказал Ваня. — Вон где мы, Андрюшка, с тобой — за Полярным кругом!
Начальник экспедиции Георгий Васильевич Назаров брился, когда микробиолог Валентина Гавриловна привела в палатку двух смиренно потупившихся мальчишек.
— Извините, я сейчас, — сказал Георгий Васильевич, снимая бритвой мыльную пену с покрасневшего подбородка.
— Мы подождем, — улыбнулась Валентина Гавриловна.
Назаров покосился на мальчишек, тихо стоявших у входа, и подумал: «А это еще что за субчики? Рожицы виноватые, но сразу видно: хитрюги… Мальчишки в нашем лагере — это какая-то фантасмогория!» — Вы из Умбы? — спросил он, ловко орудуя бритвой. — На рыбалку?
Андрей, несколько раз отчаянно взмахнув ресницами, уже было раскрыл рот, но сестра сделала ему знак молчать. Она опасалась за своего начальника, как бы он не порезался, услышав, что мальчишки прибыли сюда из самого Ленинграда и совсем не собираются в ближайшее время уезжать обратно.
— Брейтесь-брейтесь, — сказала она.
— Если насчет лодки, то ничего не выйдет, — скрипя широким лезвием опасной бритвы, заговорил Назаров. — Лодок свободных нет. Да и не имею права давать несовершеннолетним.
Начало не предвещало ничего хорошего, и Ваня вдруг подумал, пусть бы этот седоволосый человек еще долго-долго брился… Но Георгий Васильевич вытер холодно блестевшую бритву о клочок газеты, побрызгал на свежее, покрасневшее лицо одеколоном и повернулся к ним.
Назарову лет сорок пять. Густые серебряные волосы и очень моложавое лицо с серыми внимательными глазами. Он в коричневом костюме, белой рубашке с полосатым галстуком. О том, что здесь суровый Север, напоминали лишь просторные резиновые сапоги, в которые были заправлены помятые брюки. Большой палец на руке начальника был обмотан бинтом.
— Уж не с неба ли вы к нам свалились? — спросил Георгий Васильевич. Как всегда после освежающего бритья, настроение приподнялось.
Андрей и Ваня разом взглянули на Валентину Гавриловну: можно говорить или нет?
— У вас потрясающая интуиция, — сказала она. — И все-таки лучше присядьте… Эти сорванцы прилетели из Ленинграда. К нам в экспедицию. Этот черный оболтус с оттопыренными ушами, что хлопает глазами, мой родной брат.
Андрей даже покраснел, но смолчал. Дома бы он такого своей старшей сестренке ни за что не спустил…
— Вы меня разыгрываете… — только и нашелся, что сказать, Георгий Васильевич и начал заметно багроветь.
— Я себя ущипнула, когда десять минут назад увидела их. Выходят себе с рюкзаками из дремучего леса… Как в кино.